Поэтому он как ни в чем не бывало отправился в Блумсбери, чтобы забрать Ванессу из убогого пансиона. Он чувствовал себя счастливейшим из смертных и предвкушал скорую встречу.

Маркиз не поверил своим ушам, когда хозяйка пансиона сообщила ему, что Ванесса и ее служанка только что уехали. Эта вульгарная и неопрятная с виду женщина вела себя с ним вызывающе дерзко.

— Этого не может быть! — воскликнул маркиз.

Она рассмеялась ему прямо в лицо.

— Поднимитесь наверх и сами посмотрите, мил человек, — ухмыльнулась она. — Это на третьем этаже, и если ваша подружка не прибрала комнату, уж я-то не виновата.

Маркиз по-прежнему считал, что она лжет. Он поднялся на третий этаж и убедился, что комната пуста.

Он с отвращением обвел взглядом железные кровати, дешевые, покрытые пятнами обои и не прикрытые коврами полы.

Рэкфорд не мог представить себе очаровательную Ванессу в столь убогой обстановке.

Потом он вспомнил, что она покинула свой дом, желая сохранить его доброе имя. Ванесса боялась, что их связь получит широкую огласку, и предпочла исчезнуть.

Из пансиона на Мюзеум-лейн он направился в Айлингтон. «Видимо, Ванесса поняла, что пансион не годится для начала новой жизни, — рассудил маркиз, — и теперь, перед венчанием, вернулась к себе».

Домик в Айлингтоне ничуть не изменился с тех пор, как он видел его в последний раз.

Двери были заперты, окна закрыты, и маркиз не знал, что ему делать дальше.

Он попытался прикинуть, сколько денег осталось у Ванессы.

Конечно, она что-то заработала в Воксхолле, но, как предположил маркиз, отдала часть этой суммы мистеру Симпсону за аренду беседки. К тому же ей пришлось оплатить стоимость костюма.

Маркиз поспешил вернуться на Беркли-сквер. У него мелькнула надежда, что Ванесса отправилась из пансиона прямо к нему.

Но он ошибся!

Целый день он с фанатичным упорством искал ее по всему Лондону, объезжая кварталы, где она могла бы скрыться.

Вечером он побывал в садах Воксхолла, хотя заранее сознавал бесполезность этой попытки. Предчувствия не обманули его. Беседка, где еще вчера принимала посетителей персидская прорицательница, была пуста, а мистер Симпсон понятия не имел, почему она не явилась сегодня вечером, даже не предупредив его об этом.

Маркиз провел мучительную, бессонную ночь. Он расхаживал по комнате и вспоминал их объяснение в Рэкфорд-парке. Наверное, Ванесса до сих пор обижена на него и не может принять его предложение стать его женой.

Он снова и снова проклинал себя за высокомерие и самодовольство. Маркиз знал, что пожертвует своим положением и карьерой, лишь бы удержать ее и убедить, что их любовь — это главное, а все прочее — суета сует.

Перед его мысленным взором вновь возникло застывшее, побледневшее лицо, когда он заявил, что не может на ней жениться. Впечатление оказалось неизгладимым и до сих пор преследовало его.

Сегодня он опять принялся прочесывать Лондон, снова посетил антикварные магазины и дешевые пансионы и возвратился в Рэкфорд-хауз только потому, что его лошадь еле плелась от усталости.

Сидя в библиотеке, маркиз обдумывал, куда бы ему еще обратиться. В прошлый раз счастливый случай помог ему найти Ванессу, а любому игроку известно, что только на слепую удачу не стоит рассчитывать.

Дверь открылась, и в библиотеку вошел мистер Граттон.

— Простите меня, милорд, — проговорил он, — но вам сейчас принесли записку, и лакей сказал, что вы должны срочно ответить.

В глазах маркиза сверкнул луч надежды.

— Записку? — переспросил он.

— Она от вдовствующей графини Кландерри, милорд.

Маркиз мгновенно помрачнел и снова опустился в кресло.

Он молчал и, казалось, не обращал внимания на секретаря, стоявшего с запиской. Мистер Граттон не выдержал и задал вопрос:

— Я могу распечатать конверт, милорд?

— Вряд ли там что-нибудь важное, — усомнился маркиз.

