Читать все это было невероятно противно. Соре рассказал и о том, как увидел картину в отеле. О том, что, вероятно, «она сыграла какую-то роль в убийстве хозяина гостиницы, владельца картины». Редактор оставил этот пассаж, однако не стал углубляться в дальнейшие подробности. «Проводится полицейское расследование». Это лапидарное высказывание газета не комментировала. Об убийстве Луака Пеннека в статье и интервью не было ни слова.

Событие стало достоянием гласности. Дюпен заметил, как при его появлении начали оживленно шушукаться между собой посетители «Адмирала», но комиссар настолько устал, что решил не обращать на это внимания. Жирар, естественно, тоже прочитал статью, но сказал лишь: «Ну и дела!» – здороваясь с Дюпеном, и «Ничего, все будет нормально», подавая первую чашку кофе.

Правда, о чем Соре говорил очень подробно, так это о намерении подарить картину музею Орсэ. «В нашем разговоре господин Пеннек высказал благородное намерение сделать картину достоянием всего мира – передать ее в дар музею Орсэ. Таково было его твердое желание». В интервью об этом было сказано дважды, и журналист в своих комментариях тоже несколько раз касался этой темы, и Дюпен сначала не понял почему. Потом до него дошло, что Соре поступил очень умно. Он хотел добиться гарантии того, что и после смерти Пьера-Луи Пеннека картина будет передана музею Орсэ. Этому дару не должно было помешать драматичное изменение обстоятельств – трагическая смерть владельца картины. Таким образом, Шарль Соре столь утонченным способом надавил на наследников, хотя и не знал, кому переходят права на картину и заверил ли Пеннек свою волю нотариально или нет. Соре хотел манипулировать наследниками, создать для них иную реальность по собственному усмотрению. Короче, он должен был так поступить, иначе все это начинание закончилось бы крахом. Если бы дарение не состоялось, Соре выставил бы себя на всеобщее посмешище. Дюпен невольно улыбнулся. Первое приятное ощущение за сегодняшнее утро. Когда Дюпен впервые встретился с Катрин Пеннек, на нее было практически нечем повлиять, абсолютно нечем. И вот теперь ситуация (при этом сам Соре об этом не знает) стала совершенно абсурдной и, судя по всему, таковой и останется. Собственно, картины не было, было лишь две копии. Соре ничего не знал о краже картины.

«Уэст-Франс» на первой странице сообщила о смерти Луака Пеннека. Заметка была бесцветной и какой-то растерянной. У Дюпена даже возникло ощущение, что эта смерть вообще никого в Понт-Авене не интересовала. Автор заметки не высказывал никаких предположений. Вся статья была лишь констатацией факта смерти. «Луак Пеннек погиб всего лишь через два дня после убийства своего отца». Было также, естественно, сказано, что полиция проводит расследование. В одном месте, правда, было написано, что «это большая трагедия, необъяснимым образом поразившая в течение короткого времени старинное бретонское семейство». Удивительно, что журналист даже не попытался связать воедино все эти драматические события. Кто-то боялся высказаться и ждал появления новой, более надежной информации. Местная пресса, должно быть, испытывала трепет в отношении подобных событий. Дюпен был незнаком с редактором «Уэст-Франс» – он недавно сменился. А редакция «Уэст-Франс» помещалась в Конкарно в покосившемся от штормов рыбацком домике на берегу гавани в сотне метров от «Адмирала», и Дюпен неплохо знал некоторых репортеров и редакторов.

Так обстояло дело с новостями. Теперь еще и этот вопрос будет занимать Дюпена сегодня и все последующие дни. Естественно, все прочитают эти злосчастные статьи. Выходя из дома, Дюпен выключил звуковой сигнал своего мобильного телефона, и теперь, оставив, как всегда, купюру на пластиковой тарелке и достав трубку, он увидел, что за это время ему позвонили шесть человек. У Дюпена не было ни малейшего желания смотреть, кто это был. Он и так догадывался. Настроение от этого стало совсем скверным. Надо срочно взять себя в руки.

Дюпен настолько вчера устал, что не помнил, куда поставил машину. В Париже эта топографическая тупость порой просто сводила его с ума, когда он мог битых несколько часов потратить на поиски своего «ситроена». Вот и сейчас Дюпен обежал несколько улочек, чтобы в конце концов обнаружить авто в десяти метрах от дома.

