— Почему так долго устанавливали это?
— Это не так быстро делается… Да потом нам требовалось время, чтобы кое-что проверить.
— Нашлись подозреваемые?
— Да, — сказал он. — Именно поэтому я и вызвал тебя из деревни… Настя, не хочу тебя пугать, но очень высока возможность того, что и твоя жизнь подвергается опасности.
— Со мной будет все в порядке… Его убили из-за денег?
— Да. Думаю, что да… Нам необходимо поговорить. Прежде всего: никуда не выходи… Нет, наоборот. Сейчас ты выйдешь из офиса и спустишься вниз, к охранникам. Я подъеду буквально через пятнадцать-двадцать минут. До этого времени постарайся ни с кем не контактировать. Ни с кем! Стой возле входа в офис, у всех на виду, и держись поближе к охранникам.
— А чем я кому-то не угодила?
— Потом объясню, — уклонился он. — Ты поняла меня? Ни с кем не контактируй! Я уже выезжаю.
Я посмотрела за окно — дождь все усиливался. И я решила эти пятнадцать минут провести в кабинете. Подойдя к бару, я достала хрустальный фужер, плеснула на дно «мартини» и оглядела нишу в поисках льда. Из глубины бара достала инкрустированную шкатулку и открыла ее. Вместо льда я увидела фотографии. Видимо, еще отец по рассеянности поставил ларец сюда, а убиравшая кабинет секретарша не заметила его, как не замечала до сей поры и я. Подобные фотографии показывал мне раньше Королев. На них была запечатлена я. Изредка встречались и фотографии отца. Я пересматривала снимки с каким-то новым чувством. Как бы там ни было, а все же он пытался заботиться обо мне. Не очень-то считаясь с моим мнением, не слишком заботясь о нравственной стороне, но… Но заботился.
— Как же мы сумели так ошибиться с тобой, отец? — спросила я, разглядывая одну из его фотографий. — Что нам помешало узнать друг друга? Ни у тебя, ни у меня не было семьи… В этом мире у нас не было других близких людей. Но мы, такие близкие, были дальше друг от друга, чем самые разные…
Я невольно вздрогнула, скользнув взглядом по следующей фотографии. Чувствуя, как холодеют пальцы рук, я поднесла фото ближе к глазам, вглядываясь в «размытый» дальний план, и закусила от неожиданности губу: за спиной моего отца стоял Володя. В этом не было сомнений. Он даже был одет в тот же самый костюм, который был на нем в день нашей первой встречи. Я пролистала еще несколько снимков и на двух из них заметила пропущенную мной ранее фигуру телохранителя…
Несколько минут я просто смотрела на снимки, приходя в себя после неожиданно открывшейся мне истины, затем медленно подошла к столу и включила связь с приемной.
— Наташа, — сказала я, — вы когда-нибудь знали… Нет… Соедините меня лучше с Бобровым.
— Одну минутку, — несколько удивленно ответила секретарша, и парой минут спустя в телефонной трубке послышался веселый голос:
— Я слушаю тебя, Настя.
— Семен Викторович, — спросила я, — как вы познакомились с Володей? С Володей Алексеевым…
— Он был телохранителем твоего отца, — ответил удивленный моим вопросом Бобров. — Сопровождал его почти во всех поездках… А ты что, не знала?..
— Как я могла знать об этом, если никто ничего мне не сказал?!
— Я думал, тебе известно… Он же есть в списках службы безопасности концерна… А что случилось?
— Едва не случилось, — резко заметила я. — Не понимаю, в чем дело, но все это болото, в которое я сдуру залезла, провоняло таким «ароматом» лжи и притворства, что… что с такими «защитниками» и «соратниками» меня могли прибить в каком-нибудь темном переулке в любую минуту. Или устроить аварию, как и отцу…
— Ав… Аварию?! — опешил он. — Аварию устроили?..
— Лучше бы я никогда всего этого не знала, — горько сказала я. — У меня была своя, пусть и не самая шикарная, но зато своя, нормальная и честная жизнь. Без всяких игр и «полутонов», без интриг и без предательства… А теперь я не верю никому…
— Подожди, подожди… Такты хочешь сказать, что его… его убили?!
— Вы поразительно догадливы, — сказала я и бросила трубку.