Мистер Граттон взглянул на записку и прочел:

— «Вдовствующая графиня Кландерри, рада засвидетельствовать свое почтение маркизу Рэкфорду и просит нанести ей визит сегодня в пять часов дня. Речь идет о крайне важном и безотлагательном деле».

Мистер Граттон кончил читать и, видя, что маркиз по-прежнему не реагирует, осведомился:

— Лакей ждет ответа. Что мне передать графине, милорд?

— Передайте ей, пусть она катится к черту! — вспылил маркиз.

После небольшой паузы мистер Граттон попытался образумить маркиза.

— Простите меня за смелость, милорд, но думаю, вы заблуждаетесь. Вашей светлости известно, что графиня живет по соседству Кто знает, может быть это оливковая ветвь, протянутая в знак примирения после долгих лет вражды.

Маркиз и на этот раз ничего не ответил. Мистер Граттон настойчиво добавил:

— Как я понял, милорд, графиня Кландерри была близким другом ваших родителей.

Маркиз вздохнул.

— Ладно, — хмуро произнес он. — Вы меня уговорили, Граттон. Передайте лакею, что я буду у ее светлости в пять часов, хотя бог знает, что ей от меня нужно.

— Сейчас уже половина пятого, милорд, — заметил мистер Граттон и двинулся к выходу.

Недовольный маркиз встал и отправился переодеваться.

Он никак не мог явиться к вдовствующей графине в костюме для верховой езды.

Мистер Граттон сказал правду, графиня была на дружеской ноге с его отцом и матерью, но ее отношения с маркизом начали портиться с тех пор, как он стал приятелем и советником принца Уэльского. Она ясно дала понять, что окружение принца для нее неприемлемо. Особое возмущение вызывала у графини связь принца с миссис Фицгерберт.

Лишь немногие светские дамы нашли в себе смелость закрыть перед принцем и его возлюбленной двери своих салонов. Если остальные ограничивались осуждением, то эти блюстительницы нравственности вели себя весьма жестко и последовательно.

Принц, в свою очередь, отказывался появляться без миссис Фицгерберт, и между ним и этим кружком уже несколько лет шла необъявленная война.

Однако им покровительствовала королева, и вдовствующая графиня считалась в Букингемском дворце persona grata.

Принц посмеивался над этими блюстительницами нравственности, но маркиз знал, что они нанесли тяжелый удар по его самолюбию. Вдобавок многие из этих дам пользовались уважением его отца, и их влияние при дворе отнюдь не уменьшилось.

Слуги помогли маркизу надеть элегантный костюм и завязать шейный платок по последней моде сезона, а он тем временем старался представить себе, как выглядит вдовствующая графиня.

Он не видел ее после смерти своего отца, но хорошо запомнил, что она держалась очень прямо и произвела на него впечатление настоящей grande dame, с которой принц и его бесшабашные друзья не имели ничего общего.

Подобная позиция казалась маркизу вполне достойной и понятной. Он сознавал, что вдовствующей графине и ее приятельницам претила экстравагантность Карлтон-хауза и прежде всего тот вызов общепринятой морали, который бросил всем принц, стремясь навязать обществу свою любовницу.

Когда маркиз спустился, фаэтон ждал его у входа. Часы показывали без пяти пять.

Особняк вдовствующей графини находился по другую сторону бульвара, но прийти пешком к знатной даме, не принимавшей его по меньшей мере восемь лет, было бы недопустимо.

Войдя в особняк, маркиз залюбовался в холле портретом одного из графов Кландерри работы Ван Дейка, а по пути в гостиную заметил превосходную картину Рубенса. Он был вынужден признать, что она гораздо лучше той, которую он недавно купил у лорда Харгрейва.

Рэкфорд успел детально осмотреть ее, поскольку сопровождавший его слуга был очень стар и с трудом одолевал каждую ступеньку. Даже серебряные пуговицы на ливрее, казалось, тяготили его.

Однако, добравшись до верхнего этажа и переведя дух, слуга громко объявил о приходе гостя:

— Маркиз Рэкфорд, миледи!

Маркиз вошел в узкую, продолговатую гостиную и увидел в ее дальнем углу хрупкую седую женщину, сидевшую у окна.