Тем не менее Джули спит без задних ног рядом, и физически она здесь, но только физически: закутавшись в простыню, будто спряталась в раковину, как улитка. И наверное, правильно. Во всяком случае, для Чика все, что случилось ночью, отдавало грехом кровосмешения, несмотря на всю ясность законных решений. Джули была для Чика членом семьи, и он никогда в ее сторону не поглядывал, но вчера вечером, после нескольких порций спиртного… Ага, вот как все произошло! Конечно, он мог бы и не пить, но все-таки выпил, и сразу все изменилось, и ушли опасения, и пришла раскованность, даже безрассудство, и все сомнения остались за пределами его квартиры… Вот и пожинай теперь урожай, расхлебывай все, что заварил!..
И все же где-то там, в самой глубине души, он не слишком возражал против случившегося. Джули могла пойти куда угодно, а пришла сюда – в этом был своего рода комплимент старшему из братьев.
Но теперь, когда придется сталкиваться с младшим братом, проверяющим идентификаты тех, кто входит в дом, Чику будет очень неловко. Винсу, понятное дело, захочется обсудить возникшую проблему угрюмо и глубокомысленно, и много интеллектуального пыла будет потрачено зря. Каковы глубинные причины возникновения этого треугольника? Зачем Джули бросила Винса и почему перебралась именно к Чику?.. Вопросы бытия, из тех, какими интересовался еще Аристотель и какие были названы когда-то «конечными целями»… Винс все больше и больше отрывался от реальности и все меньше смысла видел в повседневной жизни…
«А позвоню-ка я лучше своему боссу, – подумал Чик. – И сообщу ему… вернее, попрошу у него разрешения опоздать. Мне следует выяснить отношения с Джули и понять, что это будет значить. Сколько времени она намерена у меня оставаться и возьмет ли на себя хоть часть расходов? Вопросы практические, совсем не философские, связанные с реальной жизнью…»
Все еще в пижаме, он прошел на кухню, приготовил себе кофе и некоторое время сидел, потягивая его. Затем включил видеофон и набрал номер своего босса, Мори Фрауэнциммера. Экран сначала стал бледно-серым, потом ярко-белым, а потом на нем возникло плохо сфокусированное изображение Мори.
Тот брился.
– Да, Чик?
– Привет! – сказал Чик и с удивлением обнаружил, как гордо зазвучал его голос. – У меня тут девчонка, Мори, так что я опоздаю.
Это было чисто мужское дело. Не имело особого значения, что это за девчонка; не требовалось никаких подробностей. Мори не задал ни одного вопроса, на его лице родилось непроизвольное подлинное восхищение, тут же сменившееся осуждением. Однако сначала было восхищение! Чик улыбнулся: притворное осуждение – не та реакция, которая заставляет беспокоиться.
– Проклятье! – сказал Мори. – Постарайся появиться не позже девяти.
Тон его голоса говорил совсем иное: «Жаль, я не на твоем месте! И завидую тебе, черт бы тебя побрал!»
– Хорошо, – сказал Чик. – Постараюсь как можно быстрее.
Он бросил взгляд в сторону спальни. Джули уже сидела на постели. Возможно, Мори ее даже видел. А может, и нет. В любом случае самое время закругляться.
– До встречи, старик! – Чик повесил трубку.
– Кто это был? – сонным голосом спросила Джули. – Винс?
– Нет. Это был мой босс. – Чик поставил воду для второй порции кофе. Потом вернулся в спальню и сел на кровать рядом с девушкой. – Привет! Как дела?
– Я забыла свою расческу, – прагматично сообщила Джули.
– Я куплю тебе новую в автомате, что стоит в холле.
– Это же просто пластмассовый мусор.
– Хм, – только и сказал он, чувствуя, как душу все больше заполняет горячая любовь и сентиментальность.
Ну и ситуация! Девушка в постели, а он сидит рядом, в одной пижаме… Это была горестно-сладкая картинка четырехмесячной давности из его последнего семейного жизненного этапа.
– Привет! – повторил он и погладил ее бедро.
– О боже! – сказала Джули. – Как жаль, что я не умерла!
Нет, она ни в чем его не обвиняла, более того, в этом ее восклицании не было никакого намека на истинное желание смерти. Просто она как бы возобновляла прерванный ночной разговор.
– Зачем все это, Чик? – спросила она. – Я люблю Винса, но он же настоящий кретин. Он никогда не станет взрослым и не взвалит на плечи жизненные заботы. Он всегда будет играть в свои игры, этакое воплощение современной, хорошо организованной общественной жизни, человек из истеблишмента, чистый и простой, хотя таким вовсе и не является. Разве что молод… – Она вздохнула.
Этот вздох остановил руку Чика, потому что был холодным и равнодушным. Она сбрасывала со счетов своего прежнего мужчину, перерезала пуповину, которая связывала ее с Винсом, почти без эмоций. Вернее, эмоции были столь ничтожными, будто она возвращала книгу, взятую в домовой библиотеке.
«Ничего себе компот! – подумал Чик. – А ведь этот человек был твоим мужем. Ты любила его. Ты спала с ним, жила с ним, знала о нем все, что только можно знать… Фактически ты знала его лучше, чем я, хотя он – мой брат столько времени, сколько ты и не жила на этом свете… Нет, женщины – подлые и жестокие существа, – решил он. – Ужасно жестокие!»
– Мне… э-э… пора на работу, – нервно сказал он.
– Кофе ты для меня поставил?
– Да, конечно!
– Принеси его сюда. Хорошо, Чик?
Он пошел заваривать кофе, она принялась одеваться.
– Старый Кальбфляйш толкал речь сегодня утром? – спросила Джули.
– Понятия не имею, – отозвался Чик.
Ему даже в голову не пришло включить телевизор, хотя он и прочел вчера вечером в программе о том, что речь передадут. Ему было чихать на все, о чем собирался тарахтеть старый маразматик.
– Тебе и в самом деле нужно тащиться на эту чертову работу?
Джули не сводила с него глаз, и он впервые, пожалуй, увидел, как они красивы. Ее глаза были похожи на хорошо отшлифованные бриллианты, нуждающиеся прежде всего в дневном свете – только так могли проявиться их великолепные качества. У нее была также странноватая для женщины квадратная челюсть и чуть крупноватый рот, пухлые и неестественно красные губы загибались книзу, как у древнегреческих трагедийных масок, отвлекая внимание от неряшливо окрашенных волос. Фигура у нее была просто прекрасная, со всеми необходимыми округлостями, да и одевалась Джули хорошо, вернее, выглядела великолепно, что бы на себя ни надела. Ей шли любые тряпки, даже хлопчатобумажные изделия массового пошива, доставлявшие столько трудностей другим женщинам. Вот и сейчас она натянула на себя то же, в чем была вчера вечером, – оливкового цвета дешевое платье с круглыми черными пуговицами, но даже в нем она выглядела первоклассно, другого слова и не подберешь. У нее была аристократическая осанка и прекрасные кости. На это указывали ее скулы, нос и превосходные зубы. Немкой она не была, но происхождения явно нордического – возможно, шведка или датчанка. Глядя на нее, Чик подумал, что годы на ней почти не сказываются, она казалась самой настоящей небьющейся игрушкой. Он и представить себе не мог, что она может стать оплывшей, толстой и унылой.
– Я проголодалась, – заметила Джули.
– Ты имеешь в виду, что я должен приготовить завтрак. – Чик не спрашивал, он утверждал.
– Нет, это я буду готовить завтрак для мужика, будь то ты или твой тупица братец, – ядовито сказала Джули.
Сердце Чика снова тронула тревога. Слишком скоро эта девица перешла на резкости!.. Он хорошо ее знал, знал, что она беспардонна, но неужели нельзя было повременить с грубостью хоть чуть-чуть? Неужели она и сюда принесла то настроение, что было у нее с Винсом? Разве не ждала она медовый месяц?
«Похоже, ты влип! – сказал себе Чик. – Слишком многого ты захотел!.. Боже, а может, она уйдет отсюда? Надеюсь, именно так и произойдет…»
Это была совершенно ребяческая надежда, очень смешная для взрослого мужчины. Ни один взрослый мужчина никогда бы не понадеялся на подобный исход. Теперь Чик это понял.
– Я приготовлю завтрак, – сказал он и отправился на кухню.
Джули осталась в спальне и принялась расчесывать волосы.