Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В 1933 г. антирелигиозники осудили намерение бурятских «национал-демократических культуртрегеров» использовать «цам как образец бурятского национального театра». Цам и другие атрибуты буддийской культуры были еще раз заклеймены как искусство «внешнее, чужое, занесенное из Тибета». Культурологи считали, что оно «насквозь пронизано буддийско-ламаистскими религиозными представлениями», и поэтому «мертво» и «не имеет будущего»[243].

Кроме пропаганды, на противодействие буддийской культуре было направлено развитие сети советских учреждений культуры – клубов, кинотеатров, театров, библиотек, изб-читален и т. п. Подчеркивалось, что так как «дацаны в условиях советской демократии не могут быть культурными центрами», необходимо «взять курс на создание новых советских культурных центров»[244]. Местное население всеми возможными способами поощрялось к посещению этих учреждений культуры в противовес буддийским храмам и монастырям.

Однако власть столкнулась с тем, что на деле противопоставить традиционной буддийской культуре было нечего. В резолюции бюро Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) от 20 июня 1928 г. по докладу «Современное положение ламства и задачи дальнейшей борьбы с ним» отмечалось, что роль культурных центров «дацаны будут сохранять до тех пор, пока мы не развернем национально-художественное строительство, не организуем национальный театр, музыку, не научимся использовать кино… одним словом, пока мы не удовлетворим национально-художественные запросы широких слоев»[245]. Была также поставлена задача преодолеть влияние «на широкие массы трудящегося населения» буддийской литературы – «этих феодально-теократических опиумных произведений»[246]. Партия призывала развивать и использовать «наиболее близкие» советской власти «демократические элементы искусства трудящихся… в противовес буржуазному и феодально-теократическому искусству»[247].

Для решения этих вопросов власть пыталась найти какую-то «другую» национальную культуру, кроме буддийской. В первую очередь предполагалось резко отграничить культуру «ламскую» от культуры «народной», так как первая была якобы «совершенно лишена национального облика», и любой человек, приобщавшийся к ней, «тем самым невольно отрывался от народных масс»[248]. Утверждалось, что ламская культура прежде всего «является кастовым монопольным достоянием лам», в котором нет «ни одного атома народного творчества». Пропаганда подчеркивала, что буддийская культура «изолирована в монастырских стенах от творческой народной жизни» и «поэтому… отражает только жизнь ламских каст, причем, больше всего, верхушки ламской знати… живущей за счет эксплуатации населения». Поэтому делался вывод, что буддийская культура «непонятна и чужда широким слоям трудящего советского населения»[249]. В пример приводилась ситуация в Монголии, где до революции 1921 г. «не издавалось ни одной газеты, ни одного журнала», так как их «заменяли церковные издания и астрологические календари лам», причем «все это печаталось на совершенно непонятном народной массе тибетском языке». Монастырские религиозные мистерии, как подчеркивали антирелигиозники, «ни по содержанию, ни по происхождению не были национальными – они, как и вся монастырская культура и искусство, были заимствованы из Тибета». Утверждалось, что простые верующие «в ламских мистериях ничего не понимали»[250].

Вместе с тем буддийская конфессия обвинялась пропагандой в обратном – в том, что она приспособила для своих нужд и «всячески использовала народное искусство», а «нерелигиозное искусство» преследовала[251] – в частности, что «ламаизм приспособился» к «народному празднику цагалган» (Новый год)[252]. Подчеркивалось, что цагалган на самом деле не религиозный праздник, так как «напротив, в этот день, с рассветом, ламы и послушники освобождаются от своих духовных занятий и могут проводить время в развлечениях»[253].

В результате борьбы советского государства с буддийской культурой властные органы с удовлетворением констатировали ее «упадок». Уже в мае 1928 г. на заседании бюро Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) отмечалось, что «если ламам от культурно-национального строительства кажется все плохо, то надо полагать, что напор на развитие нашей культуры стал сильнее», поэтому ламы и «впадают в панику»[254]. Советская историография впоследствии подчеркивала, что в буддийских регионах страны «взамен… религиозному искусству, подавлявшему человека и внушавшему ему страх, пришло светлое, жизнеутверждающее, гуманистическое по своей сути искусство социализма, будившее творческие силы народных масс»[255].

В то же время главнейшую роль в разгроме буддийской культуры в СССР сыграли не пропаганда и создание сети советских учреждений культуры, а репрессии, с особой силой развернутые в отношении буддийской конфессии в 1930-х годах. Принудительное закрытие храмов и монастырей, аресты священнослужителей и верующих мирян привели к тотальной ликвидации очагов буддийской культуры, а также физическому исчезновению либо маргинализации буддийских священнослужителей – носителей и созидателей этой культуры. В ходе репрессий были навсегда утрачены многие произведения буддийского искусства – картины, ксилографы, рукописи. Факты уничтожения ценностей, которое совершали в основном низовые органы милиции, были вопиющими. Листами рукописей, многие из которых имелись только в единственном экземпляре (их не было даже в Тибете), оклеивались оконные рамы. Ксилографы выбрасывались на улицу, где они и сгнивали. Книги, изъятые из Цугольского дацана, использовались как топливо[256]. Попытки спасти буддийские реликвии, предпринятые Институтом востоковедения АН СССР и Комиссией по делам религиозных культов при ВЦИК в 1934–1935 гг., запоздали, так как разграбление и варварское уничтожение многих памятников буддийской культуры к этому времени уже было практически завершено[257].

В конце 1930-х годов, после фактической ликвидации буддийской конфессии в СССР, борьба с буддийской культурой и искусством потеряла для власти актуальность. В годы Великой Отечественной войны антирелигиозная пропаганда, в том числе антибуддийская, была приглушена – вначале в связи с необходимостью мобилизовать всех граждан страны, в том числе верующих, на защиту Отечества, впоследствии в связи со взятым советским руководством курсом на максимальное использование религиозных конфессий в целях внутренней и внешней политики.

Тем не менее буддийская культура оказалась поистине народной, что подтвердил интерес населения к возрождению буддийских религиозных институтов, которое произошло в 1946 г. (открытие Иволгинского дацана в Бурятии и создание Всесоюзного духовного управления буддистов). Верующие и ушедшие в «подполье» священнослужители сохранили буддийскую культуру как духовно, так и физически, спасая от уничтожения и поругания предметы религиозного искусства. Буддийские религиозные церемонии проводились в течение всей советской эпохи – как официально, так и тайно (см., например, Дело Дандарона, Флоренция, 1974). Окончательное возрождение буддийской культуры в нашей стране произошло в конце 1980-х годов.

вернуться

243

Антирелигиозник. 1933. № 6. С. 26.

вернуться

244

Ербанов М. Н. Указ. соч. С. 3, 17–18, 27–28.

вернуться

245

РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121. Д. 590. Л. 75.

вернуться

246

Дашидондобэ О. Об одной вреднейшей антимарксистской теории (о панмонголизме) // Вестник Института культуры Бурят-Монгольской АССР. 1931. № 1. С. 28.

вернуться

247

Сборник директив Бурят-Монгольского Областного Комитета ВКП(б) по вопросам национально-культурного строительства. С. 42–43.

вернуться

248

Майский И. М. Современная Монголия. Иркутск: Гос. изд-во, Иркутск. отд-ние, 1921. С. 309.

вернуться

249

Манжигинэ. Указ. соч. С. 248–249.

вернуться

250

Даурский В. Культура новой Монголии // Безбожник (журнал). 1939. № 8. С. 9–10.

вернуться

251

Вампилов Б. Искусство бурят-монгольского народа // Безбожник (газета). 1940. 20 октября. С. 1.

вернуться

252

Более точное наименование – сагаалган (бур.), цаган cap (калм.).

вернуться

253

Цыбиков Г. Ц. Цагалган // Бурятиеведение. 1927. 3–4. С. 71–72.

вернуться

254

РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121. Д. 590. Л. 2.

вернуться

255

Убуишева СИ. Атеистическая пропаганда в Калмыкии. Элиста: Калмыцкое книжное изд-во, 1986. С. 44.

вернуться

256

ГА РФ. Ф. 5263. Оп. 1. Д. 132. Л. 88–89.

вернуться

257

ГА РФ. Ф. 5263. Оп. 1. Д. 132. Л. 81,97.

25
{"b":"218409","o":1}