— Если миледи не может возвратиться домой, надо подумать, куда еще можно отправить вашу милость.

— Некуда, Митти! Я уже все перебрала. Мне некуда пойти, тем более что у меня нет денег.

— Нет денег?!

— У меня… есть несколько матушкиных украшений, из тех, что я носила. Но даже если… ты согласился бы продать их для меня… все равно мне страшно одной ехать в Лондон.

— Даже не думайте об этом, миледи! — воскликнул Миллет. — Даже не думайте, это невозможно!

Грейсила улыбнулась:

— Боюсь, Митти, я причиню тебе некоторые хлопоты.

Старый дворецкий посмотрел на девушку и понял: деваться некуда. Разве можно отпустить это невинное прекрасное дитя в огромный и жестокий мир? Разве можно бросить ее на произвол судьбы, оставив без помощи и поддержки? Его пробрала дрожь, когда он представил себе, что с ней может случиться. Конечно, он ее спрячет. Разве он когда-нибудь позабудет о том счастье, которое она внесла своим существованием в его одинокую холостяцкую жизнь?

«Мит-ти! Мит-ти!»

Перед его умственным взором предстала малышка Грейсила. Прекрасная, как ангелочек, она перебирала пухленькими ножками и тянулась к нему ручонками.

А вот девочка постарше рыдает, прижимаясь к его щеке своим заплаканным личиком:

«Ненавижу… няню! Она мне… не верит… а я ее не обманываю!»

Буквально за одно мгновение в голове Миллета пронеслась череда картин его жизни в замке Шеринг: вот ему навстречу бежит разгоряченная игрой Грейсила, колокольчиком звенит ее счастливый детский смех; вот она плачет, обиженная строгой гувернанткой; вот десятилетняя девочка отчаянно рыдает, бессильная вернуть отошедшую в мир иной любимую матушку.

Колесо его жизни вращалось вокруг Грейсилы и серебра.

И ту, и другое Миллет любил так беззаветно и преданно, как не любил никого и ничто в этом изменчивом мире.

Одной лишь малышке Грейсиле он позволял подержать в детских ручонках драгоценные изделия, которые специально для нее извлекал из громоздкого сейфа. Когда девочка подросла, он развлекал ее рассказами о знаменитых ювелирах, особенно о золотых дел мастере короля Генриха VIII Гансе Антверпенском. Он показывал ей прекрасные работы Поля де Ламерье, Плателя и Пола Стоура.

Но сама Грейсила была для него драгоценней любого самого драгоценного сокровища.

— Я вас спрячу, миледи, — внезапно произнес Миллет. — Но обещайте мне, что не попадетесь на глаза его светлости.

— Ах, Митти, милый! Ты же знаешь, я не допущу, чтобы у тебя были неприятности. Спасибо тебе! Благодарю тебя от всего сердца! Я знала, что ты не оставишь меня в беде! — воскликнула Грейсила.

— Ох, миледи, я сам не знаю, на что иду! Лорд Дэмиен мне хорошо платит, к тому же быть честным по отношению к нему — мой долг.

— Но я не думаю, Митти, — улыбнулась девушка, — что его светлость станет в подробностях интересоваться скучными домашними делами.

Подумав, она быстро спросила:

— Его светлость приехал один?

— С ним только камердинер — человек, который всегда был при нем, с самого детства. Я хорошо знаю Доркинса, он родом из соседней деревни.

Грейсиле показалось занятным, что человек, все эти годы проживший вместе с отверженным лордом, был уроженцем их графства.

Девушка посмотрела на Миллета и заметила на его лице то самое важное и респектабельное выражение, с которым привыкла видеть его, стоящего в ожидании гостей, на пороге гостиной. В такие минуты он казался почти неприступным.

Это был уже не тот нежный и ласковый, все понимающий Митти, к которому она всегда обращалась за поддержкой в трудные минуты.

Она подождала, пока он не заговорил снова:

— Побудьте пока тут, миледи. Я пойду поищу сестру. Ее мы посвятим в нашу тайну, но больше никто знать не должен!

— Конечно! — воскликнула Грейсила. — Я доверяю мисс Ханселл так же, как тебе.

