Асадолла-мирза счел, что пришло его время вмешаться:
– Моменто, ханум, не надо шуметь, успокойтесь. Криками делу не поможешь.
Потом он подошел к Гамар, своим платком утер ей рот, ласково обнял:
– А ты, милая, не тревожься. Никто твоего ребенка не убьет. Ведь деток, у которых есть отец, никто не трогает. И если ага тебя спрашивает, кто отец ребеночка, так это только для того, чтобы его разыскать, чтобы он пришел к жене и младенцу. Чтобы он жил с тобой и с маленьким, понимаешь?
– Но ведь его здесь нет.
– А где же он, радость моя?
– Оставьте ее, девчонка не в состоянии ничего объяснить, – раздраженно произнес Дустали-хан. – Мы всю ночь до самого утра ее выспрашивали.
– Заткнись, советник Черчилля! – крикнул Асадолла-мирза. Дустали-хан бросился на него, но Асадолла-мирза, продолжая одной рукой обнимать Гамар, оттолкнул его, приговаривая:
– Господи, да заберите кто-нибудь этого Дустали – хама!
Когда Шамсали-мирза и отец усадили Дустали-хана на место, тот сквозь зубы прорычал:
– Ну, только ради светлой памяти отца твоего… А не то я бы тебе зубы в глотку вбил!
Асадолла-мирза, не обращая на него внимания, все так же ласково говорил Гамар:
– Дорогая, если ты скажешь, где он, мы сумеем его найти.
– А если скажу, обещаете, что не тронете моего ребеночка?.. Я ему рубашку приготовила, только один рукавчик осталось связать.
– Обещаю тебе, милая.
Дядюшка Наполеон был бледен как мертвец. Он молчал, но его судорожные движения, весь его вид выдавали внутреннее напряжение.
Губы Гамар приоткрылись в невинной улыбке, и она негромко проговорила:
– Его звали Аллахварди.
Все уставились на нее. А она слегка изогнулась, чтобы дотянуться до подноса со сластями, взяла оттуда что-то и положила в рот. Тут выступил вперед Маш-Касем:
– Неужто это она про Аллахварди, слугу индийского сардара говорит?
Гамар с полным ртом повторила:
– Аллахварди!
– Ох, родимые! Тот самый слуга – индиец, который обокрал своего хозяина и его выгнали?..
– Да, Аллахварди.
Возгласы присутствующих слились в общий крик. Дядюшка, казалось, вот – вот выйдет из себя, но по знаку Асадолла-мирзы он сдержался. Взорвалась Азиз ос-Салтане, до того словно онемевшая:
– О – ох, наказанье господне!.. Вот и воспитывай дочек – на свою беду… Со слугой индийцем… Господи, лучше бы мне умереть!
Тут уж дядюшка не мог больше терпеть. Голосом, который, казалось, исходил из глубокого колодца, он пророкотал:
– Слуга индийского сардара! Ясно… ясно… В меня метили! Я и моя семья обречены на уничтожение!
– И в этом англичане виноваты?.. – усмехнулся Дустали-хан. – Бедные англичане!
Дядюшка с мрачным видом шагнул к Дустали-хану, прошипев сквозь зубы:
– И ты?.. Ты тоже заодно с ними? Ты, сын моего дяди!..
Дустали-хан даже заикаться стал:
– Мм-не… н-не… не было этого!
Асадолла-мирза положил руку на плечо дядюшки:
– Простите его, ага, этот человек не силен разумом… Впрочем, сейчас не до него. Нам надо прежде всего отыскать Аллахварди.
– Асадолла прав, – поддержал его Шамсали-мирза, – Первым делом надо найти Аллахварди.
– Да зачем вам его искать? – вдруг завопил дядюшка. – Чтобы сын моего дяди об этого английского прислужника руки марал?!
– А вы можете предложить другой путь? – спросил отец.
– Настоятельно прошу вас не вмешиваться! Устои и репутация благородного семейства не такой предмет, чтобы…
Сердце у меня упало, но дядюшка, к счастью, не закончил фразы. С еще большей тревогой я ждал ответа отца, однако тут торопливо заговорил Асадолла-мирза – будто хотел возвести звуковую преграду между дядюшкой и отцом. Он снова взял руку Гамар и сказал:
– Ты, значит, справила свадьбу с Аллахварди… Наверное, как-нибудь, когда ты одна была дома, он пришел к вам и сказал: давай поженимся… Так ведь, деточка?
– Нет, – улыбаясь во весь рот, ответила Гамар.
– Тогда, значит, в тот день, когда его хозяина не было дома, он тебе сказал, приходи к нам, мы свадьбу устроим. Так, дорогая?
