Рис. 1.6. Функционализм

Функционализм исходит из того, что сознание (большой черный ящик) выполняет функции обработки информации, аналогичные компьютерной программе. Сознание получает извне в качестве ввода сенсорную информацию (например, устную речь), эта информация обрабатывается на разных стадиях (эти стадии представлены маленькими белыми ящичками внутри большого черного ящика). Каждая стадия (или ящик) обрабатывает определенную информацию (внимание, распознавание, память, планирование действий), после чего сознание в качестве вывода «выдает» поведение (в данном случае – затыкание ушей, чтобы не слышать того, что говорится). С позиции функционализма сознание можно описать даже без упоминания мозга, поскольку функции сознания существуют на абстрактном уровне описания, не зависящем от нейрофизиологии мозга.

Другое приятное следствие этой философской теории заключалось в том, что появилась возможность освободить сознание из плена смертного тела, скопировав его на какой-либо носитель. Следовательно, функционализм (во всяком случае, некоторые из его более радикальных версий, таких как компьютационализм и «сильный искусственный интеллект») обещал человеческому сознанию своего рода бессмертие. Ваше сознание не должно умирать вместе с вашим мозгом: его абстрактная функциональная структура, его сущность – ваша сущность – может быть спасена и запрограммирована в какой-то другой системе, например в компьютере или в роботе, и вы превратитесь в эту другую систему (или она станет вами). Это похоже едва ли не на обретение рая: налицо все преимущества бессмертной души без каких бы то ни было метафизических проблем картезианского дуализма (раздел «Дуалистические теории сознания»).

Она слишком хороша, чтобы быть правдой, и именно так в конце концов и оказалось. В середине XX века функционализм и компьютерная метафора сознания пользовались большой поддержкой когнитивных биологов и философов, занимавшихся проблемой сознания. Однако уже в 80-х годах становилось все более очевидным, что функционализм не в состоянии описать человеческое сознание, потому что он чего-то не учитывает. Одна из самых важных вещей, которые он не учитывал, – сюрприз, сюрприз! – это сознание! Функционализм не принимает в расчет субъективную качественную реальность, которую мы переживаем в своем сознании. Действительно, складывается впечатление, что он не может объяснить ее, потому что субъективное «чувствование» и качественные свойства сознания, судя по всему, не «функциональны» – в том смысле, что их нельзя объяснить с позиции ввод-вывод информации. Представьте себе тончайший аромат духов, бурное проявление радости, точку, светящуюся в темноте: разве эти качественные переживания могут быть всего лишь трансформацией введенной информации в поведенческий результат? Разве можно составить компьютерный алгоритм или уравнение, в которых отразилось бы эмпирическое содержание этих состояний? Сознательные переживания не представляют собой отношение ввод-вывод, а потому функционализм никак не может описать их. Похоже, что в рамках этой теории сознанию места нет. Функционализм может хорошо «работать», когда речь идет о реальном компьютере или о простейшей нейронной системе, лишенной сознания, потому что у них нет никаких сознательных переживаний. Что же касается людей, то у них есть субъективная психологическая реальность, и если предлагаемая вами теория сознания этого не учитывает, она не может быть убедительной теорией сознания.

Простив функционализма было высказано несколько философских аргументов, которые оказались фатальными. Многие из них отмечали, что функционализм страдает от двух проблем, непосредственно связанных с сознанием: отсутствие квалиа и функциональное зомбирование. Квалиа, субъективные качественные свойства сознания, представляют проблему для функционализма, потому что он не только не может объяснить их, но даже не признает самого факта их существования. Эти свойства составляют самую суть сознания, однако они находятся за пределами той характеристики, которую дает сознанию функционализм. Следовательно, полная, но исключительно функционалистская теория сознания даже не упоминает квалиа, потому что их нельзя охарактеризовать функционально, а это значит, что функционализм не может объяснить сознание. Отсутствие квалиа создает вторую проблему функционализма. Даже если в один прекрасный день мы научимся создавать интеллектуальные компьютерные системы, полностью удовлетворяющие функционалистскому критерию «иметь сознание, подобное сознанию человека», т. е. обрабатывающие информацию так же, как мы, и реагирующие в той же интеллектуальной манере, что и мы, это будут лишь зомби, лишенные сознания: сложные системы, обладающие грандиозной способностью обрабатывать массивы информации и сенсомоторной трансформацией ввод-вывод, но полностью лишенные субъективного сознания (более подробно об этом в главе 3, разделы «Как описывать субъективную реальность сознания?», «Понятия, описывающие отсутствие сознания»).

В 70-х и 80-х годах XX века функционализм был доминирующей теорией сознания, и у него были весьма влиятельные защитники, в частности Хилари Путнэм, Джерри Фодор и Дэниэл Деннетт, но растущие проблемы сознания (отмеченные некоторыми другими известными философами, включая Джона Сирла и Нэда Блока), оказались среди основных причин падения функционализма в 90-х годах XX века, когда зародилась современная наука о сознании. Хотя некоторые версии функционализма популярны в философии сознания до сих пор, лишь немногие воспринимают ее серьезно, как окончательное решение проблемы «душа-тело».

Итак, теперь мы знаем, что для решения проблемы сознания предложено немало разных философских теорий. Однако пока что ни одна из них не может быть признана полностью успешной. Проблема не исчезла, она остается с нами, и теперь философы ищут ответ на принципиальный вопрос: почему эта проблема оказалась столь трудной? Есть ли в сознании нечто особенное, что отличает его от всего прочего, с чем наука успешно справляется? Сегодня суть проблемы «душа-тело» обсуждается под двумя названиями: «объяснительный разрыв» (термин введен в научный оборот Levine, 1983,1993, от англ. explicit – явный, осознанный – Примеч. науч. ред.) и «трудная проблема сознания» (термин введен в научный оборот Chalmers, 1996). В своем самом общем виде «трудная проблема сознания» заключается в том, что мы не имеем ни малейшего понятия о том, как какая-либо физическая система может «произвести на свет» или положить начало каким-либо субъективным качественным переживаниям. В частности, мы ничего не знаем о том, как нейроны, нейронная активность или нечто физическое, происходящее в мозге, способны совершить подобный трюк.

«Объяснительный разрыв» проливает дополнительный свет на то, почему «трудная проблема сознания» так трудна, почему сознание нельзя объяснить точно так же, как обычно объясняются другие физические явления. Понятно объяснение, как из молекул кислорода и водорода при определенных условиях образуются молекулы воды. Очевидно объяснение, почему в интервале температур от 0 до 100 °С вода представляет собой жидкость: при этих условиях молекулы легко перемещаются относительно друг друга, а при более низких температурах это невозможно и вода превращается в лед. В этом нет никакой необъяснимой тайны.

Однако явные переживания в нашей субъективной психологической реальности, судя по всему, кардинально отличаются от физических или нейронных свойств объективной биологической реальности мозга. Чтобы объяснение связи между субъективными переживаниями и объективной активностью мозга было подлинным, оно должно быть таким же понятным и очевидным, как объяснение перехода воды из жидкого состояния в твердое с точки зрения поведения ее молекул. Но разве можно увидеть и понять любое сочетание нейронных активностей, какое только можно себе представить, приводящее с постоянством закона к явным переживаниям?