– Не волнуйся. Слово даю, я вообще к Пури не притронусь. Маш-Касем, а почему они в такое время?..
– Потому что в это время дома никого нет. Дети в школе, кто служит – на службу ушли.
– Пури тоже служит.
– Ей-богу, не знаю, как это вышло, только сегодня господин Полковник велел ему в контору не ходить. Тут я и сообразил, чем дело пахнет.
К счастью, от школы до дома было близко, так что мы добрались очень быстро. Я так жал на педали велосипеда, что совсем запыхался. В начале нашего переулка я ссадил Маш-Касема:
– Маш-Касем, прежде всего надо проверить, пришла Ахтар в дом дяди Полковника или нет.
– Нет, милок, ты сперва скажи, что делать собрался. Беспокойно мне что-то.
– Слово даю, никакого вреда Пури не будет. Я только, как увижу, что до крайности доходит, подниму шум, чтобы он не мог совершить такого бесчестья.
– Ай, молодец! Сильно мне нравится, когда честью дорожат. Ничего-то важнее чести нет. Вот один мой земляк…
– Маш-Касем, после расскажешь… Ты сейчас пойди посмотри, как там? А я – полезу на крышу, оттуда загляну в дом дяди Полковника.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Когда я вбежал в дом, отец с матерью как раз собирались уходить.
– Что ты так рано вернулся?
– У нас сегодня учитель заболел, урока не было. А вы куда?
– Фаррохлега-ханум прихворнула, идем навестить ее, – ответила мать. – Хочешь, пошли с нами.
– Нет, у меня уроков много.
– Виноград я в холодном месте, около крана, оставила, захочешь – возьмешь.
С этими словами они ушли, что было весьма кстати. Дело в том, что из окна моей комнаты можно было вылезти на кровлю бани, пройти по узкому карнизу, добраться до уступа стены, а оттуда – заглянуть во внутренний двор дома дяди Полковника. Однако, проделав все это, я, вопреки ожиданиям, не обнаружил там Ахтар. Только Пури, обвязавшись лонгом, купался в бассейне. Я вернулся к себе.
За день до этого я взял у своего одноклассника четыре петарды. Каждая из них была с грецкий орех величиной. Не знаю, из чего они были сделаны, но, чтобы взорвать, их надо было бросить оземь. Рассчитывая произвести побольше шума, я завернул все четыре петарды в тряпку, обмотал ниткой, потом, покончив с заготовкой боеприпасов, вышел в сад. Из-за деревьев послышался голос Маш-Касема, он звал меня и, едва я приблизился, прошептал:
– Голубчик ты мой, бегу тебе сказать. Я сейчас стоял у ворот с чистильщиком, а сам все в ту сторону поглядывал. Гляжу, Ахтар в полном параде, в цветной чадре, через сад чешет. Проследил я за ней, вижу, в дом Полковника наладилась…
– Спасибо, Маш-Касем, спасибо тебе.
Я хотел бежать на свой пост, но Маш-Касем удержал меня:
– Будь осторожен, родимый, ежели Полковник узнает, прикончит он тебя!
– Я осторожно, Маш-Касем. А ты, пожалуйста, сходи к Асадолла-мирзе, как-нибудь сделай, чтобы он сюда пришел: если что – пусть меня вызволит.
– Он еще, наверно, со службы не вернулся.
– Ну, когда вернется.
С этими словами я поспешил в свою комнату, сунул в карман петарду и тем же путем пробрался на облюбованное место.
На Ахтар было зеленое платье с глубоким вырезом. Чадру с пестрым узором по белому полю она опустила на плечи и так восседала в плетеном кресле посреди цветника. Пури облачился в полосатую фланелевую пижаму, от чего его лошадиная физиономия и тощая фигура казались еще длиннее. Разговор пока шел вполне официальный:
– Я вам очень благодарна буду, господин Пури-хан, если вы мне с этим делом поможете.
– А как же в прошлом году? – пришепетывая, спрашивал Пури. – В прошлом году с него брали такой же налог?
– Нет, в прошлом году у него знакомый нашелся, все ему устроил. Он намного меньше уплатил.
– Так вы, пожалуйста, приходите завтра-послезавтра ко мне в управление, я посмотрю, что можно сделать. Надо взглянуть на его карточку.
Ахтар, обмахиваясь краем чадры, которую она совсем спустила, проговорила:
– Сил нет, до чего же жарко!