Миллет вышел, а Грейсила принялась рассматривать разложенные на столе серебряные предметы. Она не ошиблась, предположив, что Миллет еще не спит, а занят своим любимым делом.

Она добилась своего — Миллет ее спрячет. Грейсила внезапно почувствовала себя опустошенной.

Сильнейшее потрясение, которое ей довелось испытать всего несколько часов назад, растянувшийся до бесконечности день, полный тягостных мыслей о том, что теперь делать, и, наконец, побег из дома, — все это вконец измотало ее. Казалось, она вот-вот расплачется.

Грейсила представила себе, как герцог и мачеха, убежденные в полной безнаказанности, продолжают у нее за спиной свои любовные приключения. Если свадьба состоится, ей придется стать для них идеальной ширмой.

Они уже давно обманывают графа. Интересно, как долго они собирались обманывать ее?

И тут она с ужасом подумала, что если бы не стала случайным свидетелем той сцены в библиотеке, то ничего бы не заподозрила даже через миллион лет. Разве могла столь юная девушка запятнать подозрением женщину, заменившую ей мать, супругу своего отца? Или предположить, что герцог предложил ей руку и сердце для того лишь, чтобы иметь возможность беспрепятственно встречаться с графиней?

Грейсила чувствовала себя оплеванной.

Она пыталась успокоить себя тем, что люди совершают самые разные поступки. Такова человеческая природа, которой движут страсть, любовь и ненависть.

Грейсила много читала, а в книгах ей встречались ситуации и похуже, но она никогда не предполагала, что подобное может случиться в ее родном доме.

«Наверное, я еще молодая и неопытная», — заключила она свои рассуждения.

Дверь буфетной отворилась, и на пороге появилась мисс Ханселл.

Почтенная пожилая женщина с приветливым лицом и добрыми глазами была очень похожа на Миллета. Мисс Ханселл была одета в простое темное платье, а на ее широком поясе висела массивная серебряная цепь, на которой позвякивала большая связка ключей.

Она решительно направилась к девушке;

— Миледи! Не могу поверить, что это вы!

— Это я, мисс Ханселл! — ответила Грейсила. — Митти уже, наверное, рассказал, что мне нужна ваша помощь?

— Да, миледи, рассказал! Ох, вот только не знаю, что сказала бы на это ваша матушка!

— Клянусь вам, мисс Ханселл, если бы мама была жива, она бы полностью меня поддержала. Она знала, что единственные люди, которые смогут мне помочь, — это вы и мистер Миллет.

— Будь по-вашему, миледи. Я знавала вас еще ребенком, да и не смогу я вам отказать. Разве я могу захлопнуть перед вами дверь? Господь знает, я на это не способна! Я буду молиться лишь о том, чтобы не ошибиться и поступить по правде, — сказала старая женщина.

— С вами мне ничего не угрожает, остальное не важно, — сказала Грейсила.

По выражению лица мисс Ханселл Грейсила поняла, что ключик найден.

То, что эти дорогие люди готовы позаботиться о ней, было ее спасением.

— Ты будешь жить со мной, в соседней комнате, — решительно произнесла женщина, как будто за Грейсилой по меньшей мере следовала погоня, и теперь ее ни на шаг нельзя было от себя отпускать.

Она оглядела узел с платьями, все еще лежавший на стульях, и воскликнула:

— У меня появилась идея получше! Я поселю вашу милость в комнате Елизаветы, в той, что в дальнем конце восточного крыла. Туда никто из прислуги не заглядывает, а я буду спать за дверью.

Она на секунду замолчала, а потом заговорила снова:

— Знаете, ваша милость, до того, как вернулся его светлость лорд, у меня в подчинении была всего одна пожилая женщина, которой я доверяю, как самой себе. Но теперь, может быть, мне придется привести еще работниц, а женщины, как вам известно, миледи, любят посплетничать.

— Знаю, — рассмеялась Грейсила и добавила: — Мне будет очень приятно поселиться в комнате Елизаветы!

Она хорошо знала дом. В те времена, когда они вместе с отцом отправлялись на лошадях в гости к старому лорду, она часто гуляла по старинному зданию.

Пока джентльмены беседовали, маленькая Грейсила отправлялась или к мисс Ханселл, или на увлекательную экскурсию по большому дому.