– Хамабрегорин, – вставил Бурин, – один из трех Владык гномьего народа и мой предок. – При этих словах не один Ким бросил удивленный взгляд на гнома.

– Однако руководство над Союзом Народов взял на себя человек, Талмонд Турионский, прозванный Могучим, – сказал Фабиан и продекламировал:

– Это довольно длинная баллада, – добавил он. – А ведь сам Талмонд был всего лишь вождем небольшого племени. Но, очевидно, он был выдающейся личностью и воином, каких редко рождает земля. Когда темные эльфы подчинили себе большую часть западных земель, он выступил с воззванием и предпринял с несколькими преданными ему людьми отчаянно смелый поход против твердыни врага Аграхуридион, что значит Высокие Стены Мрака. Гномы указали ему, как добраться туда по древним дорогам, которые они сами когда-то и проложили, а эльфы вели его. С военной точки зрения, это была совершенная авантюра: плохо вооруженное войско, больше напоминающее шайку разбойников, с мечами из бронзы и ржавого железа. Словом, никаких рыцарей в серебряных доспехах. Только у самого Талмонда был стальной меч Изратор, прозванный Убийца Теней, клинок, который ему выковали гномы. Я знаю это, потому что унаследовал его.

Он извлек меч из ножен, и тот, блеснув в матовом свете костра, вдруг запылал как расплавленное золото.

– Тай на ведуй! – выкрикнул Гилфалас. – Я вспомнил: воин и князь теней. Я вижу их поединок: копье темного эльфа пробивает панцирь и вонзается в сердце Талмонда. Но и воссиявший меч надвое рассекает черный шлем.

– Вы вспомнили? – удивился Ким. – Так, значит, вы тоже там были? – Интересно, подумал он, сколько же тогда лет этому так молодо выглядящему эльфийскому принцу? Сколько сотен лет минуло с тех пор?

– Да нет, – возразил Гилфалас, – это память моего народа. Она всегда жива в элоаях. Наша память простирается вплоть до самих истоков, до Вод Пробуждения… – Он замолчал.

– Так об этом говорится и в наших преданиях, – после некоторой паузы заговорил Фабиан. – У стен вражеской крепости Талмонд вызвал черного князя Азратота Ужасного на поединок и поразил его, однако и сам получил в бою смертельную рану.

– И после этого война закончилась? – спросил Ким.

– Нет, но это был, пожалуй, переломный момент, хотя историки ещё спорят об этом. На самом деле редко все происходит так, как о том говорится в легендах. Лишь сыну Талмонда Хельмонду удалось объединить народы в Империю и окончательно изгнать темных эльфов. Он не был воином, однако обладал великой мудростью, и с ним пребывали сила Всевышнего и Владычицы Небесной. Благодаря им он смог открыть недра Подземного Мира, они разверзлись и поглотили твердыню темных эльфов вплоть до самых высоких башен, а ветер бездны перенес Народ Мрака далеко за море. Так, по крайней мере, сообщается. После этого он стал первым императором. Отца Хельмонда ещё при жизни прозвали Могучим, его же самого после смерти нарекли Великим.

– Неужели никто не знает, где все это происходило? – спросил Ким. – Где находилась эта легендарная твердыня темных эльфов?

– Земля помнит, – произнесла Марина, не проронившая до этого ни слова. – Разве вы не чувствуете?

Все с изумлением взглянули на нее. Но её лицо было скрыто в тени.

Костер прогорел и превратился в золу. Путники закутались в одеяла и попытались уснуть. Однако Ким ещё долго не мог заснуть, но даже когда и задремал, его сны были наполнены звуками боя, могучими, возносящимися в небо крепостными валами, призрачными фигурами и сверкающими мечами…

Кима разбудил запах чая. Он высунулся из-под своего одеяла и увидел Марину, которая хлопотала над завтраком.

– Я уже привыкаю к чаю, – сонно произнес Бурин. – Лучше каждое утро просыпаться от его аромата, чем от какого-нибудь скрипучего голоса.

– Вот и отлично, тогда поднимайся и иди завтракать, – весело сказала Марина. На неё рассказы Фабиана и Гилфаласа не произвели, казалось, никакого впечатления. Ким же, напротив, спал тревожно, но утром уже не мог вспомнить подробности сна.

Только откинув одеяло, он заметил, как холодно, и поспешил к костру. На траве лежал иней, хотя было ещё только начало сентября. А ведь ни у одного из них нет зимней одежды, ибо никто не рассчитывал, что придется подниматься в горы.

Они позавтракали и выпили чая. Из небольшого ключа, находившегося неподалеку, Марина пополнила запасы воды.

Да, именно Марина заботилась о их запасах, которые последний раз были восполнены болотниками, прежде чем те…

Перед глазами Кима вновь возникли лица Транга и других обитателей деревни. И он поклялся себе, что все они будут отомщены.

Они продолжили свой путь.

С каждым шагом тропа становилась круче. Лес, росший по обе стороны тропинки и из лиственного постепенно превратившийся в хвойный, стал редеть. Папоротник уступил место коричневатому вереску, пустому и давно отцветшему. Вместо елей и пихт изредка попадались кривые сосны, в кронах которых гудел ветер.

Внезапно – это было на третий час после восхода солнца – Фабиан остановился. Ким, шедший сразу за ним, чуть было не налетел на него.

– Что случилось? – спросил было он, однако в этот же момент понял все сам. Тропинка, по которой они шли, резко обрывалась.

– И что теперь делать? – спросил он.

Фабиан достал карту. Затем он взглянул в южном направлении.

– Где-то здесь должен начинаться подъем, ведущий к Горному Проходу, – с уверенностью заявил он.

– Мне кажется, я вижу нечто напоминающее дорогу, – сказал Гилфалас. – Взгляните, вот и придорожный камень. – Остальные посмотрели в указанном направлении, но ничего не сумели разглядеть.

– Где? – спросил Фабиан.

– Левее, – сказал Гилфалас и указал на каменную глыбу, как будто случайно лежавшую на склоне. – Там есть даже какая-то надпись.

– У нашего друга зрение лучше, чем у орла, – прогудел Бурин и вместе с Фабианом зашагал к камню.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что камень некогда при помощи топора и зубила был превращен в плиту с тупым конусом наверху. На нем ещё можно было различить какие-то странные знаки.

– Иероглифы, – сказал Гилфалас. – Несомненно, это гномье письмо.

Бурин наклонился, чтобы попытаться разобрать их.

– Здесь написано – двенадцать миль, мой близорукий друг, – произнес Фабиан и ухмыльнулся.

– Это-то и мне понятно. Но я пробую разобрать, что выбито чуть выше. Хотя сейчас это уже невозможно сделать.

Ким присел на корточки и рукой протер заросшую лишайником табличку. В этот миг солнечный луч косо скользнул по наклонной поверхности, так что стали видны резкие контуры знаков.

– Дорак Ангримур, – прочел он, – Врата Мира.

– Что это значит? – спросил Гилфалас.

– Такие камни устанавливались на торговых путях, – несколько поспешно ответил Бурин.

Пока Фабиан и остальные исследовали придорожный камень, Ким отошел в сторону. Эльдерланд был виден отсюда как на ладони. В это мгновение Ким почувствовал у себя на плече чью-то руку.

– Господин Кимберон, нет смысла смотреть туда. Вам будет от этого тяжело на душе, как и нашему Гврги, – произнесла Марина и указала на стоящего в стороне болотника, взгляд которого также был устремлен в долину.

– Я не могу иначе, – возразил Ким. – Я не могу не думать о том, что сейчас происходит в Альдсвике и Цвикеле…

– Оставьте подобные мысли и посмотрите лучше на горы, господин Кимберон. С тех пор как мы вышли из леса, я не могу наглядеться. Взгляните, и сами все поймете…

Ким хотел было возразить, но вдруг все в нем замерло. Он никогда не видел Серповых Гор так близко.

Очертания их были столь резкими, будто кто-то вырезал их ножом. Острые гребни, покрытые ущельями склоны – все устремлялось ввысь, к небосводу, где в царственном величии, с коронами из вечного снега покоились горные вершины, бесконечно далекие от земных горестей и забот.