— Ведь горы, — думал он, — стоят высокие,

А реки, — думал он, — текут широкие,

А долы, — думал он, — лежат далекие.—

Сто двадцать вьюков для Зоодона навыбил хан,

Двенадцать провожатых ему он дал.

К тому же

Зоодон-Мэргэн батор

(А его батором стали звать с тех пор),

Чтобы голода не чувствовать десять лет,

Рот себе паучьим жиром намазал,

Чтобы голода не чувствовать двадцать лет,

Губы себе червячьим жиром смазал.

После этого

На пятнисто-неказистого коня садится,

В сторону поющего жаворонка коня поворачивает,

Повод ослабит —

Конь как молния мчится,

Конь рысцой трусит,

Когда повод он укорачивает.

Чуть направо коня повернул он,

Тридцать три долины под конем промелькнуло.

Чуть налево он коня направляет,

Тридцать три горы под конем пролетает.

Жаворонок вьется — начало лета.

Едет Зоодой, легко одетый,

Шелковый халат он распахивает,

Шелковой плеточкой он помахивает.

Сорока стрекочет — зима кончается.

В лисьей шапке Зоодон в седле качается.

Тридцатилетний путь он

За три года проскакивает.

Трехлетний путь он

За три месяца проскакивает.

Трехмесячный путь он

До трех дней укрощает.

Трехдневный путь он

До трех часов сокращает.

Едет месяцы он, едет недели,

Приближается к дальней цели.

Коня он кормит травами лишь росистыми,

Коня он поит водами самыми чистыми.

Коня он кормит травами, лишь верхушками,

Коня он поит родниками самыми лучшими.

А сто двадцать навьюченных лошадей

И двенадцать сопровождающих людей

Всех он назад домой отправил,

Никого себе в помощники не оставил.

Доскакал он до вечного моря Манзан,

Доскакал он до великой долины Моорэн,

Доскакал он до желтой реки Хатан,

Доскакал он до голой сопки, где песок до колен.

Поднялся гонец на вершину сопки,

Перед глазами поднебесно высокий

Тот дворец, которого он искал,

Звездной россыпью засверкал,

Лунно-солнечно засиял,

Глубиной своей зазиял.

На скалистую землю Улгэн

Дворец основанием своим опирается.

Небесно-воздушных сфер

Дворец верхами своими касается.

Если сверху вниз на него посмотреть,

Словно звезды в небе мерцают.

Если снизу вверх на него посмотреть,

Словно кометы летят-мелькают.

Выбранный от дыма бесчисленных очагов,

Избранный из тысячи опытных ездоков,

Зоодон-Мэргэн сияющий дворец созерцает.

Молодой гонец с Шодона-коня слезает.

Седло и потник с коня снимает,

Из расшито-шелкового потника пыль выбивает.

Серо-красный костер,

Дымно-яркий костер

На вершине горы разжигает,

На колени становится,

Руки к дворцу простер,

Голову в молитве склоняет.

В это время проснулся Абай Гэсэр,

Вышел из дворца, вокруг посмотрел.

Юную землю свою он трижды насквозь проглядывает,

Молодые просторы свои он трижды вокруг оглядывает.

И видит, что у великого моря Манзан,

В начале великой долины Мооргэн,

Около желтой реки Хатан,

На голой сопке, где песок до колен,

Словно там на сопке огонек горит,

Словно около огонька человечек стоит.

Разжег человечек серо-красный костер,

На колени встал, руки простер.

То распрямляется человечек, то складывается,

Он дворцу постоянно кланяется.

В полуночную эту пору

Кричит Абай Гэсэр

Буйдан-Улаан батору:

— Вставай, — кричит, — перестань храпеть,

Что это за огонек там может гореть?

Кто это у великого моря Манзан,

В начале великой долины Мэргэн,

Около желтой реки Хатан,

На голой сопке, где песок до колен,

Кто это там развел костер,

Кто это руки к нам простер.

Кто это там то распрямляется, то сгибается,

Кто-это нам до земли поклоняется?

Ты коня из конюшни выведи,

Ты намерения человечка выведай.

Если человечек тот плохой и злой,

Отруби ему голову с плеч долой.

Голову к его же седлу приторочь,

Хлестни коня, прогони его прочь,