– Вот так, судя по описанию нашего резидента в Берлине, выглядит эта загадочная книга.

Джеральд не успел ответить, как сидевшая рядом Анна неожиданно воскликнула:

– Боже!

Мужчины бросились к ней.

– Что? Что с тобой, Анна? – испуганно пролепетал Джеральд.

– Эта… Эта книга… Я знаю, где она…

Гражданин Осепчук был человеком маленьким и незаметным. По крайней мере, так ему казалось. Он старался не выделяться на улице среди редких прохожих, для чего даже надвинул кепку на самые брови. Пройдя половину Сретенки, Осепчук остановился возле киоска и начал рассматривать открытки. На нитке в грязном окошке висели черно-белые портреты звезд советского кинематографа: Крючков, Орлова, Алейников, Целиковская, Серова, Ладынина… Осепчук ткнул пальцем в последнюю и бросил мелочь на прилавок.

– Дайте мне вот эту, – попросил он продавца, а затем добавил: – И конверт.

Расплатившись, Осепчук отодвинулся от окошка и тут же, на прилавке, что-то написал на конверте. Затем, вложив в него открытку с портретом Ладыниной, он огляделся в поисках почтового ящика. Обнаружив его на ближайшей стене, Осепчук подошел и, бросив письмо, засеменил по бульварам, насвистывая что-то себе под нос.

Едва он завернул за угол, его взгляду открылась ужасающая картина: торгующие с рук граждане заполнили не только Центральный рынок, они трясли своим барахлом даже на мостовой, не давая проехать машинам в самом центре Москвы – на Цветном бульваре. Осепчук протиснулся сквозь ватники, платки, косынки, танкистские шлемы, бескозырки и стал бродить от ряда к ряду. Хриплое пение, матерщина, запах махорки и водки, мешки, чемоданы, авоськи, кульки и свертки, грязь под ногами, валяющиеся на земле пьяные – все это напоминало огромный копошащийся муравейник. Неожиданно Осепчук заметил одноногого моряка, торгующего папиросами «Беломорканал» и одеколоном «Шипр». Инвалид хитро поглядывал на подошедшего гражданина и чему-то ухмылялся. Осепчук ухмыльнулся в ответ и хотел было уйти, но торговец поманил его пальцем, и глаза его при этом странно забегали.

– Что ищешь, браток? – спросил инвалид.

– Чего ищу? – переспросил Осепчук. – Да так, пустяк один.

Морячок понимающе кивнул.

– Волыну? Могу устроить.

Осепчук вопросительно посмотрел на инвалида, но тот незаметно махнул культей в сторону заколоченного ларька.

– Туды топай.

За ларьком, возле небольшого костерка, на куче тряпья сидели трое мужиков бандитского вида. Они разом подняли глаза на Осепчука. А когда тот присел возле костра и протянул руки к огню, один из них хмуро процедил:

– Чего шукаешь? Осепчук промолчал.

– Маслят брать будешь?

Покупатель понял, что попал как раз по адресу, и молча кивнул.

– Покажь хрусты, – приказал хрипатый малый, блеснув при этом металлической фиксой.

Осепчук извлек из-за пазухи деньги и тут же засунул их обратно. В ответ, как по волшебству, на ящике из-под картошки появился белый сверток.

– Шпалер – пятьсот, маслята – полтос, – прохрипел фиксатый.

Осепчук развернул тряпицу и провел рукой по дулу новенького «-ТТ-»…

Часом позже на Гоголевском бульваре, недалеко от дома Василия Сталина, появились два летчика. Один имел погоны майора, другой – капитана. У обоих на кителях нарядно сверкали многочисленные ордена. Они несли легкие фанерные чемоданчики. Оба военных вошли во двор на противоположной от сталинского дома стороне и осмотрелись в поисках нужного подъезда. Поднявшись по лестнице, они остановились возле одной из квартир. Майор нажал на звонок. За дверью послышались шаги, и чей-то голос спросил:

– Вам кого?

– Скажите, а Крючков уехал в эвакуацию? За дверью воцарилось молчание.

– Скажите, а Крючков уехал в эвакуацию?! – более настойчиво повторили свой вопрос визитеры.

– Нет, – послышалось из-за двери. – Но он переехал в Сокольники.

Ответ успокоил летчиков.

– А где я могу узнать его новый адрес? – прозвучал новый вопрос.

Дверь открылась только на величину цепочки.

– Закурить не найдется?

Один из летчиков вынул и раскрыл портсигар. В нем лежали обычные папиросы, но к внутренней стенке крышки была приклеена фотография актрисы Ладыниной, точь-в-точь такая же, как и та, что покупал Осепчук.

Рука забрала портсигар, и только после этого дверь распахнулась полностью.

– Заходите, – донеслось из коридора. Офицеры огляделись и вошли в квартиру…

Алексей Казарин пересек бывшую Императорскую площадь в Кремле и зашел в так называемый Ворошиловский подъезд. Поднявшись на третий этаж, он подошел к шапи-линской квартире и по довоенной привычке ткнул три раза в звонок. Дверь распахнулась, на пороге стояла Вера Чугунова с глазами, красными от слез. Несколько недель назад заместитель наркома по вооружению Сергей Васильевич Чутунов и его жена попали под бомбежку. Так Вера в одночасье стала сиротой. По старой большевистской традиции заботу о дочери боевого друга взял на себя Петр Саввич, и Вера перебралась в дом Шапилиных.

Увидев Казарина, она заставила себя улыбнуться.

– Привет, Алеша.

– Привет. – Он вошел в прихожую и снял фуражку. – Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Вера что-то хотела сказать, но передумала и лишь кивнула в сторону кабинета.

– Петр Саввич тебя ждет.

Алексей попытался взять ее за руку, но Вера отвернулась, и слезы вновь потекли по ее лицу.

Когда Казарин зашел в кабинет, Шапилин говорил по телефону:

– Это точно?! Ошибки быть не может? Ладно, действуй по обстановке. Ежели что, сразу докладывай мне лично. Разрешаю-разрешаю. Все! Отбой.

Шапилин положил трубку, расстегнул ворот френча и выдохнул, как будто с его плеч упала тонна груза.

– Ну, Вася… – пробормотал генерал. – Ну… Последние слова заставили Лешку побледнеть.

– Что, с Васей что-нибудь?

– «Что-нибудь»! – Голос Шапилина дрожал от возмущения. – Представляешь, звонок с аэродрома: так, мол, и так, «при посадке разбился самолет полковника Сталина Василия Иосифовича». Как тебе?

Лешка, не мигая, смотрел на тестя.

– Цел? – едва прошептал он.

– Какое там! Подломилось шасси, самолет кувыркался, будто в цирке… Еле тело вытащили…