У всех пороков есть свой срок.

А срок прошел — исчез порок.

Одна лишь алчность — вот уж точно —

И бесконечна и бессрочна.

Вот деньги в рост идут, а честь?

Да нет ее, коль деньги есть.

19

Страшная месть греховоднику

Один мужик, большой болтун да и попросту болван, только и делал, что похвалялся красотой и благонравием своей молодой жены. Добавлял он также, что любит ее с такой силою, что даже мысль о том, будто кто-то другой посмеет к ней притронуться, представляется ему совершенно невыносимою. И вот однажды шел он с супругою по лесу и повстречался с каким-то всадником — то ли рыцарем, то ли разбойником. Тому немедленно захотелось овладеть красавицей, пусть и силой. И как захотел, так и сделал. А перед тем расстелил на земле свой плащ, поставил на него коня и велел мужику: «Держи его под уздцы, да смотри, чтобы он не сошел с плаща ни на пядь, не то я тебе башку оторву». Когда разбойник, добившись своего, умчался прочь, молодая принялась бранить своего благоверного за трусость и малодушие и упрекать его в том, что у него недостало мужества оказать насильнику сопротивление. «Да что ты говоришь! — обиделся мужик. — Ты на меня сущую напраслину возводишь! Разве ты не слыхала, как он приказал мне не отпускать коня с плаща ни на пядь? Так вот, я ослушался этого приказа добрую сотню раз, я коня еще и подталкивал, — и, сопротивляясь таким образом, плащ ему порядочно испоганил».

20

Про то, как кривой женился

Один одноглазый приглядел себе красивую невесту. И почему-то решил, что раз уж она хороша собой, то непременно должна быть и благонравна и, уж понятно, целомудренна. Однако же все оказалось прямо наоборот. Да была она к тому же на редкость сварлива, — и, услышав от нее в одной ссоре немало бранных и обидных слов, кривой осерчал, обругал ее в свой черед и вдобавок попрекнул тем, что не сберегла она до свадьбы своего девичьего достояния. «Да как ты смеешь попрекать меня этим! — воскликнула она. — Мало ли чего у меня недостает! У тебя вот недостает глаза — а я ничего об этом не говорю!» — «Да как ты можешь сравнивать, — совсем рассердившись, ответил муж. — Этого мне стыдиться нечего, потому что глаз я потерял в жаркой сече со злыми врагами и чести своей поэтому не уронил». — «Так и я, выходит, не уронила, — отвечала ему жена, — потому что невинность потеряла в жаркой сече с возлюбленными друзьями».

Что в злате главное? — Звенит! —

А в нареченной? — Внешний вид! —

Монеты проверяй на вес ты

И выбирай с умом невесту.

21

Почему папа римский, вступая на папский престол, меняет данное ему при крещении имя

Изо всех мошеннических и жульнических проделок, словно нарочно изобретенных для того, чтобы дьяволу было сподручней золотить миру его воловьи рога, вытекают, со всей неизбежностью, и последующие мошенничества — так, словно одна обезьяна, уцепившись за хвост другой, взбирается вверх на дерево. Когда во храм Божий наместником Христовым на земле был призван папа Сергий (и уже не первый на папском престоле носивший это имя), — а произошло это печальное недоразумение в лето Господне восемьсот сорок шестое, — Сергием он оказался единственно потому, что решил взять себе новое имя из-за крайнего неблагозвучия того, что было дано ему при крещении, равно как и несоответствия прежнего имени его новому святейшему сану. Нарекли же его, искупав в купели, именем Osроrci, что означает Поросенок, и с той поры, а может быть — и в силу такого примера, возник у римских пап (за крайне немногими исключениями) обычай, взойдя на папский престол, брать себе новое имя. Но, пожалуй, главная причина перемены имени состоит в том, что крещение налагает на окрещенного определенные обязательства по отношению к Господу нашему Иисусу Христу, — а христианское имя об этих обязательствах постоянно напоминает. Тогда как папы, взойдя на престол, желают от него отречься и над ним возвыситься — и вынуждены поэтому отныне зваться как-то иначе.

Тому, кто изменяет имя,

Пусть будет стыдно пред родными,

Они свершают тяжкий грех,

Ни в чем не ведая помех,

И все такие злодеяния

Заслуживают наказания.

22

Про папу по имени Агнесса

Женщина по имени Агнесса,^[39] переодевшись в мужское платье и переняв мужские повадки, бежала во дни своей юности из Англии и вдвоем с любовником отправилась в Афины, чтобы изучить там греческий язык и греческую премудрость. После того как ей удалось, наряду с другими науками, превосходно изучить и христианское богословие, она, по-прежнему вдвоем с сожителем, поехала в Рим — и прослыла там, благодаря своей учености и остроумию, высокообразованным и боговдохновенным мужем (ибо все женские качества она сумела подавить в себе окончательно, по крайней мере — внешне). А после блаженной кончины папы Льва Четвертого, воспоследовавшей в лето от нашего окончательного спасения восемьсот пятьдесят восьмое, она была единогласно избрана новым папой. И лишь когда она просидела на папском престоле целых два года, начали понемногу просачиваться слухи о чудовищном мошенничестве, ибо папа римский не только понес от вышеупомянутого любовника, но и, с великими воплями, разрешился от бремени в разгар крестного хода, как раз между Священным холмом и церковью святого Клементия. Родами папа и умер — и был вместе со своим выблядком похоронен.

Мог ли Господь Бог преподать папистам урок более очевидный своего презрения к ним, мог ли заклеймить их стыдом и позором сильнее, нежели допустив избрание в папы римские особы женского пола? Но католикам хоть плюй в глаза, им все божья роса; для глухих две обедни не служат лишь потому, что и двух им мало; короче говоря: живости ума у них не больше, чем живости тела у египетской мумии.

Но чтобы не торчало, как бельмо в глазу, напоминание от тогдашнем позоре, папы римские, эти якобы пастыри рода человеческого, и по сей день, в ходе шествий и процессий, старательно и стыдливо избегают некоторых улочек. А чтобы не допустить повторения эдакой срамотищи, изобрели еще и такой обряд: новоизбранный папа — по свидетельству очень и очень многих — должен опуститься в соборе святого Петра на особый стул с дыркою посредине и дать тамошнему дьякону, потрогав, убедиться в наличии у него мужского естества.

Где филин есть, там и сова.

Что ж до различья естества,

То так устроил сатана,

Что разница не всем видна.

23

Про то, как епископа Майнцского съели мыши^[40]

В окрестностях Бингена на Рейне до сих пор еще можно увидеть высокую башню, именуемую Мышиной. Названием же своим она, как рассказывают, обязана такой истории: во времена великого императора Оттона,^[41] а именно в лето Господне шестьсот четырнадцатое, сидел в Майнце епископом человек по имени Гатто.^[42] И случилась при нем великая засуха, и начался голод, и бедные люди принялись просить подаяния. И собрал Гатто большую толпу народа в своем амбаре — и сжег их там заживо. И объяснил свое злодеяние так: «Бедные люди все равно что мыши. Жрут хлеб, а проку от них никакого». Господь Бог наш, однако же, не оставил негодного епископа безнаказанным и повелел мышам в несметных количествах врываться к нему в дом, не давать ему ни минуты покоя и угрожать ему тем, что они собираются съесть его живьем. В великом страхе бежал Гатто в вышеназванную башню, желая схорониться там от напасти, но не ушел от Божьего гнева: мыши, переплыв Рейн, ворвались к нему в башню, загрызли его и съели.