— Я давал тебе все, что ты просила.

У Вирджила было большое состояние, которое оставила ему матушка. Конечно, отец лишил его финансовой поддержки, но, к счастью, она ему не понадобилась.

— Ну, деньги и драгоценности не так уж меня интересуют, — усмехнулась Фенис.

— Я знаю, что тебе нужно, — сурово ответил Вирджил. — Но, учти, я не тот человек, чтобы дать тебе это!

— Ты слишком англичанин, чтобы понять! Если я не уйду сейчас, будет слишком поздно. Я старею! Скоро я стану слишком стара, чтобы что-то изменить!

Впервые она говорила правду.

Он давно знал, что она лгала о своем возрасте, впрочем, как и о многих других вещах.

Когда-то она смущенно, словно юная девушка, потупив прелестные глазки, сказала ему, что ей двадцать шесть. Но не нужно было быть математиком, чтобы, сопоставив даты ее предыдущего замужества и поездок, вычислить, что она по меньшей мере на шесть лет старше.

Сейчас ей было тридцать восемь, и Вирджил часто замечал, что она с ужасом всматривается в зеркало, разглядывая каждую микроскопическую морщинку, каждый седой волос.

Она умело пользовалась косметикой, гонялась за каждым новым кремом. В последний год их связи она совершенно помешалась на эликсире молодости, стоившем по десяти гиней за флакон. Приближающаяся старость была ее беспощадным врагом, которого она должна была победить во что бы то ни стало. И даже нежное обожание и любовь Вирджила не смогли повернуть время вспять.

Египтянину было не многим более двадцати пяти. Вирджил с горечью подумал, что ему тоже когда-то предстоит узнать правду.

Фенис любой ценой хотела снова обрести утраченную юность. Такой дар ей мог преподнести только молодой любовник.

Наконец она ушла, и в доме остался лишь слабый запах ее духов. Этот аромат вопреки ожиданиям Вирджила, который почувствовал долгожданное облегчение, вызвал в нем ощущение невыразимого одиночества.

Палаццо, уже не тот, в котором они поселились шесть лет тому назад, а другой, более претенциозный и роскошный, был пуст — безнадежно пуст и безмолвен.

Он часто ловил себя на том, что ждет, как вот-вот раздастся ее капризный голос:

«Вирджил! Мне скучно!»

«Вирджил! Позови кого-нибудь обедать с нами, пригласи много-много людей!»

«Я хочу на вечеринку, хочу музыки, смеха и шума!»

«Вирджил, давай займемся любовью! Доставь мне удовольствие, сделай так, чтобы я загорелась от страсти! Вирджил, я боюсь, что стала не такой чувственной, как раньше, скажи мне, что это не так!»

Теперь он сам устраивал приемы — шумные, пьяные вечеринки. Он думал, что они помогут развеять одиночество, но они лишь усугубили его состояние.

Постепенно его стали одолевать воспоминания о Баронс-Холле, и он понял, что никуда от них не денется.

Вместо отвратительных пьяных выкриков своих так называемых друзей ему слышались крики грачей на рассвете, воркование сизых английских голубей, с мягким шумом перелетающих с ветки на ветку. Ему захотелось вновь увидеть глазами цветущие магнолии, которые посадил в их старинном парке отец, уловить в теплом туманном воздухе далекое ржание лошадей…

С тех пор, как он сбежал с маркизой, он писал отцу дважды, но ни разу не получил ответа.

Он узнал от друзей-англичан, приезжавших в Рим, что его побег вызвал невообразимый скандал и толки, и что сам маркиз Линмаус повел себя с достоинством и никогда не упоминал его имя. В конце концов его пребывание в Венеции сделалось совершенно невыносимым, и Вирджил отправился путешествовать.

Он всегда мечтал об этом, и теперь, обретя свободу, стал хозяином своей жизни.

Теперь он найдет то, что потерял!

Но он ничего не нашел, зато приобрел громадный жизненный опыт.

Загадочный Восток покорил его сердце своим неповторимым духом и в то же время заставил страдать — страдать от безнадежного невежества и беспросветной нищеты местных жителей.

Он плавал на утлых суденышках; преодолевал горные перевалы верхом на мохнатых яках, гордо и неторопливо шествовавших по высочайшим лезвиеподобным хребтам Гималаев, сопровождаемых нескончаемым ворчанием погонщиков.