Немного успокоившись, я оглядела кабинет более внимательно. «Если осталась шкатулка с фотографиями, — подумала я, — может остаться незамеченным и что-нибудь еще… Изменили, переставили и заменили почти все… Но ведь шкатулка осталась…»
Я подошла к столу, выдвинула все ящики, внимательно осматривая их содержимое, пошарила под днищем, проверяя, нет ли там тайника, кропотливо осмотрела стенные шкафы, еще раз заглянула в сейф, открыла даже крышку телевизора и проверила обивку кресла, но больше ничего интересного для себя не обнаружила.
«Знать бы, что искать, — подумала я. — Нет, это все бесполезно. Нужно сперва поговорить с Клюшкиным… Эх, отец, отец… Как же ты, такой опытный и сильный, позволил совладать с собой?.. Но если это убийство, я приложу все силы, чтобы найти их, отец. Как бы там ни было, как бы ни складывались наши отношения, но…»
Мой взгляд привлекла висевшая на стене картина. Скорее интуитивно, чем сознательно, я подошла и засунула за холст руку. Пальцы наткнулись на приклеенный к оборотной стороне металлический прямоугольник. С трудом сдерживая радостный вскрик, я извлекла на свет…
Что это было, я поняла сразу. В последнее время все газеты вопили о буквально захлестнувшей город волне фальшивой валюты. Франки, марки, доллары хлынули в Россию рекой, отличимые подчас от настоящих лишь проведением серьезной экспертизы. То, что я держала в руках, называлось матрицей. Передо мной была «лицевая» сторона стодолларовой купюры. Я засунула руку за картину, отыскивая «вторую часть», но больше в тайнике ничего не было.
«Как же так? — обиженно подумала я. — Как же так, отец?! Почему ты взялся за это? Я только-только начала узнавать и понимать тебя… Я начинала уважать тебя, а ты?.. Как же ты мог? Деньги? У тебя же были деньги! У тебя было много денег!.. Верить?.. А как же не верить, если я держу матрицу в руках?.. Что делать теперь? Сказать Клюшкину или нет? Если скажу, имя отца навсегда покроет клеймо преступника… Да и концерну не поздоровится… А если нет — могут не найти преступников, и отец навсегда останется неотомщенным… Ах, как же все переплелось… В течение нескольких часов я потеряла и человека, который был мне небезразличен, и отца… Почти нашла и потеряла вновь…»
Я сунула тяжелую матрицу в сумочку, спустилась по лестнице и вышла на улицу. В ста метрах от дверей офиса стояла черная иномарка с тонированными стеклами. Я направилась к ней, все еще не зная — стоит рассказывать Клюшкину о своей находке или нет. Дверца машины приветливо распахнулась, я сделала еще один шаг и…
Кто-то сильно схватил меня сзади за плечи и, прежде чем я успела крикнуть, толкнул вперед, в салон машины. Как только я оказалась внутри, машина рванула с места так, что державший меня человек едва успел запрыгнуть следом.
В ярости я оглянулась на своего похитителя…
— Я так и думала, что это ты, — сказала я Володе. — Мерзавец! Подонок!..
Широко размахнувшись, я что было сил влепила ему пощечину. Белый след пятерни выступил у него на коже даже сквозь густой загар. Он отшатнулся, но промолчал.
— Ну и сколько ты с этого получишь? — с презрением спросила я. — Сколько они тебе заплатят?!
— Четыреста пятьдесят долларов, как вы и договорились, — послышался насмешливый голос с переднего сиденья. — Кстати, мне очень понравилась ваша хватка, Настя. Володя, да и Бобров тоже, не слишком «зубастые акулы», но ведь: «большой путь начинается с одного шага», не так ли? И я полагаю, вы скоро научитесь оперировать большими суммами так же хорошо, как и малыми.
Сидевший впереди Кулагин повернулся ко мне:
— Здравствуй, девочка. Вот и свиделись вновь…
Я лишь покачала головой, разглядев за рулем машины угрюмо нахмурившегося Королева.
— Пауки в банке, — сказала я. — Мне очень жаль моего отца, который не сумел разглядеть, кто именно называет себя его друзьями… Но что я вам всем обещаю: если каким-то чудом я останусь жива — я вас раздавлю! И поверьте: это у меня получится…
От такой наглости у Кулагина заметно вытянулось лицо. Потом он громко расхохотался и хлопнул Королева по плечу:
