Возчики не говорили об этом громко, потому что фирма распределяла работу, фирма платила, она давала им аусвайс солидное, надежное удостоверение, спасающее во время облав, – так что с фирмой не поспоришь, тем более что у нее есть договоренность со строителями. Потихоньку проклинали они чертова Мязека, который даже передышки не дает. Те, что строят, укладывают кирпич, тоже на него жалуются. «Помедленнее возите, – нашептывают они. – Чтоб нам материала не хватало, чтоб дух перевести можно было. А то все везут и везут, как для Генерального губернатора».

Действительно, было чему удивляться. Возчикам хорошо были знакомы все эти варшавские фабрики, мастерские, фирмы. Знали они, кто, где работает, прикидывали даже, сколько при этом зарабатывает. И вот что они подмечали. Одна фирма поставляла для библиотеки железо, балки, как для настоящего блиндажа. Другая песок из Вислы, совершенно чистый, без предательского ила. Кто‑то еще доставлял промытую гальку самого высшего качества. А то – портлендский цемент трехсот пятидесятой марки! Боже мой! Тоннами! А какую известь! Сметану, а не известь! Ее бы на штукатурку пустить, а не на какие‑то перекрытия. Стержни! Обручи! И сколько их! Перекрытие будет этак метров на шестьсот, не меньше – какая пропасть материалов на него потребуется!

Да и мастера подобрались один к одному. Наверху какой‑то Петр глядит в оба, поблажки не дает.

А в целом все так отлажено, что и материалов хватает, и на площадке ничего не залеживается. На крыше строители оборудовали себе «гнездо», наблюдательный пункт из нескольких досок и веревки с блоком. Все, что подвезут, тут же втаскивают наверх. Известное дело, если б немцы пришли с ревизией и увидели эти экстра‑класс стройматериалы, предназначавшиеся для нужд победоносного третьего рейха и почему‑то попавшие сюда, кое‑кому наверняка грозил бы концлагерь, а то и печь крематория. Военная машина третьего рейха признавала мелкие аферы, обогащающие ее служащих, но считала, что все должно иметь свои пределы. Строительство же перекрытия над грудой книжек наверняка было за этими пределами.

Сейчас трудно выяснить, кто сумел так искусно опутать комиссара – управляющего библиотекой, библиотечного советника доктора Вильгельма Витте, кто сумел использовать неприязнь между ним и его шефом, доктором Густавом Аббом, служащим в Кракове в канцелярии Генерального губернатора, кто и какими аргументами сумел убедить его, чтоб он смотрел сквозь пальцы на строительство перекрытия. Выразив свое неофициальное согласие, Витте на всякий случай выхлопотал себе отпуск и уехал в Берлин. Поэтому и следовало в срочном порядке завершить основные работы до его возвращения. Необходимо было позаботиться и о том, чтобы территория возле библиотеки была чистой и ничем не напоминала строительную площадку. Если они уложатся в срок, то предусмотрительный Витте сможет увидеть и положительные стороны в небольших уступках настойчивым просьбам поляков, тем более что «непобедимые» войска «непобедимого» фюрера еще зимой сорок первого‑сорок второго года были отброшены от Москвы, а сейчас вот уже в течение нескольких недель безрезультатно пытаются занять Сталинград.

Все работы предстояло выполнить с большой точностью и аккуратностью. Прямо‑таки хирургическая операция на площади в шестьсот квадратных метров.

Сначала все рабочие на стройке считали Мязека великим комбинатором, наверняка получившим для дележки солидную сумму в долларах, причем золотом, за зеленые бумажки вряд ли он стал бы так рисковать, достаточно посмотреть на него этакая библиотечная крыса, а сколько ему монет отвалили. Потом среди возчиков пошел другой разговор возчики все узнают первыми, – будто Мязек никаких денег не получал. Не получал долларов? Вообще? Может, какие‑нибудь «камешки»? Нет? Ничего?

– Ничего! – клялся Люстага. – Наина Рыся из фирмы так и сказала. А она все знает.

Ничего?! Тогда он сумасшедший. Час от часу не легче! С сумасшедшим пришлось работать. Причем с хитрым сумасшедшим, который все так ловко обставил, что, несмотря на двух охранников, проверяющих возле университетских ворот пропуска и содержимое подвод, они въезжали когда угодно, а перекрытие росло как на дрожжах.

Сумасшествие это оказалось заразительным. Мало‑помалу от представителей разных фирм просочились слухи, что их управляющие за университетский потолок также денег не берут, наоборот, все материалы – и какие материалы! – дали бесплатно, ни за что. Правда, Люстага, щуря глаз, заметил, что управляющих фирмами не следует считать такими уж сумасшедшими, ибо многие из них будто бы не прочь в послевоенное время вписать в свою биографию (ну и словечки в устах Люстаги!) славную страничку, посвященную польской культуре.

Выходит, с управляющими ясно. Шарики у них на месте.

Ну а Мязек? Сумасшедший он или нет? На всякий случай лучше с ним дела не иметь.

А то, что его сумасшествие заразительно, они увидели воочию, когда и Бартошака, ворчливого, неуклюжего Бартошака, тоже прихватило.

Именно в этот день время как бы ускорило свой бег.

Утром Станислав обнаружил, что возле Замка полно жандармов. Однако это были не учебные занятия. Водители тщательно проверяли моторы автомашин, а по доносившимся время от времени окрикам можно было судить, что идет подготовка к долгому пути.

А тут, как назло, Бартошак не явился на работу. Станиславу одному пришлось ехать за кирпичом и одному грузить. Часовые возле университетских ворот строго, недоверчиво проверяли пропуска и заглядывали в каждую дырку, не припрятано ли что на подводе.

Когда Станислав подъехал к зданию библиотеки, Петр спускался с верха, с «мистического» перекрытия.

– Сегодня после обеда отряд Мокотув начнет занятия на местности – сбор отделения. Я обещал им помочь. Ты бы тоже пригодился.

– Кобыла сама в конюшню не пойдет, и здесь я ее оставить не могу. К тому же охранников сегодня какая‑то муха укусила. Впрочем…

Но не успел он объяснить, что поход в Замок завтра состоится, как у ворот появился Бартошак, на лице у него было написано блаженство. В своей огромной лапище он тащил канистру с самогоном. Чистая сивуха – стоит снять крышку, от одного запаха с ног валит. Ясное дело, с такой поклажей охранники не задержат.

Словно мухи на мед, неведомо откуда стали слетаться на этот запах возчики. А вскоре сверху спустился и один из каменщиков. За ним другой, третий…

Спустился и Мязек.

– Ребята! – закричал он. – У нас земля горит под ногами, а вы тут устраиваете!.. Ведь перекрытие…

Бартошак нахмурился. Сжал кулаки, так что мускулы заходили ходуном.

– Перекрытие, перекрытие, а мне все равно, – заявил он. – Сын у меня!.. Сегодня я угощаю!

И тут окончательно выяснилось, что инженер Мязек сумасшедший. Если такой здоровяк, как Бартошак, предлагает выпить за первенца, то уж никто, будучи в здравом уме, не станет противиться. Мязек глянул на него и произнес:

– Бартошак, как бы вы хотели, чтобы ваш сын был помощником возчика, как вы, или инженером? А может, вы предпочли бы, чтоб он стал известным профессором, доктором или директором?

Все расхохотались при мысли о таком будущем у сына глупого Бартошака. А тот широко раскрыл свои маленькие глазки и уставился на Мязека, как бурый медведь на дрессировщика.

– Пойдемте, Бартошак, взгляните на книги, по которым ваш сын будет учиться на директора. А канистру дайте мне, я позабочусь, ничего с ней не станет, слово Тадеуша Мязека. После работы целехонькую верну да еще сам с вами выпью.

Как медведь за дрессировщиком, пошел Бартошак за инженером Мязеком в книгохранилище.

А следом все возчики.

Станислав за ними.

Когда он вспоминал потом эту сцену, ему хотелось одновременно и смеяться и плакать – во всяком случае, что‑то болезненно сжимало горло.

Уже много дней они ездили сюда. Каждый знал, что строят какое‑то перекрытие. Но какое именно, никому до этого дела не было.

Сейчас они всей гурьбой, в песке и в извести, вошли в непроходимый лес книжек, в настоящую чащу, неисчислимый муравейник, в богатейший книжный улей.