– Дядя Асадолла, перед вами человек, принявший твердое решение. Не надо шутить.

– Ну хорошо, а способ ты тоже выбрал?

– Пока нет, но какой-нибудь найду.

– Загляни вечерком ко мне, я тебе подберу что-нибудь повернее и без боли.

Потом с мрачным и серьезным видом он добавил:

– Прости тебя господь! Ты был парень неплохой. Пусть на твоем могильном камне начертают: «Добрые люди мира сего иль те, что родятся после того! Тот, кто во прахе почил, это я, кто в Сан-Франциско не был, бедный я! Пусть этот мир будет добрым для вас, путь в Сан-Франциско откроет для вас!»

В это время раздался голос доктора Насера оль-Хокама:

– Как только машина придет, будем переносить… Этот укол немного привел его в себя, но случай такой, что нужно принимать капитальные меры.

Через несколько минут сообщили, что такси ждет у ворот. По указанию доктора принесли походную кровать. Дядюшку осторожно уложили на нее. Маш-Касем и двое других слуг подняли эти импровизированные носилки.

Таким способом дядюшку доставили к воротам сада. Когда носилки опустили на землю, чтобы снять с них больного и перенести его в машину, он вдруг открыл глаза и начал дико озираться, а потом еле слышно произнес:

– Где я?.. Что случилось? Куда меня несут?

Дядя Полковник, стоявший ближе всех, ответил:

– Братец, у вас сердечный приступ. Доктор сказал, чтобы мы отвезли вас в больницу.

– В больницу? Меня в больницу?

– Жить вам не тужить, жить вам не тужить, ничего серьезного, просто может статься, что потребуются средства, которых здесь нет. Возможно, кислород…

Дядюшка расслабленно молчал, потом вдруг взревел:

– Нет, неправильно, нельзя меня в больницу! Кто вам сказал, чтоб меня туда везти? Хотите барашка волкам на растерзание отдать?.. Хотите передать меня в руки англичан?

Вопли дядюшки слились с выкриками родных. Почти все считали, что, вопреки дядюшкиной воле, следует насильно отправить его в больницу. Бурное обсуждение было в самом разгаре, когда появились мои родители,

– Ох, господи, да что же это? – вскрикнула мать. – Что случилось, братец?

Все опять зашумели, пытаясь объяснить, что произошло. Дядюшка, по-прежнему лежавший на носилках, увидев отца, отчаянно простонал:

– На помощь, брат!.. Эти дураки убить меня хотят. Англичане, словно волки лютые, по городу рыщут, до меня добираются, а они хотят меня в больницу отдать!

– Этого делать нельзя! – категорически объявил мой отец. – Пока англичане в Тегеране, нежелательно отправлять агу в больницу. Вызовите врача на дом.

– Жить вам не тужить! – вмешался доктор Насер оль-Хокама. – Но, возможно, потребуется аппаратура, которой здесь нет.

– Доставьте домой всю аппаратуру, – отрезал отец. – Я беру расходы на себя.

Дядюшкин взор увлажнился слезой благодарности, Он с облегчением закрыл глаза.

– Здравствуй.

– Здравствуй, Лейли, как ты поживаешь?

– Иди сюда, я тебе что-то скажу.

Лейли говорила быстро, она была бледна, ее черные глаза выражали необычное волнение. Я поспешил за ней, мы почти бегом укрылись в розовой беседке.

– Говори, Лейли, что случилось? Состояние дядюшки…

– Маш-Касем послал за тобой.

– Маш-Касем?

– Да! Папа, боже избавь, немного не в своем уме… Утром вдруг погнался за Маш-Касемом с ружьем. Хотел убить беднягу…

От удивления широко раскрыв глаза, я прервал ее:

– Убить?.. Почему, что Маш-Касем натворил?

– Папа говорит, он английский шпион.

Я чуть не расхохотался. Но при виде взволнованного личика Лейли у меня перехватило дыхание.

– Что? Маш-Касем – английский шпион?.. Ты шутишь?

– Нет, сейчас не до шуток. Он за ним с ружьем погнался. Если бы бедняжка не убежал, наверное, убил бы…

– А сейчас как?

– Сейчас Маш-Касем забрался на кухню, закрылся там, а выйти не смеет, боится. Через дверь тихонько сказал мне, чтобы я тебе передала: беги скорей за твоим отцом и Асадолла-мирзой, пусть придут к нему на помощь,

– А ты что?

