— Нет-нет.

— Но я же вижу.

— Да?

— Тебе нужна помощь.

— Ты думаешь?

— Уверен. И я, и cannabis sativa пришли сюда именно за тем, чтобы помочь тебе понять, что ты хочешь, и научить, как обрести желаемое.

Джо чувствовал, что сердце как бы распирает изнутри, еще немного и оно лопнет. Он прижал ладонь к груди слева. Не помогло. Тогда он схватил коробок спичек и стал крутить, стараясь отвлечься от охватившего его страха. И помогло — коробок уводил от видений в мир реальных вещей. Джо мял его, перебрасывал из руки в руку, швырял на стол и брал вновь.

А Перри все вещал:

— Ты ведь не только сегодня вечером не знаешь, куда деваться. Вся жизнь для тебя — сплошное неудобство. Ты часто грустишь, Джо, все бросаешь, но вынужден поднимать снова.

Перри указал на коробок.

— Ты хочешь перевернуть мир, но хватаешься за все сразу и только тратишь силы и время зря. Нужно быть разумнее, понять, что именно тебе нужно, и отбросить все остальное. Тогда ты постигнешь этот мир. Итак, что ты должен делать?

— Понять, чего мне надо.

— Правильно. Потом?

— М-м-м…

— Отбросить… — подсказал Перри.

— Отбросить все остальное.

— Верно, повтори еще раз.

— Понять, чего мне надо, и отбросить все остальное.

— Джо, ты понемножку начинаешь понимать. Это урок номер один. Теперь первое упражнение: наша комната. Есть в ней что-нибудь, что ты хочешь? Назови все, что угодно, и я позабочусь, чтобы ты это получил.

Джо принялся шарить глазами по комнате. Перри промолвил:

— И смотри на меня, это тебе поможет. Вот так. Теперь я снова задам вопрос: есть тут что-нибудь, что ты хочешь?

Джо уставился на Перри, изо всех сил надеясь на подсказку. Но ее не было.

— Знаешь, Джо, есть люди, и их много, которые дорого бы заплатили, лишь бы очутиться на твоем месте: закрытая комната, я и исполнение всех желаний.

У Джо закружилась голова — так он зашевелил мозгами. Прошло несколько томительных минут. Вдруг Перри резко спрыгнул с кровати и подскочил к Джо. Покой в комнате и в душе Джо рухнул. Его странный приятель вцепился в рубашку Джо, заставляя смотреть себе прямо в лицо. Джо удивился: в глазах Перри не было ни гнева, ни жестокости, что противоречило его действиям. Он смотрел мягко и проницательно, смотрел долго, а потом сказал:

— Если мы хотим стать друзьями, Джо, усвой одно правило…

Джо почувствовал, что свершается чудо: этот умный, красивый утонченный человек с манерами повелителя дарит свою силу, внимание, дружбу ему, совершенно ничтожному субъекту. Конечно же, он просто ошибся. Сейчас он это поймет, и все кончится. Джо дрожал от ужаса, что сделает неверный жест, ляпнет глупость, и это ускорит исчезновение Перри.

Он лихорадочно искал способ оттянуть неизбежный крах, искал слова, которые могли бы продлить дружбу. И не находил их. И понимал, что не сможет найти. Перри слишком умен, он знает все на сто ходов вперед, его не обманешь.

— А правило такое — не темнить. Говорить и действовать в открытую. И только так. Я ненавижу людишек, которые знают, чего хотят, и не удовлетворяют свои желания, даже не осмеливаются заговорить о них. Когда я спрашиваю: «Что ты хочешь, Джо?», — ты должен ответить. Просто скажи, что именно ты хочешь. Понимаешь меня?

— Да, понимаю, Перри, конечно.

— Отлично. — Лицо Перри постепенно смягчилось, он улыбнулся, отпустил Джо и уселся на краешек кровати, не сводя с него взгляда. Их глаза встретились.

— Теперь говори. Скажи, чего ты хочешь.

«Кретин, ублюдок, — твердил себе Джо. — Скажи что-нибудь, открой рот, ты что, язык проглотил? Настолько отупел, что не знаешь, чего тебе надо? Говори что-нибудь, неси все, что в голову взбредет, только говори…»

— Я… я думаю, мне… — Джо сморщил лоб, закрыл глаза и вдавил подбородок в грудь, словно то, что он хотел, было спрятано где-то в животе, и он старался усилием воли извлечь его оттуда.

— Ну говори, — подбадривал его Перри, — любое желание.

«Нет, я безнадежный идиот, Боже мой, — думал Джо. — Я же просто сопливый недоносок».

Он вобрал голову в плечи, желая от души, чтобы она провалилась в желудок.

Когда он открыл глаза, он был почти уверен, что Перри уходит. Но встретил доброжелательный, как и прежде, взгляд. Пожалуй, сейчас Перри смотрел на него даже с большим участием.

— Что же ты молчишь, Джо? Говори.

— Я вот что думаю, Перри. Я просто болван. Глуп как пробка. И в кого я такой уродился? Слова путного сказать не могу, и мозги у меня набекрень.

