Девять дней продолжался пир.
На десятые сутки веселий
Оба гостя отяжелели
И дышали уже с трудом,
Угощаясь едой и питьем.
Говорят: «Надо знать и честь —
Столько можно ли пить и есть?»
На прощанье Хурмас к Сэбдэгу
Обратился с речью такой:
«Подчинись мне по доброй воле,
Стань мне преданным, верным слугой,
На своем оставаясь престоле».
Но к Сэбдэгу Атай-Улан
Обратился с речью другою:
«Стань отныне моим слугою,
Ты отринь пятьдесят и пять
Небожителей Западной части,
Ты пойми: чтоб найти свое счастье,
Ты мое обязан признать —
Властелина Востока — господство
И моих сорока четырех
Небожителей превосходство!»
Так ответил Сэбдэг владыкам,
Двум небесным царям великим:
«Я не знаю, кому подчиниться,—
Пусть на это ответит страница
Из священной Книги Судеб.
Прочитав, узнайте: по праву
Кто получит мою державу?»
Ищут, желтую книгу листая,
Ищут, вещие строки читая,
Два верховных царя небес,—
Оказалось, что книга святая
Отказала им наотрез:
«Никакая не вправе рать
У Сэбдэга страну отобрать!»
Но Хурмасу-богатырю
Так была та страна желанна,
Что упрашивать стал он Улана:
«Ты послушай, что я говорю.
Нам с тобою спорить негоже,
Я постарше, ты помоложе,—
Уступи мне эту долину!»
Хоть восточному властелину
Не понравилась просьба такая,
Уступил он Хурмасу все же,
С ханом ссориться не желая:
Тот постарше, он помоложе —
И Хурмаса в гости позвал.
Десять дней у него пировал,
И вино вкушая и счастье,
Повелитель Западной части.
Говорит довольный Хурмас
Властелину Восточной страны:
«Я к себе приглашаю вас
На десятые сутки луны».
И, простясь, на гнедом коне
Поскакал к родной стороне.
Бой быков
Было радостным возвращенье,
Но, забыв о своем приглашенье,
За собою не зная вины,
На десятые сутки луны
Тестя вздумал Хурмас навестить —
И отправился погостить.
Но в назначенный прибыл срок
Тот, кому подчинялся Восток,—
Небожитель Атай-Улан.
Вот пред ним высокий чертог
На небесном воздвигся просторе,
Но ворота все на запоре,
Не дымятся холодные трубы…
Рассердился Атай-Улан,
Заскрипели белые зубы,
Встали дыбом белые волосы
На горячей его голове,
Он пошел — и глубокие полосы
Протянулись в высокой траве,
И дворец, где не встретил дружбы,
Обошел он тринадцать раз,
Обошел постройки и службы
Он тринадцать и десять раз,
Закричал и — страхом объятых —
Пятьдесят кочевий потряс,
Будто десять сотен сохатых
На лесистых вскрикнули скатах,
Будто подняли громкоголосье,
Испугавшись, лосихи и лоси!
Он приехал к властителю в гости,
Ожидая высокой чести,
А уехал он полный злости,
А уехал он полный мести.
Прискакал он к Сэгэн-Сэбдэгу
И с коня ему крикнул: «Ты — мой,
А не то не дожить мне до старости!»
И, дыша тяжело от ярости,
Возвратился к себе домой.
Возвратился к себе домой
И Хурмас от отца жены,
Позабыв, что позвал он гостя
На десятые сутки луны.
Вышла к мужу Гэрэ-Сэсэн
И, с обидою на супруга,
Проронила, дрожа от испуга:
«Здесь один из твоих побывал,
Тот, кого ты в гости позвал,
Но, тебя не застав, рассердился,
Твой дворец прокляв, удалился,
Обойдя его много раз».
«Пригласил я Атай-Улана, —
Сразу вспомнил седой Хурмас,—