– Я хотела словечко сказать, но папа так на меня закричал, что я перепугалась насмерть… Он все время ходит по двору с винтовкой и бормочет что-то непонятное.

– Ну ладно, возвращайся, только будь осторожна, а я сбегаю за ними.

Было утро пятницы. Отец ушел из дома, пока я еще спал. Я со всех ног кинулся к. дому Асадолла-мирзы.

Прошло уж около двух недель, как я бросил петарду в дом дяди Полковника. Дядюшка Наполеон несколько дней провел в постели. Врачи-специалисты – кардиолог и невропатолог – наблюдали за ним на дому. Кардиолог был твердо убежден, что причина дядюшкиной болезни – нарушение сердечной деятельности, а невропатолог говорил, что кардиолог ничего не смыслит и что причина всему – нервное расстройство. Через неделю состояние дядюшки под влиянием успокоительных средств и наркотиков немного улучшилось, но он не допускал к себе никого, кроме моего отца и изредка – Асадолла-мирзы, а когда другие родные приходили навестить его, тотчас засыпал.

Теперь только сильные лекарства могли подавить владевшее им нервное беспокойство, когда же срок действия микстур и пилюль истекал, он начинал кричать и охать. Везде ему мерещились пособники англичан.

Я жалел дядюшку, но еще больше волновался за Лейли: глаза ее не просыхали от слез, бедная девочка так любила отца. Переживания Лейли заставили меня совсем позабыть о собственных заботах и огорчениях.

Асадолла-мирза спал, и старуха прислуга не хотела пускать меня в дом. Но я так просил и молил ее, что она смилостивилась.

Когда Асадолла-мирза услышал мой голос, он крикнул через дверь спальни:

– Посиди минуточку в гостиной, я сейчас приду!

– Дядя Асадолла, откройте, у меня очень важное дело.

– Моменто, подожди, я приведу себя в порядок.

– Какой там порядок, – перебил я, – когда жизнь человека в опасности! Впустите меня!

– Говорю тебе, посиди в гостиной, я сейчас… Пока приготовишь все, что нужно для самоубийства, я приду…

Асадолла-мирза намекал на мои слова, сказанные ему несколько дней назад. Но с тех пор роковое решение было вытеснено тревогой за Лейли… Однако сейчас приходилось смириться и ждать – к тому, же по доносившемуся из спальни шушуканью я понял, что князь там не один.

Через несколько минут Асадолла-мирза в красном шелковом халате вошел в гостиную. Не дав мне и рта раскрыть, он затараторил:

– Ну что, сегодня в добрый час и приступишь? Я-то рассчитывал, может, ты передумаешь, в Сан-Франциско смотаешься. Но – дело твое. Если человек не ездит в Сан-Франциско, ему, конечно, на этом свете задерживаться незачем. Чем скорее он покончит счеты с жизнью, тем лучше.

– Нет, дядя Асадолла, Лейли очень волнуется, я не могу сейчас думать о себе…

– Ну, понятно. Бедная детка заждалась совсем. У нее вся душа изболелась.

– Дядя Асадолла, да не обо мне речь, а о Маш-Касеме. Бедный Маш-Касем…

– Моменто, моменто… Маш-Касем в Сан-Франциско? Этот гиясабадец и то раньше тебя…

– Да нет, дядюшка хочет убить Маш-Касема.

– Из-за Сан-Франциско?

– Нет, из-за того, что он английский шпион.

Асадолла-мирза громко расхохотался:

– Наверно, нашел у него в кармане телеграмму: Черчилль из Лондона в Гиясабад послал.

– Не знаю, что он там нашел, но сегодня дядюшка схватил винтовку и погнался за ним. А тот от страха спрятался на кухне и запер изнутри дверь. Через дверь упросил Лейли, чтобы я привел туда вас и отца… Потому что дядюшка с ружьем в руках поджидает его во дворе.

– Ну ладно, ступай, я через часок подойду.

– Дядя Асадолла, разрешите мне остаться, вместе пойдем. Ведь отца дома нет, а потом может уже поздно оказаться.

Асадолла-мирза поскреб в затылке:

– Ну, я же не могу… договорился, что… в общем, архитектор должен прийти, у меня на кухне потолок обвалился.

В этот момент из спальни послышался нежный женский голосок: