А. вложил в замок ключ, отпер дверь, переступил порог и опять запер ее.
Едва сделал он два шага вперед, как раздался оглушительный лай и огромная собака бросилась на него.
– Молчи, Жако! – сказал А., протянув руку.
Собака остановилась, завизжала, вертя хвостом, и начала прыгать около А., продолжая выражать свою радость тихим визгом.
Дверь сторожки отворилась, и в дверях показался человек.
– Это вы, хозяин? – спросил он.
– Да, – ответил А.
– Ну, слава Богу! Как будет рада моя жена видеть вас! Она плакала, опасаясь, что вы не придете.
– Не приду? Разве сегодня не тридцатое января?
– Да! – ответил сторож, перекрестившись.
Неожиданно выскользнув из тени, женщина бросилась на колени перед А. Тот взял ее за руки.
– Мария! – воскликнул он. – Встаньте.
– Нет! Я на коленях благодарю того, кто исполняет волю Бога на земле.
– Молчите, Мария, не говорите так!
– Ваша рука облегчает долю страждущих.
– Молчите, Мария, и встаньте.
Женщина повиновалась. А. снял маску и, наклонившись к Марии, поцеловал ее в лоб.
– Ступайте в дом! – приказал А.
– Вы хотите остаться один на кладбище? – спросила Мария.
– Как обычно.
– Да, но я каждый раз боюсь…
– Разве вы верите в привидения? Мне хотелось бы верить, Мария, и это было бы не опасением, а надеждой! – А. махнул повелительно рукой: – Вернитесь домой!
Оба повиновались. А., закутавшись в плащ, пошел к кладбищу; собака следовала за ним. Снег лежал толстым слоем. На этом ослепительном покрывале возвышались каменные кресты, колонны и решетки. Царствовало глубокое безмолвие. А. шел медленно, твердыми шагами, как человек, знающий дорогу, которой следовало идти по этому лабиринту смерти. В ночной прогулке по кладбищу, покрытому снегом, было что-то зловещее, страшное.
А. остановился перед деревянным крестом и какое-то время оставался неподвижен, сложив руки и склонив голову; потом он опустился на колени и долго молился. Крупные слезы капали из его глаз на сложенные руки. Два часа пробило на часовне Лоретанской Богоматери. А. вздрогнул и вытянул перед собой правую руку, в которой держал золотое кольцо.
– Отец мой, – проговорил он глухим голосом, – вот обручальное кольцо, которое я нынешней ночью снял с пальца моей матери и принес на твою могилу. Тридцать пять лет назад в этот день вы оба были счастливы и будущее улыбалось вам. Двадцать лет назад, в эту самую ночь, в этот самый час вы оба стали жертвами гнусных убийц! На этой могиле, отец мой, я поклялся отомстить! С помощью неба шел я по пути, который должен привести меня к истине. В эту ночь я нашел доказательство. Над этим кольцом, отец мой, которое ты надел на палец моей матери, я повторяю клятву и обещаю исполнить ее. И месть будет беспощадной и будет продолжаться непрерывно до того самого часа, когда Господь соединит меня с тобой!
Сказав это, А. встал и, воздев обе руки над могилой, повторил:
– Клянусь!
Собака, следовавшая за А., оставалась возле него все время, пока он молился, ни разу не заворчав, не сделав ни одного движения. Устремив глаза на А., умное животное точно понимало, что происходило в душе этого человека, стоявшего на коленях перед могилой. Когда А. встал, Жако следил за ним, не трогаясь с места, потом, когда он протянул руки и произнес последние слова, Жако слегка заворчал.
А. медленно вернулся к сторожке; Жако следовал за ним по пятам. А. тихо постучал в дверь и произнес:
– Подойдите сюда, друзья мои!
Сторож и его жена тут же показались в дверях. А. вынул из кармана два кожаных мешочка.
– Андре! – протянул он один мешочек сторожу. – Вот пятьсот луидоров на похороны всех несчастных людей, которые слишком бедны, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
Он обернулся к Марии и продолжал:
– Мария, вот пятьсот луидоров для больных детей и несчастных матерей, а этот кошелек для вас, Мария. В нем лежит пенсия вашей матери за год и сумма, нужная вашему брату для окончания его предприятия.