Джо рассмеялся, хотя ему было не до смеха. Он чувствовал, что между ними выросла глухая, толстая, высокая стена непонимания. Ее надо было разрушить, и он таранил ее своим смехом. Но его усилия были тщетны. Чем больше он смеялся, тем толще она становилась.

Внезапно он представил себе такой пейзаж: белый камень на могиле Салли Бак, пустой, без надписи. Воображение быстро подсказало, что следует изобразить на камне — собственную глупую рожу. Теперь все в порядке, можно и передохнуть, снова вернуться к Перри.

— Я вот думаю, — он с удивлением прислушался к собственным словам, — что я так всю жизнь буду мыть посуду, а мне ее все будут подтаскивать и каждый раз все больше, а я все мою, мою…

— А дальше?

— Потом приду сюда и посплю, потом опять примусь за мытье, а потом…

— Что потом?

— Потом я… — Он вытянул ладонь вперед, словно ощупывая еще непроизнесенное слово.

— Так что же потом?

— Потом я умру.

«Черт возьми! Что же за стена между нами? Я сломаю ее! Разобью! Разнесу!»

Джо снова попытался рассмеяться. Нет, так стену не прошибешь. Да и никак ее не прошибешь. Уж слишком она огромна, слишком толста.

И тут он увидел призрака с лопатой в руках. И стал тот призрак копать яму рядом с могилой Салли. А потом появился открытый гроб, в нем лежал красивый парень — Джо Бак. «Ох, черт возьми, — подумал Джо, — неужели это все, что меня ждет? Такой молодой, сильный, красивый — и в ящик?» Его охватила тоска, и неожиданно он рухнул на колени и заплакал. Он задыхался, ловил ртом воздух и видел рядом с собой грязные ботинки незнакомца. Ему очень хотелось, чтобы тот ушел, и он выдохнул: «Убирайся!» Больше он не смог ничего сказать. Внутри него, в легких, распускалось нечто огромное, что переполняло его, перекрывало дыхание. Потом оно вышло из легких, заползло в печень, сердце, повсюду, впилось в тело, как сотня ножей. Грязные ботинки… в них был обут человек. Что он хочет от меня? Что они все хотят от меня? Что нужно этому сукину сыну? Вопрос не давал покоя, колотил в мозг. Разве он не понимает, что я… я…

Вдруг незнакомец с силой схватил его за плечи и опрокинул на спину. Он уселся верхом на Джо, обхватив его ногами. Внезапность нападения выбила из Джо тяжкий, бесформенный страх, что вполз внутрь и царапал душу. Джо теперь мог снова дышать. Он постанывал при каждом выдохе и понял — значит, жив, только живые могут стонать.

Лицо его было мокрым, он, наверное, плакал, но слез своих не стыдился. Это все марихуана, ее штучки, а он тут ни при чем. Он посмотрел на Перри, прижимавшего его к полу, увидел его лицо совсем рядом со своим. Потом услышал голос — дружеский, глубокий, чарующий, как наркотик.

— Пари держу, теперь тебе гораздо лучше, а?

Джо почувствовал, как волна дружелюбия, мудрости и спокойствия подхватила и понесла его. Прекрасно. Наконец-то! И что теперь?

— А теперь, — заговорил Перри, — тебе стоит только сказать, всего лишь намекнуть, что же ты хочешь. Иначе я не смогу выполнить твое желание.

«Кто же он? — думал Джо. — Бог? Санта-Клаус? Волшебник? Даст мне, что я хочу?.. Он спятил? Он все время твердит: «Скажи, чего хочешь…» Ладно, я скажу, пусть знает. Я скажу, что хочу блондинку, и чтобы она меня любила и заботилась обо мне всю жизнь, блондинку с длинными ресницами и с полными коленками, и чтоб ямочки на них, и не худышку какую-нибудь, а чтобы носила желтое платье и за пазухой было за что подержаться, не то что у бедной старушки Салли, ей вечно приходилось подпихивать в лифчик всякую дрянь, и сидим мы дома, она стряпает, а я смотрю какую-нибудь муру по телевизору, и подходит она ко мне, шепчет: «Ковбой, я от тебя без ума» и еще долго про любовь говорит, а я отвечаю: «Вот уж не думал, что можно любить так, как ты меня любишь. Интересно, за что?» А голос у блондинки такой же мягкий, как ее грудь: «Хочешь знать, почему я люблю тебя? Потому что ты — ковбой, Джо Бак, и мне с тобой здорово, ведь выкладываешься ты только со мной в постели, а не на какой-нибудь паршивой работе. Уж что-что, а любить ты, ковбой, умеешь, и времени на это дело тебе не жалко. Так что садись поудобнее, милый, и скажи, что тебе принести поесть. Пирожок с кремом? А может быть, персик и жареную куриную ножку? Погрызи ее, моя радость, а я тебе спою. А потом мы займемся любовью прямо здесь, на полу, а после ты запоешь свою любимую песню про щенка, который бежал далеко… далеко… далеко…»