– Нет.
– Может, он поженился с тобой на базаре, перед пекарями, бакалейщиками и мясниками?
– Нет.
Маш-Касем, не в силах придержать язык, покачал головой и присовокупил:
– Господи помилуй, есть же такие негодяи!
– Ну так расскажи сама, как было дело, – настаивал Асадолла-мирза.
Гамар с бессмысленным видом продолжала поглощать сласти и ничего не отвечала. Асадолла-мирзе поневоле пришлось начинать свой допрос сначала. Но прежде он призвал присутствующих к терпению и выдержке.
– Значит, деточка, Аллахварди приходил на крышу, где ты спишь? – завел он опять.
– Нет, не приходил, – улыбалась в ответ Гамар.
– Говорю вам, вы от этой девчонки ничего путного не услышите, – снова запротестовал Дустали-хан. – Оставьте ее, подумаем лучше о другом.
– Пусть спрашивают! – рыдая, остановила его Азиз ос-Салтане. – У меня у самой сил больше нет еще одну ночь не спать до утра!
Асадолла-мирза отер пот со лба:
– Моменто, похоже, что это дух святой снизошел на нее… Видно, надумал еще разок прокатиться в Сан-Франциско!
Тут Гамар оживилась:
– Дядя Асадолла, а помните, вы мне обещали, если я буду хорошей девочкой, повезти меня в Сан-Франциско? Чего же не везете-то?
– Может, это дядя тебе гостинчик из Сан-Франциско привез? – язвительно спросил Дустали-хан.
Но Асадолла-мирза и все присутствующие так поглядели на него, что он опустил голову.
– Моменто! Значит, Аллахварди домой к вам не ходил, тебя к себе не приводил, на базаре вы с ним не были, на крыше – тоже, – снова обратился к Гамар Асадолла-мирза. – Куда же он тогда приходил и когда?
– Нет, – односложно ответила Гамар.
– Ну, может, в машине?..
– Нет.
Тут опять вылез Маш-Касем:
– Да откуда у этого нищего Аллахварди машина?! Господи, зачем врать?! До могилы-то… Этот мерзавец и мои двадцать туманов прихватил, когда сбежал.
Терпение Асадолла-мирзы подошло к концу. Срывающимся голосом он сказал:
– Ну, доченька, каким же образом тогда… Ведь по почте в Сан-Франциско не поедешь. Где ты видела Аллахварди, милая?
– А я не видела.
– Так – таки и не видела? На свете есть телефон, телеграф, а вот телесанфранциско, к сожалению, еще не изобрели. Ты вообще-то знаешь Аллахварди?
– Нет.
– Моменто, нет, действительно моменто! Так почему же Аллахварди – отец твоего ребенка?!
Набив рот сластями, Гамар ответила:
– Папа Дустали говорят, что отец ребеночка – Алахварди.
Тут все замерли, будто громом пораженные. На мгновение стало тихо. Азиз ос-Салтане, разинув рот и вытаращив глаза, медленно повернулась к Дустали, который суетливо озирался по сторонам, и хрипло произнесла:
– Дустали…
– М – м – мне… я… бог свидетель… Эта девчонка совсем полоумная… рехнулась… Совсем спятила! А я… м – м – не вообще… – заблеял Дустали-хан.
Асадолла-мирза не мог сдержать смеха:
– Моменто, моменто, моменто! Так это, оказывается, твоя работа?!
Дустали-хан еще раз попытался оправдаться перед застывшими в изумлении гостями:
– Отцом моим клянусь… Клянусь памятью Великого Праотца… Я…
Азиз ос-Салтане одним прыжком, словно шестнадцатилетняя девочка, перемахнула комнату и оказалась возле застекленного шкафа, стоявшего в глубине гостиной. Быстрым движением она повернула торчавший в дверце ключ, схватила одну из двустволок, которые всегда красовались там, и, прежде чем кто-нибудь успел пошевелиться, направила дуло прямо в живот мужу:
– Говори правду, а не то продырявлю тебя насквозь!
Дядя Полковник, который было сорвался с места вслед за ней, так и застыл на бегу, возопив:
– Осторожней, ханум, ружье заряжено!
– А вы стойте на месте, не то и вас пристрелю!
– Ханум, клянусь сыном: заряжено, ружье! Нынче вечером сам его заряжал – для пробы. А тут гости пришли, я и забыл вынуть патрон…
Но ни увещевания прочих родственников, ни повелительные указания дядюшки Наполеона не имели успеха: разгневанная супруга с трясущимися губами, вся бледная в ответ взревела:
