– Боже мой! – воскликнула Сабина. – Разве вы ее видели?

– Продолжайте, продолжайте! Что вы сделали, когда эта женщина ушла?

– Я хотела бежать, – продолжала Сабина, – но двери были заперты снаружи. Я слышала веселое пение и музыку. Я думала, что сойду с ума… Я отворила окно… оно выходило в сад…

Сабина остановилась.

– Что ж потом? – спросил Жильбер.

– Говори же! – требовал Доже.

Сабина не отвечала. Опустив голову на обе руки, она оставалась неподвижной.

– Что вы сделали, открыв окно? – спросила Кино.

– Говори же! – вскричал Ролан.

– Сабина! Не скрывай от нас ничего, – прибавила Ни-

сетта.

– Что случилось потом? – спросил Жильбер хриплым голосом.

Сабина опустила обе руки.

– Я не знаю, – сказала она.

– Как?

– Мои последние воспоминания обрываются тут. Что случилось потом – я не знаю… Закрыв глаза и возвращаясь к своим воспоминаниям… я чувствую сильный холод… потом вижу снежный вихрь… и… и…

Сабина остановилась и поднесла руку к своей ране. Слушатели беспокойно переглянулись. Кино, указав на Сабину, сделала знак, чтобы ей дали отдохнуть. Глубокая тишина наступила в комнате. Сабина тихо приподняла голову.

– Вы вспоминаете? – спросил Жильбер.

– Нет! – отвечала девушка.

– Вы не знаете, что случилось в той маленькой комнате после того, как вы отворили окно?

– Нет…

– Не вошел ли кто-нибудь?

– Я не знаю…

– Вы выскочили из окна?

– Кажется… Нет! Я не знаю… Я не могу сказать.

– Однако вы чувствовали, как падал снег?

– Да… Мне кажется… Я вижу, что меня окружают большие белые хлопья… Мне кажется, что они меня ослепляют…

– В саду вы были или на улице? Постарайтесь вспомнить…

– Я ничего не помню…

– Ничего? Вы в этом уверены?

– Ничего, кроме острой боли, которую я почувствовала в груди…

– Так вы не видели, кто вас ранил?

– Нет.

– Перед вами не явилась вдруг тень?

– Я ничего не знаю…

– Как это странно!

– Да, – сказал Доже, – очень странно!

Вновь воцарилось молчание. Непроницаемая тайна, окружавшая это роковое приключение, так и не рассеялась.

Доже и Ролан смотрели на Жильбера. Тот не спускал глаз с Сабины, потом встал, подошел к кровати, взял обе руки девушки и тихо их пожал.

– Сабина, – начал он тихим нежным голосом, – это не опасение нас огорчить, а страх перед воспоминанием мешает вам говорить?

– О нет! – запротестовала Сабина.

– Вы не знаете ничего, кроме того, что вы нам сказали?

– Решительно ничего.

– Вы были ранены вдруг, не зная кем, где и как?

– Я почувствовала холодное железо… и больше ничего! Между той минутой, когда я отворила окно в маленькой комнате, и той, когда я проснулась… я не помню ничего.

– Она говорит правду, – сказала Кино.

– Чистую правду, – подтвердил Жильбер.

В эту минуту пробило на церковных часах девять. При последнем ударе вдали раздалось пение петуха. Жильбер держал руки Сабины.

– Сабина, – сказал он волнуясь, – для того, чтобы прекратить эти муки, раздирающие мое сердце, поклянитесь памятью вашей праведной матери, что вы не знаете, чья рука ранила вас.

Сабина тихо пожала руку Жильберу.

– Мать моя на небе и слышит меня, – сказала она. – Я клянусь перед нею, что я не знаю, кто хотел меня убить.

– Поклянитесь еще, что вы не могли даже предполагать, что вам угрожает что-нибудь.

– Клянусь!

– Еще поклянитесь, что вы не опасаетесь ничего и никого.

– Клянусь! Клянусь матерью, что я не знала и не знаю ничего, что могло бы иметь какое-нибудь отношение к ужасным приключениям прошлой ночи.

– Хорошо, – сказал Жильбер.

Он склонился и поцеловал руку девушки, потом, медленно поднявшись, сказал:

– До свидания.

– Ты уходишь? – спросила Нисетта, испугавшись.

– Я должен идти в мастерскую, милое дитя, – отвечал Жильбер.