Усевшись в машину, Дюпен сразу потянулся к телефону.

– Риваль?

– Господин комиссар. С вами немедленно хочет поговорить префект. Он – скажем так – несколько раздражен. Он пытался дозвониться до вас и уже два раза звонил Кадегу и Нольвенн.

– Где вы сейчас?

– В отеле, я только что приехал.

– Что с Бовуа?

– Ничего хорошего. Его задержали на ночь как подозреваемого. Но все оказалось очень сложно – у него очень противный и въедливый адвокат. Потребовалось довольно много времени, пока мы не получили решение суда.

– Когда мы сможем его допросить?

– Уже сегодня утром. Вы приедете?

– Нет, я пока останусь здесь.

Дюпену сейчас хотелось одного: разобраться в причинах своего беспокойства.

– Поезжайте вы, – произнес Дюпен и на мгновение задумался. – Хотя нет, вы мне понадобитесь, пошлите Кадега. Он там?

Кадег был очень строг на допросах, и Дюпен решил оставить в резерве Риваля.

– Да, мы уже это обговорили между собой. Он хотел заняться маленькой комнаткой рядом с номером Пеннека. Правда, мы уже осматривали эту комнату в первые дни. Но сейчас, как я понимаю, речь идет о каких-то определенных предметах?

– Поднимитесь наверх, я хочу сам поговорить с ним.

– С Кадегом?

– Да.

– Хорошо.

Дюпен слышал, как Риваль поднимается по лестнице.

– Вы займитесь комнатой вместо Кадега. Еще раз внимательно ее осмотрите. Еще важнее: опросите мадам Лажу, мадам Мендю, мадам Канн и других. Мы должны узнать, не было ли в этой комнате копии второго «Видения».

– Я займусь этим.

– Мне бы хотелось, кроме того, обыскать музей, в особенности подвал.

– Для чего?

– Может быть, нам удастся найти что-нибудь важное – например, оригинал или другие копии. Пусть картину осмотрит Реглас и снимет с нее отпечатки пальцев. Бовуа утверждает, что она висела в ресторане, когда он ее похитил. Если он говорит правду, это значит, что копию в ресторан повесил убийца.

– Я сейчас же позвоню Регласу.

Дюпен вдруг вспомнил, что вчера забыл сообщить Регласу, что беседа с Соре сделала излишней криминалистическое исследование рам. Реглас наверняка сегодня утром прочитал статью о картине Гогена и должен исходить теперь из того, что в ресторане висела именно та картина. О копии Реглас ничего не знает, а поиски отпечатков пальцев вчера на утесах едва ли его сильно вдохновляли.

– Скажите Регласу, чтобы он прекратил поиск отпечатков на рамах. Появились новые данные… Впрочем, в подробности не входите.

– Будет сделано.

– Через двадцать минут я хочу встретиться с Андре Пеннеком… ну, скажем, в кафе для завтраков.

– Хорошо. Я стою рядом с инспектором Кадегом. Передаю ему трубку.

– Кадег?

– Да, я…

– Слушайте меня: я хочу дать вам особое поручение. – Дюпен был уверен, что такая преамбула понравится Кадегу. – Вы сейчас поедете в Кемпер и допросите Бовуа. Риваль расскажет вам о событиях вчерашнего вечера. Допрос ведите напористо и агрессивно, понимаете? Я хочу знать, что он делал в последние дни, все и во всех мельчайших подробностях. Мне надо, чтобы в подтверждение алиби он называл свидетелей. Настаивайте на этом. Заставьте его повторять одно и то же дважды и трижды и обращайте внимание на все мелочи!

Какое-то время в трубке было тихо.

– Я вас понял, – произнес наконец инспектор.

– Это очень важно, Кадег, сделайте все возможное, чтобы мы знали все, буквально все, что господин Бовуа может рассказать по этому делу.

– Можете на меня положиться. Да, вам надо немедленно связаться с префектом Локмарьякером. Он звонил мне дважды. Префект сильно раздражен тем, что узнал о картине из газет.

– Секунду, Кадег, чертовщина какая-то. Нет, это просто невыносимо…