Все трое приглянулись друг другу с первого взгляда. Ни Бурин, ни Ким не знали тогда, что молодой человек с нежным голосом – наследный принц, сын могущественного императора Юлиана, наследник Орлиного Престола и обладатель ещё доброй дюжины других важных титулов. С того момента они стали неразлучны. Они вместе подшучивали над учителями, плечом к плечу держали оборону в драках и совместно допоздна пировали – причем Ким был более осмотрительным на пирах, чем его собутыльники, поскольку не был в силах выпить такое количество темного ячменного напитка, какое поглощали они. И хотя на следующий день в голове его целая армия гномов усердно валила деревья, он все же всегда знал, где проснулся.

Марина положила каждому по порядочной порции жаркого, поставила миску с супом на стол и удалилась. Она устояла перед соблазном подслушивать – при всей любви к сплетням она все же соблюдала границы дозволенного – и скрылась в кухню, чтобы самой перехватить кусочек. Того, что она уже узнала, хватит, чтобы удивлять народ до первого снега.

– Восхитительно! Ты нисколько не преувеличил, – в один голос заявили Бурин и Фабиан, после того как отведали овощного супа.

Трапеза сопровождалась старыми анекдотами из времен их учебы в университете Аллатуриона, оплоте благородного образования и диких шуток, учебы и кутежей, знания и глупости. Неоднократно Фабиан вынужден был пускать в ход авторитет своего отца, чтобы всех их троих не выставили из университета. Однако в итоге все три друга сдали экзамены на отлично, и декан с кислой физиономией вынужден был на глазах у всей общественности вынести им похвалу.

Покончив с ужином, гости удовлетворенно откинулись на своих стульях. Бурин сделал большой глоток пива и поднялся, чтобы нацедить ещё одну кружку из бочки. Но перед тем как открыть кран, он обернулся.

– Как насчет того, чтобы поговорить о более серьезных вещах? – спросил он своих друзей.

– Что до меня, то я за, – ответил Ким. – Но не лучше ли сегодня просто отпраздновать нашу встречу?

Фабиан кивнул головой.

– Тайна существует уже так долго, что может потерпеть и ещё один день.

– Ладно, – пробасил гном и открыл кран, из которого, пенясь, полилось темное пиво.

– Как обстоят дела с твоей диссертацией? – поинтересовался Фабиан. – Есть успехи?

– Трудно сказать. История фольков никогда толком не записывалась. Она, в сущности, состоит из старых грамот и музейных экспонатов. Если уж на то пошло, то помимо ежегодников в библиотеке Аллатуриона, перечисляющих те немногие события, которые в равной мере затронули и людей и фольков, не велось никаких хронологических записей. Если бы не магистр Адрион, который время от времени мне помогает, то я бы уже забросил магистратуру и довольствовался степенью бакалавра.

– Звучит не очень-то обнадеживающе, – заметил Фабиан на этот раз вполне серьезно.

– А как дела у тебя? – спросил Ким и вскинул свои острые брови.

– Да как тебе сказать, – начал Фабиан, вытащил из-под рубахи кожаный кошель и открыл его. Там находилось простое серебряное кольцо с камнем, который, как казалось, испускал голубоватый огонь. – Вот причина моего пребывания здесь. Целый год я провел в архивах, но узнал не больше того, что мне уже было известно: это кольцо связанно с какой-то старинной историей и спокон веку принадлежит роду правителей Империи.

– Ну а ты, Бубу?

Гном помедлил.

– Мне тоже не удалось ничего найти, – проворчал он наконец. Он никогда не рассказывал друзьям, что же он выискивает на самом деле, кроме того, что это является древней тайной его рода. Гномы, какими бы они ни казались дружелюбными, на самом деле весьма скрытны, когда дело касается их собственного народа, и одно то, что Бурин был так откровенен с друзьями, уже граничило с чудом. Но если уж Бурин не хотел о чем-либо рассказывать, то он становился нем, как камень. – Последний след, который я разыскал, оборвался на границе Эльдерланда. Поэтому я пошел в Ауреолис, чтобы совместно с Фабианом приехать сюда, как мы и договаривались год назад.