– Я иду с тобой, – сказал Ролан.

– Нет, останься здесь. Завтра утром я приду за Нисеттой и узнаю о здоровье Сабины.

Поклонившись всем, Жильбер вышел из комнаты и поспешно спустился вниз по лестнице.

Из дома придворного парикмахера Жильбер отправился на улицу Эшель, сообщавшуюся с площадью Карусель. Улицы были пусты; небо покрыто тучами. Было не очень холодно. Все предвещало близкую оттепель. Снег, растаявший с утра, превратил улицы в болото.

На углу улицы стояла щегольская карета без герба, запряженная прекрасной парой лошадей с кучером без ливреи. Это была одна из тех карет, в которых ездили знатные люди, желая сохранить инкогнито.

Жильбер, закутавшись в плащ, подошел к этой карете. Дверца открылась, Жильбер устремился внутрь, хотя подножки не были опущены; дверца тотчас затворилась. Кучер подобрал вожжи; переднее стекло опустилось.

– Красный Крест! – послышалось из кареты.

Стекло было поднято, карета поехала, увлекаемая быстрой рысью двух прекрасных лошадей. Жильбер сел на заднее сиденье, на переднем сидел мужчина. У кареты не было фонарей, так что невозможно было разглядеть черты лица спутника Жильбера, одетого во все черное.

– Все было сделано сегодня вечером? – спросил Жильбер, между тем как карета переезжала площадь Карусель.

– Все.

– Вы следовали моим указаниям?

– В точности.

– Очень хорошо. А В.?

– Он не выходил целый день.

– Король охотится завтра в лесу Сенар?

– Да.

– Итак, все идет…

– Чудесно!

Жильбер кивнул головой в знак того, что он доволен, потом, наклонившись к своему спутнику, сказал:

– Любезный С., я буду просить вас оказать мне услугу. Не откажете?

– Услугу?! – повторил человек в черном. – Можете ли вы употреблять подобное выражение, когда обращаетесь ко мне?

– Вы говорите так же, как Андре!

– Вы сделали для меня больше, чем для него.

– Я сделал то, что должен был сделать.

– И я сделаю то, что должен, слепо повинуясь. Говорите, любезный А. Позвольте мне так называть вас, а вы называйте меня С. Это воспоминание о 30 января.

– 30 января! – повторил Жильбер, задрожав. – Зачем вы говорите это?

– Чтобы показать вам, что принадлежу вам до последней капли крови. Мне ведь известно все – вы это знаете; и если вас предадут, то подозрение скорее всего падет на меня, потому что мне одному известна ваша тайна. Итак, моя жизнь в ваших руках, и за нее мне нечего бояться…

Жильбер наклонился к своему спутнику и сказал:

– Итак, ты мне полностью доверяешь?

– Абсолютно, настолько, что поверю любому вашему слову.

– Ты согласен действовать?

– Да.

– Ты знаешь Бриссо?

– Эту противную гадину, ремесло которой состоит в том, чтобы расставлять сети честным девушкам и бросать их в бездну разврата?

– Да, речь идет о ней.

– Конечно, я ее знаю.

– Где бы ни была сейчас эта женщина, в полночь она должна находиться у Леонарды. Я не исключаю при этом применения силы…

Карета въехала на улицу Бурбон. С. дернул за шнурок, сообщавшийся с кучером. Тотчас раздалось пение петуха. Карета остановилась, и к дверце подошел человек, скверно одетый, с огромной бородой. Жильбер откинулся в угол кареты, прикрыв лицо складками плаща. С. наклонился вперед. Хотя ночь была темна, однако можно было заметить, что у него на лице черная бархатная маска. Тихо и очень быстро он заговорил с бородачом. Тот слушал внимательно. Закончив говорить, С. прибавил громче:

– Ты понял?

– Да, – отвечал человек с бородой.

– В полночь!

– Будет сделано.

– Ступай же!

Карета быстро понеслась. С. обратился к Жильберу.

– Теперь что? – спросил он.

– Отчет о вчерашних ужинах, – сказал Жильбер.

– Он сделан уже час назад на улице Сонри.

– Прекрасно. Где Мохнатый Петух?

– У Самаритянки.

– Во время пожара в доме Шаролэ он был на улице Барбетт с одиннадцатью курицами?

– Да.

– Напротив улицы Субиз?

– Именно.