Он часто подвергал свою жизнь опасности, считая это проверкой своих личных качеств и возмещением скуки тепличной жизни с Фенис.

Иногда у него бывали женщины, но каждая будила лишь мучительные призрачные воспоминания.

Венеция. Рим, Париж! Женщины, всегда женщины! Он пытался забыться с ними в иллюзорной любви, а настоящую в нем навсегда уничтожила Фенис. Она убивала ее медленно, методично, и в его душе остались незаживающие раны.

Он получил жестокий жизненный урок, из которого сделал вывод, что красота — обман, а страсть способна умереть так же быстро, как разгореться.

Женщины, снова женщины, опустошающие его кошелек… Временные, короткие связи, опустошающие его душу. Ни одна из них не смогла затронуть в нем те струны, которыми владела когда-то волшебница Фенис.

Когда ему сказали, что она умерла, он ничего не почувствовал. Поразительно, но это не имело для него никакого значения!

Невозможно поверить, но когда он узнал о ее самоубийстве, его реакция мало чем отличалась от той, которая могла бы возникнуть при известии о смерти какого-нибудь незнакомца.

— А что случилось? — поинтересовался он, удивляясь холодному спокойствию своего голоса.

— Салин ее бросил. Потом у нее были другие мужчины, все хуже и хуже. Она стала спиваться, а чтобы хоть как-то стимулировать себя, принимала наркотики.

Вирджил представил себе эту картину. Подумать только, ей уже сорок пять. Сорок пять!

В тот день он понял, что едет домой.

Это казалось невозможным. После возвращения из Индии он получил известие о смерти отца. Как смотреть в глаза маркизу, у которого он мальчишкой украл законную жену? Что отвечать тем, кто спросит его, почему он вернулся один?

Когда Вирджил приехал домой, его поразило то, что ни в самом замке, ни в имении ничего не изменилось, словно время остановило свой ход.

Фенис мертва, но двери соседей будут всегда закрыты перед ним. И все из-за того, что произошло двенадцать лет назад!

Он так и не узнал бы об этом, если бы по пути домой не заехал в Лондон, где встретил одного из старых друзей.

— Боже мой, Вирджил! Неужели это ты? — воскликнул мужчина, с которым лорд Дэмиен столкнулся в дверях клуба «Этон».

— Энструтер! Как поживаешь?

— Это я у тебя хотел спросить, — отвечал Роджер Энструтер, — хотя можешь ничего не отвечать. Отлично выглядишь, даже лучше, чем раньше!

Вирджил рассмеялся:

— То, что ты меня до сих пор помнишь, делает мне честь!

— У меня просто не было возможности забыть о твоем существовании.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что ты стал настоящей легендой!

Он даже не подозревал о том, что те веселые вечеринки, которые женщины окрестили «оргиями», дуэли, скандалы — все это просочилось с континента в Лондон!

Роджер Энструтер был честен и безжалостен.

— Старые друзья, вроде меня, всегда примут тебя, Вирджил, но ни одна женщина не станет с тобой знаться.

Вирджил удивленно поднял брови:

— Женщина?

— Да. Моя жена, к примеру. Ты можешь у нас обедать, когда мы вдвоем, но она ни за что не допустит, чтобы тебя увидели ее подруги. Ты, старик, теперь табу! Кроме того, ты сбежал с женой генерал-губернатора!

— Двенадцать лет назад, — заметил Вирджил.

— Это не срок для старых горничных! Кроме того, маркиз стал еще более важной персоной, он возглавляет палату лордов, и пока он жив, тебя вряд ли восстановят в правах.

Лорд Дэмиен хорошо знал, что значит светский остракизм: даже в Италии многие знатные семьи их с Фенис не принимали. В Париже и Венеции их приглашения принимали только свободные от условностей космополиты и люди, живущие исключительно вечеринками.

Теперь ему пришлось узнать, что Лондон для него закрыт.

Прошлое захлопнуло за ним тяжелые чугунные створки ворот, на которых печатью висел герб Линмаусов. Маркиз отомстил ему гораздо тоньше и вернее, чем если бы просто вызвал его на дуэль.