Когда эта опасность миновала, поспешили советники наверх. Тут надобно заметить, что у ратуши не было лестницы, и потому слуга городского головы спускал сверху доску на веревках и при помощи хитроумно прилаженных блоков поднимал господ советников одного за другим наверх. Трое послов иноземных от изумления рты разинули и восхитились тем, как тут все разумно устроено. И пришли они к заключению, что, пожалуй, и впрямь нашли себе подобных, но прежде, чем к городскому голове с приветственной речью обратиться, порешили поднабраться еще мудрости и пошли на погост поглядеть могильные памятники. Когда же увидели, какие затейливые знаки выдавлены на каждом, призадумались они, что же это значит. Поскольку ума им было не занимать, в конце концов они смекнули, что знаки эти передавали потомкам — чем погребенный был при жизни славен и знаменит. К примеру, вилы на могильнике говорили, что усопший знал толк в навозе; а прописное «С» означало, что покойник был мастер выгребать свинарник, и так далее и тому подобное. После чего поспешили послы к ратуше и попросили у городского головы аудиенции, которая была им милостиво предоставлена. Взгромоздились они один за другим на доску, и слуга вытянул их наверх. Теперь надо было одному из них слово молвить, и после долгих препирательств, кому говорить первому, выбор пал на точильщика, и он повел такую речь:
«Мы — трое послов; я — мастер точить ножи, ножницы и топоры на точильном колесе; товарищ мой, тот, что сзади выпрямлен, а спереди согнут, — искусный соломорез, а третий — умелый и бесстрашный трубочист. Прибыли мы к вам из дальних стран, господин Свиногон, несравненный мастер дуть в свиной рожок и без устали размахивать бичом от восхода и до заката среди своих свинодрыг». Посол намеревался продолжить речь, но точильное колесо, прилаженное за плечами, его перевесило, и он внезапно свалился вниз на мостовую. Стукнулся он так сильно, что вмиг позабыл, о чем говорил, когда же немного опамятовался, горожане попросили его свою речь закончить. Он же не мог и рта раскрыть, так как при падении вывихнул себе ребро, и тут стали они думать да гадать, как бы ему помочь. Надумали снова поднять его на доске наверх и опять сбросить: авось ребро станет на место. Так и случилось. Тут горожане потребовали, чтобы он продолжил свое так славно начатое приветствие, но точильщик ответил: «Да я с перепугу все слова растерял». Услыхав это, бросились они, словно полоумные, по домам, и в скором времени вернулись — кто с лопатой, кто с киркой, кто с ломом — и давай раскапывать мостовую на месте, где чужеземный посол свою речь растерял. Долго копали, долго искали, но ни одного словечка не нашли, хотя вырыли довольно глубокую яму. Очень они огорчились, стали совет держать и смекнули, что недурно бы приспособить эту яму под колодец. Но не знали они, какой ему быть глубины, а потому перекинули через яму балку, один из них ухватился за нее руками и повис; за его ноги уцепился второй, за того — третий, и так далее. В конце концов верхнему пришлось тяжеленько, и он крикнул тем, кто за него схватился: «Эй, милые соседи, держись крепче — мне на руки поплевать надо». Но только руку отпустил, как вся ватага рухнула на дно, один на другого. Что тут было делать? Всякий может ошибиться. Наконец, задумались горожане, куда им девать выкопанную землю, и после долгих словопрений один нашел выход: надо выкопать рядом другую яму и свалить туда землю из первой. Переглянулись они, покумекали, и еще один изрек: «А куда мы денем землю из второй ямы?» Тут первый воскликнул: «Дурачье вы, дурачье! Вторую-то яму надо выкопать поглубже, чтобы в нее вся земля — из первой и из второй — вошла». И когда три посла это услышали, покраснели они от стыда за свое скудоумие — и давай Бог ноги! Смекнули, что против такого народа им и соваться нечего. Вернулись они к своему королю и всё ему доложили, что они в Калекуте слышали, видели и до чего дошли своим умом. И просили соизволения отправиться туда на свой страх и риск еще разок и разузнать обо всем побольше. Когда же опять они вернутся, глядишь, и они тоже наберутся мудрости, которую не грех будет перед всем светом обнаружить.
Кто я? Что я? Все эти байки
Я расскажу вам без утайки.
Я Ганс Большой, не лыком шит,
Хоть мой башмак из лыка свит.
Мешок большой тащу я с поля,
Но мыслей у меня поболе.
Слышь, хмелем мой мешок набит,
Но котелок еще варит.
Глава первая
ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ, В КОГО УРОДИЛИСЬ И КАК ПОЛУЧИЛИ СВОЕ ИМЯ ШИЛЬДБЮРГЕРЫ ИЗ МИСНОПОТАМИИ
Старые люди много-много сотен лет тому назад сочинили этот прекрасный стишок, который и в наши дни не потерял своей правдивости и потому заслуживает внимания:
Родители, коль вы благонравны,
Будут и детки ваши исправны.
Коли присущи вам добродетели,
Будут и детки — добру радетели.
От яблони близко яблоко падает.
Послушное чадо матушку радует.
От справной коровы — добрый телок.
В отца уродился добрый сынок.
Орел к небесам взмывает без страха,
Но робко в землю вжимается птаха.
Усвой же урок мой, коль не забудешь:
Мыться не станешь — чистым не будешь.
Все это можно с полным правом сказать о шильдбюргерах (что проживают за Калекутом, в могущественном королевстве Миснопотамии), к чести и славе оных, ибо они также следовали по стопам своих достопочтенных предков и были в том тверды, и ничто не могло их с пути свернуть, покуда не сделала этого великая нужда, коей хочешь не хочешь, а поклонишься и коя знать не знает никакого закона и не помышляет об общем благе, о сохранении и процветании родного отечества, — так вот, такая нужда заставила свернуть их с верного пути и вступить на другую дорожку, о чем вы вскорости непременно услышите. И на их поучительном примере надобно нам усвоить, как надлежит следовать своим честным родителям в добрых нравах и делах, и тогда из беды проистечет для всех большая польза.
Ну так вот, ежели верить слухам, которые ходят о них по всем землям (а что еще остается делать, коли нет более людей, которые все это смогли бы доподлинно записать, ведь все бумаги, вкупе с родовыми книгами и летописями, сгорели дотла во время ужасного пожара, когда город Шильда вместе со всем, что в нем находилось, стал добычей пламени, о чем в свое время и в своем месте мы доложим со всей обстоятельностью), — так вот, говорю я вам, ежели верить слухам — последние не всегда лживы и вздорны, но в иных есть немалая толика правды, — первые шильдбюргеры были родом из Греции и происходили не от кого иного, как от одного из семи мудрецов. Тому подтверждением служат их благородные повадки и высокая мудрость; да и название Миснопотамия тоже греческое, и корень сего слова означает «болтун», каковы многие греки, хотя и не все).
Но который именно из великих греческих мудрецов был праотцем шильдбюргеров, этого, как ни прискорбно, установить нельзя, подобно тому как еврею неведомо, из какого колена Израилева он происходит.
Тут уместно заметить, что древние греки частенько бывали неблагодарными и платили злом за добро, кое оказывали им мудрые сыны их отечества, и подчас весьма сурово расправлялись с ними: кого казнили, как, например, Мильтиада, Фокиона и прочих; кого изгоняли, как Ликурга, Тезея, Солона, Аристида, Фемистокла[131] и многих других, и должны они были влачить свои дни и кончать свою жизнь на чужбине. Вот одному из таких мудрецов, без сомнения не худшему, пришлось поселиться в упомянутых краях вместе с женой и детьми, и дети после его смерти возвратиться в Грецию не пожелали.
