Да, ситуации бывают всякие. Но и тогда, когда происшествий нет, поездка всё равно требует напряжения. И тут очень важны добрые человеческие качества.
Залетят, скажем, двое на край света, устанут. Даже в своём посольстве им не спится. Лежат в полудрёме. Изредка поглядывают на будильник и про себя ругают его: время идёт, а сна нет. Перестают верить будильнику: врёт он. Один забудется на несколько минут, потом откроет глаза. Товарищ сидит в сторонке, читает. Встал тихо, зашторил свет, чтоб не мешать товарищу. Напарник не хочет смотреть на будильник и спрашивает:
— Который час?
— Через десять минут будет сентябрь.
Сказал так, может быть, случайно, а возможно, вовсе не случайно. И у его коллеги мысли сразу переключились: первое сентября! Дочурка пойдёт в первый класс! Её поведёт туда мама. А у мамы сентябрь тоже особенный месяц — день рождения.
Мысли все новые, одна вызывает другую. И вдруг — сон. Глубокий, крепкий сон, освежающий, как дождь в жаркую погоду.
У дипкурьера-новичка, с которым я встретился, есть недостаток (говорит, «с километрами пройдёт») — горяч он. Опытный опекун всегда вовремя охлаждает его. Был такой случай: возвращались издалека домой. Аэропорт. Пассажиры поднимаются по трапу.
Сердце радуется: наш Ил, кусочек родной земли. Вот и дипкурьеры тоже возле трапа. А стюардесса (стройная девчонка, москвичка) не пускает:
— Сдайте груз в багажный отсек. Иначе не разрешу лететь.
Молодой сразу закипает, вступает в пререкания. Опекун спокойно кладёт ему руку на плечо (ручища — во! — богатырская) и ещё спокойнее говорит:
— Не гони волну!..
Потом старший так же спокойно всё улаживает, и оба поднимаются с вализами в салон.
С улыбкой вспоминает, как он впервые собирался в Индию. Уложил в чемодан майку, рубаху-безрукавку, тёмные очки, плавки, электробритву.
Прилетел. Жара как в мартене. Но ещё того хуже влажность сто процентов. Начал бриться — ничего не вышло. Электробритва при такой влажности бессильна — ни единого волоска не срезала. Видите, и бриться— то надо в каждой стране по-своему.
Теперь ещё об одной стороне дипкурьерской службы.
Когда возвращаешься в Москву — не сразу «отключаешься» из стремительной круговерти времени.
— Домашние спят, а я сижу на кухне, чаёк пью! Вся семья видит сны, а мне не до сна: беру томик Куприна — он мой любимый писатель, — говорит дипкурьер.
Как-то Георгий Васильевич Костюченко показал мне любопытную книжку: на обложке — автомобиль, на радиаторе — дипломатический флажок. «Записки консула». Их автор Иван Юлианович Кулик много лет работал советским консулом в Канаде. Записки датированы 1933 годом.
Что же пишет консул о дипкурьерах, которых он хорошо знал?
«Дипкурьеры — совершенно особый народ. Я видел их много, и каждый чем-то отличался от других, как вообще отличаются люди друг от друга. Были среди них, понятно, и лучшие, и худшие, и обогащённые годами опыта, такие, что потеряли уже счёт границам и мундирам пограничных жандармов, такие, что умели с первого взгляда распознать шпика. И такие бывали, что впервые попадали за границу, непрерывно твердили в памяти полученные перед отъездом инструкции, видели шпиона и врага в каждом случайном, ни сном ни духом ни в чём не замешанном пассажире и попадали иной раз из-за своей гиперболизированной подозрительности в комические ситуации (потому что подозрительность и бдительность — вещи совершенно разные).
Но в моём представлении все советские дипкурьеры воплощались в образе Нетте и Махмасталя. Я знал, что у каждого из них за плечами годы гражданской войны и что среди дипкурьеров могут быть люди с недостаточным опытом работы за рубежом, но нет плохих партийцев и нет трусов.
Однако всё это не даст вам представления о советском дипкурьере, потому что наш дипкурьер — это сочетание большевика-матроса и большевика — латышского стрелка. Он суров и упорен, он владеет оружием, как латышский стрелок, он сжился с опасностью, он отважен и жизнерадостен, как военный моряк».
Костюченко добавляет:
— Да, это воспоминания, прошлое, но главное осталось неизменным: дипкурьеры — совершенно особый народ. Среди них нет плохих партийцев и нет трусов.
Отправляясь в дорогу, в ближние ли, в дальние ли страны, дипкурьеры обязательно берут с собой две — три буханки ржаного хлеба. В посольствах, консульствах, торгпредствах непременно спросят:
— Ребята, привезли нашенского, чёрного хлебца?
Вопрос не случайный. В нём так много — хочется сказать словами А. С. Пушкина — «для сердца русского слилось». Среди огромного разнообразия продуктов питания вряд ли какой-нибудь так дорог человеку, так волнует его, как чёрный хлеб нашего соотечественника, несущего службу в других странах, на других континентах.
У нас на Родине выпекают самый вкусный хлеб: и белый и чёрный. За границей только белый (кое-где ещё и серый). Но чёрного, да такого душистого, вкусного, нигде нет. Как же он дорог человеку, который долго находится за рубежом и даже в глаза не видит житняка — бородинского хлеба!
— Вынимаешь буханку «черняшки», видели бы вы, как по-детски оживляются наши товарищи, сколько радости на их лицах! Буханку режут на пайки, аккуратно, не проронив ни крошки. С наслаждением вдыхают хлебный аромат.
«Родиной пахнет!»
Ломтики густо посыпают солью и едят, запивая водой, медленно смакуя, чтобы удовольствие продлить.
— Отечество, великое Советское Отечество… Сколько волнения вызывает любая весточка, любое напоминание о нём за рубежом, волнения сильного, всегда живущего в сердце, греющего душу, прорывающегося наружу от встречи со всем, что напоминает о родной земле. И дипкурьеры, забравшись на край света, тоже переживают такие минуты. Пойдёшь, скажем, на шумный базар где-нибудь в Африке или в Латинской Америке. Ходишь среди ананасов, бананов, фиников, кокосовых орехов, плодов манго и вдруг замираешь, и сердце начинает сильно колотиться: арбузы! Полосатые, как у нас, арбузы! Помидоры! Ярко-красные, с раздувшимися «щёками» помидоры — как у нас! А то ещё бывает, где-нибудь в умеренном климате, в Канаде, или Соединённых Штатах Америки, или в Европе, вдруг встретишь беленькую, зеленокосую берёзку! Ведь это же наша подмосковная берёзка, наша, где бы она ни росла! И так хочется прижаться к её стволу щекой!..
Вот так они колесят по свету. Аэрофлот, Люфтганза, САС, Эйрфранс, Джал — всё разное, непохожее.
Костюченко и такие, как он, учат молодых, передают им свой богатый опыт. Опыт и в самом главном, в самом большом («Готовность в каждую секунду. Если диппочте грозит опасность — спасти любой ценой!»), и в мелочах, вплоть до того, какие личные вещи брать в дорогу (в зависимости от климата и перепадов температуры).
Под такой надёжной опекой молодёжь «оперяется». Если хотите сравнения, то их у меня два. Зарубежное, экзотическое, и наше, родное. Кто не знает кофе мокко? Оно так названо по имени йеменского порта Моха, откуда пошло по всему свету. Это присказка. А главное: на той земле кофе сажают непременно рядом с другим деревом, которое служит молодой кофейной веточке опорой, защитой.
Второе сравнение: молодые дипкурьеры — это как бы сыны полка, в котором обстрелянные воины делают из них стойких, мужественных, беззаветно преданных Родине солдат. Все верны одной клятве, одним девизам, служат одной общей цели — способствовать с полной отдачей своих сил, не считаясь ни с какими трудностями и опасностями, успешной и бесперебойной работе советской, дипломатической службы за рубежом.
РАДИ СЧАСТЬЯ ЛЮДЕЙ
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Эту заключительную главу мне хочется начать так же, как и первую: с вопроса, заданного школьником дипкурьеру-ветерану.
— Кто самый лучший советский дипломат?
— Владимир Ильич Ленин. У него учились и всегда будут учиться советские дипломаты.