– Все следы ведут сюда, на север. – Принц наклонился вперед, и в его позе появилось нечто от многих поколений его венценосных предков, но в не меньшей мере и от страсти ученого, которому не дает покоя манящая и вечно ускользающая истина. – Все найденное мной сводится к нескольким фрагментам старинных свитков – свитков времен нужды и опустошения, написанных на языке, который весьма похож на язык фольков. В недрах большого музея вашей короткой истории должны отыскаться и другие источники.

– Но фольки живут в Эльдерланде вот уже семьсот семьдесят семь лет. Как раз со времен…

– …Войны Теней, – договорил Фабиан.

Огонь в камине вспыхнул и отбросил большую и темную тень на стену, так что показалось, как будто воители древних времен в рогатых шлемах и со знаменами в руках восстали из мрака. Гном ничего не сказал, но его темные глаза сверкнули, а рука инстинктивно потянулась к груди, как будто в сердце своем он хранил нечто сокровенное, тайну, о которой знал только он один.

Тень исчезла. В камине стрельнуло и осыпалось полено.

– Я помогу тебе, насколько сумею, – сказал Ким. – Мы обязательно что-нибудь да отыщем; хотя наша история и не записана, в музее тем не менее царит полный порядок! – На мгновение в его глазах мелькнула плутоватая искорка.

Бурин поднялся.

– За разговорами рождается жажда! – сказал он и взял со стола три кружки, чтобы наполнить их заново. Когда гном вернулся к столу с полными кружками, от его угрюмости не осталось и следа.

– Ad salamandrum ex… – торжественно провозгласил Ким, прибегнув к древнему языку ученых, и поднял кубок.

– … fiducit![2] – отозвались остальные, поддержав его своими кружками.

– …а я вам говорю… – Март Кройхауф собирался разразиться новой тирадой, как вдруг дверь «Плуга» распахнулась. На этот раз в неё вошли отнюдь не два дружелюбных иноземца, которые, выпив пива, спросили дорогу и оставили после себя обильный предмет для болтовни.

Дверь ударилась о стену, отскочила и вновь была открыта пинком. В помещение ввалились шестеро – неуклюжие и грубые, с лицами цвета дубленой шкуры. Рост у каждого был не ниже человеческого, но это были не люди. Тяжелые кованые сапоги гулко стучали по полу, мечи были вынуты из ножен, а маслянистый запах кольчуг перемешивался с вонью, исходившей от немытых тел.

– Больги…

Впрочем, никто не произнес этого слова вслух, только у хозяина оно застыло на губах. Прочие же остались сидеть с открытыми ртами. В их жизнь вторглась одна из самых ужасных легенд. И все это больше походило на нападение, чем на посещение.

Больги. Все присутствующие знали о них только по картинам из музея, почти каждый хотя бы раз в жизни высказывался на предмет того, что бы он сделал с этими мерзавцами, случись им проникнуть в Эльдерланд. Теперь же, когда эти существа были рядом, мужество покинуло доблестных фольков.

Оружие захватчиков говорило на своем собственном языке, и даже Март не осмелился протестовать. Шесть раз по два с половиной фута отточенной стали – убедительный аргумент, чтобы держать язык за зубами. Правда, оставалась надежда, что все это лишь ночной мимолетный кошмар и больги исчезнут.

Из ночной темноты появилась ещё одна фигура. Это долговязое существо не походило на больгов. Светлые, коротко стриженые волосы позволяли хорошо разглядеть красивое, бледное лицо. Только острые, изогнутые уши выдавали во вновь прибывшем эльфа. На нем были черные доспехи, блеск которых ещё больше подчеркивал почти неестественную бледность лица. Однако глаза были не красными, как у альбиноса, а черными, как сама ночь. Какими бы страшными ни были больги, они казались почти добряками в сравнении с темным эльфом. Он даже не вынул из ножен меч. В этом не было необходимости.

Темный эльф внимательно осмотрел зал. Каждый из присутствующих на мгновение почувствовал себя во власти этих черных глаз.