— Мы пойдем вместе! Это так… так замечательно.

Она замолчала, а потом тихо проговорила:

— Ах, Вирджил, если бы ты только знал, каково бы мне было возвращаться одной в Баронс-Холл, когда кончились бы эти пять часов счастья, которые ты подарил. А как ты думаешь, Вирджил, когда мы умрем, мы найдем друг друга снова?

— Мы теперь неразлучны, потому что мы — одно целое. В этом я абсолютно уверен.

— Мне тоже хочется в это верить.

— У меня впереди целая жизнь, чтобы доказать тебе это.

Так они шли рука об руку и разговаривали, пока деревья не расступились и перед ними не вырос, уютно мерцая окнами, их, теперь уже общий, дом. Звезды, серебряными точками усыпавшие бархатное небо, таинственно мерцали, а лунный свет отражался от карнизов и водосточных труб.

— Наш дом! — прошептала Грейсила.

— Ты сделаешь его таким, каким я не видел его много-много лет, — сказал лорд Дэмиен — И, может быть, когда-нибудь он станет домом наших детей.

— Они не будут одиноки, каким когда-то был ты! — пообещала Грейсила.

— И как ты.

— Я была бы еще более одинокой, если бы… не читала о тебе в книгах и не мечтала о тебе.

— Так реальность тебя не разочаровала?

Грейсила подняла на него глаза, и он увидел, как они лучатся улыбкой.

— Разве ты не знаешь? Я влюблена в тебя до потери памяти, и с каждой минутой, с каждым вздохом люблю еще сильней.

— Дорогая!

Лорд Дэмиен снова поцеловал ее. Оба поняли, что хотят еще большей близости, и быстро зашагали в сторону дома.

Окна в салоне были открыты настежь, в доме стояла тишина, а в комнатах не было ни души. Они прошли по коридорам и поднялись наверх по винтовой лестнице.

Накануне Грейсила провела ночь в комнате, соседней со спальней, в которой из поколения в поколение спали хозяева Баронс-Холла. Сейчас она с радостным волнением ощутила, как все женщины прошлого, спутницы лордов Дэмиенов, благословляют ее и желают ей счастья. Как она и предполагала, ни мисс Ханселл, ни Доукинс не ждали их, чтобы проводить ко сну.

Вирджил зашел к ней в комнату и замер, глядя на тонкий силуэт, освещенный пламенем свечей в высоких старинных канделябрах.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец Вирджил спросил:

— Ты любишь меня, Грейсила?

— Очень! Очень, дорогой Вирджил.

Она шла ему навстречу и улыбалась. Подойдя совсем близко, она обвила его руками. Он притянул ее к себе, и его поцелуи были восхитительны своей нежностью и страстью. Это не была обычная страсть, это был огонь, очищенный в горниле небесной любви, раскаленная лава, сияющая и прекрасная своей первозданной чистотой.

Он осторожно снял с нее ожерелье и одну за другой звезды, украшавшие ее белокурые волосы. Он не выпускал ее из плена своих горячих губ, и Грейсила почувствовала нежное и настойчивое прикосновение его пальцев там, где застегивалось ее белое свадебное платье.

Платье шелковой змейкой скользнуло на пол, а сверху на него упали тонкие кружевные перчатки.

— Грейсила, ангел мой, маленькая моя звездочка, я обожаю тебя, преклоняюсь перед тобой. Ты послана мне самим небом, и с тобой я словно в раю. Как сильно я хочу тебя!

— Я… тоже хочу тебя, — попыталась произнести Грейсила, задыхаясь от счастья.

Больше она ничего не сказала, ибо не нашла слов, чтобы выразить то неземное чувство, которое соединило их обоих в небесных объятиях звездного света.