Ясное дело – она хотела привлечь внимание Пури к своим голым рукам и пышной груди. Но Пури, ничего не замечая, ответил:
– Хотите, я принесу вам стакан холодного вишневого шербета?
– Мне бы хотелось стаканчик пива или вина… Того вина, которым ваш отец в прошлый раз нас угощал.
– К сожалению, отец убирает вино в кладовую, а дверь запирает.
– Наверно, боится, как бы вы все не выпили!
– Нет, я вообще не пью.
Ахтар засмеялась:
– Так я и поверила! Когда девушкам свиданье в кафе назначаете, шипучку заказываете небось?
Лошадиная физиономия Пури покраснела. Смущенно фыркнув, он опустил голову:
– Ничего я такого не умею.
– Да ладно, хватит притворяться-то! Такой видный, красивый молодой человек, а не умеет! Даже если вы сами не желаете, женщины вас в покое не оставят.
– Помилуйте!
– А теперь сходи поищи, может, осталось где-нибудь то винцо.
Пури встал и, направляясь к двери, возразил:
– Я же знаю, что не осталось.
Когда Пури ушел, Ахтар расстегнула на платье еще одну пуговицу. Маш-Касем был прав: эта женщина действительно возбуждала страсть. У меня, хоть я торчал высоко на стене и того гляди мог свалиться вниз, и то во рту пересохло. Я вспомнил слова Асадолла-мирзы и возблагодарил бога, что это не мой экзамен. Но тут же я приказал себе выбросить из головы посторонние мысли. Сунув руку в карман, я поигрывал петардой, которая теперь была величиной с померанец. Я никак не мог решить, когда бросить ее вниз. Послышался голос Пури:
– Удивительный случай – действительно, на столе стоит бутылка.
– Я так и знала, – со смехом сказала Ахтар. – Ну, где же ты там?
– Штопор ищу… А, нашел.
Пури появился на пороге с маленьким подносом в руках. На подносе была бутылка вина и один стакан.
– Ох, разрази меня гром! Почему же стакан-то один?
– Я ведь сказал, что не пью.
Ахтар наполнила стакан вином. Отхлебнула немного, причмокнула:
– Ах, какое вино! Да разве от такого можно отказываться?.. Ты только попробуй – до чего вкусно!
– Нет, не хочу… Я один раз пробовал – мне от него нехорошо, голова болит.
– Ну, за мое здоровье! Выпей за здоровье Ахтар!
С этими словами она поднесла стакан к губам Пури. Тот сделал глоток и сморщился:
– Кислятина!
– Это ты не распробовал. Ну, еще глоточек – за здоровье Ахтар!
Она вылила ему в глотку почти весь стакан и вдруг закричала:
– Ой, разрази меня гром! Ты мне платье облил…
Тут она ухватилась за подол платья и задрала его так высоко, что стали видны толстые белые ляжки. Пури громко засмеялся:
– Говорил я вам – не надо настаивать! Вот бог-то и наказал!
Этот парень был до того тупой и серый, что мне захотелось, отбросив все личные проблемы, стукнуть его петардой прямо по голове. Он вытащил из кармана пижамы платок, намочил его в бассейне и протянул Ахтар:
– Возьмите, вот, замойте.
– Нет, это креп-жоржет, его так испортить можно. Я лучше натяну, а вы потрите платочком.
Ахтар приподняла подол еще выше, обнажив чуть ли не все бедро, а лошадиная физиономия Пури почти уткнулась ей в грудь. Нетрудно было догадаться, какие чувства пробудились в его нескладном теле.
– Ну что же, я теперь не совру, если скажу, что Пури-хан меня запятнал…
Пури мерзко захихикал, этот смешок совсем не походил на его обычное ржание.
– Хорошо, что отца нет дома, – сказал он, – а то стыдно так.
– Если бы отец твой дома был, я бы с таким красивым мальчиком не сидела… Ой, ой! Комары здесь какие! Под коленкой так и жжет… Ой, какой волдырь вскочил! Потрогай-ка, какой большой…
Ахтар взяла руку Пури и прижала к своей голой ноге, продолжая говорить:
– У вас в доме одеколона нету?
– Почему, есть… Подождите, я сейчас принесу.
Пури направился к дому, Ахтар за ним. Теперь я не видел их, но из открытой двери комнаты доносились их голоса. Ахтар говорила:
