132
цию, о результатах которой московский архивный документ не сообщает*.
«ДОНОШЕНИЕ»,Пример Михайловского произвел неотразимое по силе впечатление на Конона Осипова. Последний усомнился в целесообразности хранения кремлевской тайны до гробовой доски. Как и названный «черкешанин», он решил поведать свою тайну [...] царю. Но до бога высоко, до царя далеко. Осипов решил прибегнуть к посредничеству. Долго думал, кого избрать в посредники. Наконец, остановился на Преображенском приказе, на его главе, «страшном» Ромодановском(2). Последнему он изложил устно всю правду, рассказал обо всем, что поведал ему умиравший дьяк. Ромодановский, по-видимому, дал рассказу Осипова полную веру, так как тотчас собрался в Петербург к царю. Конечно, нет твердых данных утверждать, что побудительной причиной к отъезду было только услышанное; история говорит, что у Ромодановского на это были и другие соображения, все же нельзя отрицать большой доли влияния на экстренный отъезд Ромодановского и сообщения о новооткрытом кремлевском тайнике. Сначала обрадованный пономарь с нетерпением стал ждать результатов своей измены покойному другу. Ждал год и два, и целых четыре, а от Ромодановского ни слова.
Опять усомнился Осипов: видно, раздумал «страшный», видно, надо самому добиваться информировать царя. Но как? Через Канцелярию фискальных дел, подсказали ему.
Конон Осипов подал в декабре 1724 г. письменное «поношение» в Канцелярию фискальных дел, в котором писал:
1. «...Есть в Москве под Кремлем-городом тайник, а в том тайнике
есть две палаты, полны наставлены сундуками [...]. А те палаты за великою укрепою, у тех палат двери железные, поперечепи в кольцах проемные, замки вислые, превеликие, печати на проволоке свинцовые, и у тех палат по одному окошку, а в них решетки без затворок»(13).
Этот тайник под Кремлем-городом ныне уже не тайник: он вскрыт и обследован на энное протяжение в 1933 — 1934 гг. На этом протяжении он очищен от камня, земли и песка, какими был забит наглухо при постройке Арсенала в 1702 г. Тайник этот — итальянский, 3 Х 3 м, белокаменный тоннель от Арсенальной башни до Тайницкой.
Потолок тоннеля плоский, из белокаменных плит, своей правой стороной тоннель приткнут к кирпичной Алевизовской стене Кремля, идущей вдоль Александровского сада. Где именно тоннель отрывается от Алевизовской стены и поворачивает к Тайницкой — трудно сказать, ориентировочно — в районе Троицкой башни.
* Моя «поверочная» экспедиция по следам архивного документа по поручению «Главзолота» в довоенное время привела к открытию россыпного золота в долине р. Роси и серебряных копей на Левобережье, под г. Переяславом.— П р и м е ч. а в т.
133
Две палаты, загроможденные сундуками до сводов,— это два смежных помещения, с коробовым сводом каждое, под Алевизовской стеной, вход в настолько из тайника-тоннеля, размером они точно б Х 9 м. В сундуках, о которых говорил и писал Осипов, хранится царский архив Ивана Грозного. До него осталось пройти ныне, расчищая от песка тоннель-тайник, уже не так много. Сохранилась перечневая опись этого архива («Акты археографической экспедиции», № 289). Ящиков по описи насчитывается 230 — достаточно, чтобы загромоздить помещение до сводов. От этого царского архива Забелин был в восторге и ценил его превыше царской библиотеки Грозного. Забелин горько сожалел об утрате этого архива. «Утрата этих ящиков несравненно горестнее для русской истории, чем утрата всей библиотеки Грозного. Вот где было истинное наше сокровище, которое, сохранившись, могло бы пролить истинный и обширный свет на нашу историю от времен Батыя. В 148-м ящике здесь сохранились дефтери старые от Батыя и многих царей, с отметкою, что «переводу им нет, никто перевести не умеет». Здесь сохранились важнейшие бумаги великих и удельных князей и многих бояр. В 47-м ящике, например, грамоты доскончальные и грамоты духовные и книги великих князей старых. Перечислить все драгоценнейшие памятники, хранящиеся в этих ящиках, нет возможности. Некоторые, например, 138-й ящик, с духовными грамотами московских князей, к счастью, сохранились, издавна и доныне сохраняются в архиве Мининдел. Это обстоятельство доказывает, что ящики были целы, быть может, еще в ХЧП столетии. Не о них ли оставалося предание от дьяка Большой казны Василия Макарьева? В особом тайнике они могли быть помещены для сохранения именно от пожаров».
Вот тирада, наводящая на многие размышления... Что «сундуки» Конона Осипова, а «ящики» Забелина заполнены не книгами библиотеки Грозного, а документами его архива, это не может подлежать сомнению. Свой архив, по его ценности, Грозный ставил гораздо ниже своей библиотеки. Он приспособил для него одно или два смежных помещения описанного выше типа, приставил железные двери, надежно запертые тяжелыми замками вышеуказанным способом, и устроил вверху два оконца за железными решетками, без «затворок», т. е. без ставень для постоянного притока «свежего» (насколько таковой в тайнике может найтись) воздуха, что было одним из основных условий для элементарного сохранения не пергаментных уже, а большею частью простых бумажных документов. Такое оборудование готовых сводчатых камер под Алевизовской стеной придумал именно Грозный для своего царского архива, и никто другой ни до, ни после него. Доступ в архив был сравнительно легок: нужны были только ключи, хранившиеся при Грозном, по-видимому, у дьяка Висковатого. Приемлемо допущение Забелина, что архив Грозного еще сохранялся в ХУ11 в. и не только «сохранялся», но и не раз, быть может, открывался как для поисков хранившихся в сундуках архивных документов, так и из-за простого только любопытства высокопоставленных лиц. Не исключено, что так тянулось вплоть до начала ХУП1 в., когда фундамент Арсенала перегородил и частично разрушил тоннель. Вода из родника на дне Арсенальной башни, поднявшись, за неимением выхода, до самой белокаменной, на растворе загородки Арсенала, проникла сквозь раствор в стене, прошла по дну тайника и затопила на метр фундамент Арсенала. Неизбежная отсюда сырость в тайнике, следовательно, и в палате с архивными сундуками и с окошками, не защищенными ставнями, могла отразиться крайне гибельно на бумажных документах. Не исключено также, что мы найдем в архивных сундуках или ящиках одну бумажную труху. Уже одно это серьезное опасение заставляет нас подумать о мерах скорейшего спасения этого хрупкого бумажного сокровища...
Непонятно, почему Забелин ставил так развязно эту возможную бумажную труху неизмеримо выше пергаментных и других рукописей и книг, частично в золотых переплетах, безусловно, прекрасно сохранившихся благодаря сухости в герметически закупоренном веками помещении? Если архив — сокровище
134
русской истории, то библиотека — драгоценное достояние всего грамотного человечества!
Доступ в библиотеку всегда был бесконечно труднее, чем в архив, потому что книгохранилище было защищено не только такими же дверями и замками, как архив, но еще снаружи и замуровано. Размуровывать и открывать тяжелые замки, ключи от которых, к тому же, могли случайно запропаститься, было чрезвычайно сложно и канительно. Почему Грозный и предпочел пойти, ради Веттермана, по линии наименьшего сопротивления — проломать свод каземата. [...]
Так, как перезревший плод, сама собою падает теория Забелина о роковом всепожирающем пожаре 1571 г., якобы сгубившем слитые в одно библиотеки и Грозного и Софии Палеолог.
Ясно, как день, что и архив и библиотека перешли в XVII в. в полной неприкосновенности.
Но, может быть, обе эти драгоценные «поклажи» сожгли интервенты-поляки, как утверждает профессор Клоссиус в своей знаменитой статье за июнь 1834 г. в ЖМНП(5)?
Скороспелое утверждение Клоссиуса долго, целых сто лет, морочило головы непосвященных...
Сам собою огонь не мог проникнуть в глубокий «макарьевский» тайник - тоннель. Допустим, его туда занесли польские поджигатели с пылающими факелами(6). Но поджигать там было нечего — кругом один камень и кирпич. Допустим, что они приметили оконца без затворок и что ухитрились бросить огонь внутрь палаты. Если там находились осиповские кованые сундуки, им это было нипочем, а если забелинские «ящики» — они могли сгореть. Но этого не случилось: дьяк Макарьев семьдесят лет спустя видел их лично целехонькими! [...] Так что библиотека и архив Грозного дошли до нас в полной неприкосновенности. Наша задача — лишь суметь изъять то что само дается в руки.