Две крупные слезы скатились по ее лицу; женщина молитвенно сложила руки.
– Я всегда буду молиться за вас, ведь вы столько делаете для нас!
– Разве вы не сделали для меня больше, чем я смогу когда-нибудь сделать для вас? – спросил А. в сильном волнении. – Не благодаря ли вашим стараниям вот уже два года я преклоняю колени на могиле отца, а в эту ночь наконец отыскал я и могилу моей матери.
– Неужели?! – вскричала Мария.
– Да, сведения, которые вы сообщили мне, были верны.
– О! Нам помогало небо в тот день, когда мы сошлись с
вами.
– Небо сжалилось над моими страданиями. В знак признательности к Его неограниченному милосердию я обязан сострадать мучениям других. Не благодарите же меня, но помогайте и облегчайте участь ближних.
– И по-прежнему сохранять тайну? – спросила Мария.
– Самую строгую, я этого требую! Жив ли я буду или умру, пусть никто не знает, от кого идет эта помощь; пусть ваш отец, ваша мать и ваши дети не узнают никогда – эта тайна должна умереть с нами.
– Ваша воля будет исполнена, – отвечала Мария, поклонившись.
– Прощайте, друзья мои, – сказал А., направляясь к двери.
– Вы пойдете один в такой час, в такую вьюгу?! – вскричала Мария.
– Чего мне бояться?
– Мало ли в Париже шального народа!
– Для разбойников у меня есть золото в кармане, чтобы выкупить свою волю. Если же этого будет недостаточно, у меня за поясом есть пара пистолетов и, кроме того, шпага.
Отворив дверь, А. сделал прощальное движение рукой Андре и Марии и пошел по улице Гранж-Бательер, на которой находилось тогда только три дома, напротив кладбища. Снег не переставал сыпать. А. надел маску и, закутавшись в плащ, пошел быстрыми шагами вдоль высокой стены Люксембургского отеля. Когда он проходил по улице Сен-Фиаукр, вдруг раздалось пение петуха. При громком «кукареку» А. остановился. Его окружили шесть человек. В правой руке у них было по пистолету, а в левой – шпаги с короткими и толстыми клинками. Руки шестого были спрятаны в карманы полукафтана.
Эти шестеро были одеты в лохмотья, а лица их вымазаны красной и черной красками. Ничто не могло быть страшнее этих существ, как будто свалившихся с неба.
А. осмотрелся вокруг, по-видимому без малейшего беспокойства.
– Чего вы хотите? – спросил он твердым голосом, не становясь в оборонительную позицию.
Один из бандитов, руки которого были засунуты в карманы, медленно подошел к нему.
– Не купите ли яичко, сударь? – осведомился он.
Вытянув вперед правую руку, он открыл ладонь, на которой лежало красное яйцо с белым крестом.
– Яйцо? – повторил А.
– Да, двадцать луидоров взамен этого роскошного яйца, которое обеспечит вам спокойствие на всю ночь.
– А если у меня нет двадцати луидоров?
– Мы вас обыщем и возьмем, сколько есть, а затем вам придется погостить у нас, пока не расплатитесь полностью.
– А если у меня их нет?
– Вы в маске, хорошо одеты, у вас наружность дворянина, вы возвращаетесь с какого-нибудь любовного свидания, вы вельможа, стало быть богаты.
– Если ты ошибаешься…
– Я не ошибаюсь. Платите, сударь!
– А если со мною денег больше, чем ты думаешь?
– Я прошу у вас только двадцать луидоров: это наше правило; но если хотите, можете купить безопасность на следующую ночь, взяв другие яйца и заплатив за них.
– Кто мне поручится за мою безопасность?
– Слово Петуха.
– А если я буду защищаться? – спросил А., вдруг раскрыв свой плащ и выхватив два пистолета, заткнутые за пояс. Разбойник не пошевелился; пятеро других тотчас приблизились и окружили А.
– Не сопротивляйся! – крикнул тот, кто назвал себя Петухом. – Плати или умри!
– Я заплачу, – согласился А. и, вынув из кармана двадцать луидоров, протянул их разбойнику; тот взял деньги одной рукой, а другой подал яйцо.
– Квиты! – кивнул он. – Вы можете идти, куда хотите; а если кто-нибудь остановит, то покажите это яйцо – вас пропустят.