Эти мысли развернуты в творческом наследии Константина Ушинского.

Вот они:

• Общественное воспитание не решает само вопросов жизни и не ведет за собой истории, но следует за ней. Не педагогика и не педагоги, но сам народ и его великие люди прокладывают дорогу в будущее: воспитание только идет по этой дороге и, действуя заодно с другими общественными силами, помогает идти по ней отдельным личностям и новым поколениям.

• Общественное воспитание только тогда оказывается действенным, когда его вопросы становятся общественными вопросами для всех и семейными вопросами для каждого. Система общественного воспитания, вышедшая не из общественного убеждения, как бы хитро она ни была обдумана, окажется бессильной и не будет действовать ни на личный характер человека, ни на характер общества. Она может приготовлять техников, но никогда не будет воспитывать полезных и деятельных членов общества, и если они будут появляться, то независимо от воспитания.

• Возбуждение общественного мнения в деле воспитания есть единственно прочная основа всяких улучшений по этой части: где нет общественного мнения о воспитании, там нет и общественного воспитания, хотя может быть множество общественных учебных заведений.

Сегодняшняя ситуация в стране как раз и характеризуется тем, что у нас множество учебных заведений, а в обществе нет своих педагогических идеалов. Создаются частные школы, лицеи, колледжи, училища, но никто из родителей в этом сложном процессе почти не участвует. Родители «сдают» своих детей, им обещают научить их грамоте, музыке, иностранным языкам и многому другому, а что даст это обучение ребенку – никому не ведомо, как не ведомо и то, научится ребенок грамоте и иностранным языкам или нет!

Я видел немало будто бы творческих педагогов, но не встречал среди них по-настоящему образованных; зато каждый из них упрямо говорил: «Я знаю, как и чему учить детей. Я выстрою систему», – и показывал мне кружочки, соединенные стрелками; прямоугольнички, тоже связанные линиями, где все соединялось, – и труд, и учение, и музыка, и отдых, и режим дня. И что только не соединялось на листе ватмана, где была разрисована его система!..

До тех пор, пока общественное воспитание не станет подконтрольным семье, до тех пор, пока семья не вмешается в учебный процесс школы, до тех пор в развитии детей будут беды и бескультурье.

Федор Михайлович, а вслед за ним многие русские мыслители (Ильин, Бердяев, Вышеславцев и другие), утверждал: Россию выведут из кризиса «три кита» – ЛЮБОВЬ, СВОБОДА и ДОБРЫЕ ДЕЛА.

Любовь к личности, помноженная на смиренномудрие, – самая могучая сила не только человека, но и страны, человечества. «Ею весь мир покорить возможешь. Смирение любовное – страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего», – говорит старец Зосима в «Братьях Карамазовых». Достоевский – реалист, потому и советует: «Выгоднее всего быть честным человеком! Выгоднее всего преодолевать вседозволенность: только так можно победить бесов в себе».

Повсюду у Достоевского свободная нравственная альтернатива: брать силою или любовью? Авторитарность или авторитет? Мудрая власть или анархия безвластия? И не надо здесь лукавить! Не надо краснобайствовать! Преодолеть в зародыше Зло можно лишь через воспитание, наполненное любовным отношением ко всему сущему: к песчинкам, растениям и животным, к искусству и ко всему содеянному, к близким и дальним: «Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь». И, говоря языком сегодняшней педагогики, рекомендации: «Особенно любите детей, они безгрешны и живут для очищения наших сердец».

Любить – значит побороть в себе гордость как верховное зло. Только через воспитание и самовоспитание можно создать свободолюбивый человеческий характер всемирного боления за всех. Он хранит в себе будущее России… Нет, об этом походя не скажешь – об этом надо создавать новую отечественную педагогику, новую (или возрожденную?) общечеловеческую культуру.

Достоевский своей жизнью дал образец честности и бескорыстия. Даже под угрозой смертной казни он не стал во время допросов не то чтобы оговаривать своих «подельников», но все время боялся сбиться на путь выгораживания себя. А ведь действительно невиновен был: не входил же он в революционную группу Петрашевского. По случайности лишь читал письмо Белинского, чьи идеи разделял отнюдь не полностью.

Семья нуждается в образцах, в пророках, в честной, неопровержимой цельности идеала. Когда я читаю Достоевского, понимаю, что он стоит за ту науку, за те истины, за которые не дают наград, и я верю ему. Восхищаюсь его светлой праведностью, так необходимой в наши дни. Полагаю, главная, еще не востребованная идея нашего российского века состоит в бескорыстном служении на благо народа, демократии, культуры. Но все это невозможно без Любви, Свободы – свободы выбора, духовной свободы.

Мой неожиданный разговор о бескорыстии поражает детей, с которыми я общаюсь. Загораются глаза. Заманчивая крайность неведомой сферы приложения сил – и это притягательно.

Меня самого взбудоражил сам факт, что все герои Достоевского в конечном итоге – носители идеи бескорыстия. Это подметил еще М. М. Бахтин, который писал, что «все ведущие герои Достоевского, как люди идеи, абсолютно бескорыстны, поскольку идея овладела глубинным ядром их личности. Это бескорыстие не черта их объективного характера и не внешнее определение их поступков – бескорыстие выражает их действительную жизнь в сфере идеи (им «не надобно миллионов, им надобно мысль разрешить»); идейность и бескорыстие – как бы синонимы. В этом смысле бескорыстны и Раскольников, убивший и ограбивший старуху-процентщицу, и проститутка Соня, и соучастник убийства отца Иван; абсолютно бескорыстна идея «подростка» – стать Ротшильдом»[2]. И тут я вижу удивительное сходство «подростка» с моими детьми. В моей видеотеке есть импровизированный фильм «Хочу быть миллионером», в котором участвуют подростки из разных городов России. И чем я был поражен, когда снимал фильм, – это тем правдоискательством в душах детей, которое обнаружилось во время съемок. Кстати, импровизация на подобные темы, репетиции и проговаривание основных идей, припоминание фактов – это замечательный метод воспитания и самовоспитания подростков. Эту мысль постоянно в своих дневниках проводит Достоевский применительно к роману «Подросток» (термин Бахтина – роман воспитания – вполне подходит к педагогической практике, нуждающейся в подобном жанре!).

Я показываю детям различные портреты Аркадия.

Грубый и нахальный тон Подростка в начале романа, по замыслу писателя, сменяется в конце записок деликатно-доверительным: человек прошел через покаянную свою исповедь, через анализ и прощупывание своей собственной нравственной ткани, просмотрел на свет свои отношения с другими – все это и составляет сложнейший процесс становления человеческого самосознания (отношение к самому себе!), «самовыделку» личности. Я рассказываю детям о том, как сам прорабатывал роман, делая выписки и создавая на крохотных полотнах лица героев, и, вбирая в душу свою полифонический диалог прошлой эпохи, думал: «Господи, какие же замечательные люди, даже самые отрицательные персонажи – искренние, дружественные, мягкие и деликатные» (все это, разумеется, в сравнении с тем, что я вижу в нашей жизни). Надо ли говорить, что сегодня цинизм, предательство, разрушение родственных и близких связей, ложь и стремление достичь корыстных целей любой ценой, даже ценою смерти близких, дальних, каких угодно – все это достигло не просто грандиозных размеров, а вышло за пределы любых оценок – все стало привычным.