– Ты и в самом деле так считаешь? – пристально посмотрел на него король.

И первый министр похолодел от ужаса. Что, если король догадался?! Прочел мысли по выражению лица?!

«Что, если…»

Первому министру вовсе не улыбалось стать первым трупом в королевских планах. Ему вообще не хотелось становиться трупом. Когда из простых солдат внезапно превращаешься в королевского друга, барона и первого министра… как – то грустно сразу после этого становиться трупом. Да еще и просто так, по собственной глупости. Можно подумать, если он осудит королевский план, это что – то поменяет! Разве что для него лично…

– Ну разумеется, когда это я вам лгал? – солгал первый министр. – Один ваш враг помогает вам избавиться от другого, а вы, в благодарность за услугу, разрушаете то, что составляет мощь его государства, сваливаете вину на первого врага и предлагаете помощь второму. Красиво и коварно. Вполне ваш стиль.

Первый министр почти убедил себя, пока лгал. Почти уверился, что ему и в самом деле нравится безумный королевский план. Почти… почти… почти…

– Ну а теперь пойдем, посмотришь мою работу, – сменил тему король.

И первый министр облегченно вздохнул. В конце концов, он не наемник и не маг. Он всего этого ужаса не увидит.

– Невероятно, ваше величество! – искренне сказал он, радуясь, что можно больше не лгать. Это ведь такое утомительное занятие, даже и для придворного. Тем более – для него. Он – то начинал рядовым и все еще помнит, что это такое. Лгать, конечно, и тогда приходилось изрядно, но от его лжи не зависели судьбы государств. Людские жизни от его лжи не зависели. А теперь… эх, да что там! И теперь от него ничего не зависит. Ничегошеньки. Как его величество скажет, так и будет. Он – король. Ничего с этим не поделаешь.

– Невероятно, ваше величество! – повторил он, усилием воли обрывая неприятные мысли и возвращаясь к полотну. – Просто невероятно!

Как такой мастер может быть таким злодеем?

«Нет, он не злодей, он просто не понимает… Ему объяснить бы…»

«Объяснить?! Объяснил один такой… Его величество все понял, все прочувствовал… и голову повелел похоронить отдельно от тела. Вот и с тобой то же самое будет! А король все равно поступит, как сам решит. Он просто не понимает, что другие тоже люди, что они живые, что им больно… Они подданные, этим все сказано. Они все равно что краски, кисти или холст, а уж какую картину возжелает написать его величество Эттон… какую возжелает, такую и напишет. Так что говори ему, не говори…»

– Изумительно, ваше величество! Даже и упрекнуть не за что…

Картина и в самом деле была превосходна.

– А тень? – буркнул король.

– Оставьте как есть! – взмолился первый министр. – Далась вам эта тень! Рядом с такой красотой дышать страшно, а уж чтоб притронуться…

Король усмехнулся, думая, что ему – то вовсе не страшно, а потом как – то сразу, без перехода, вспомнил свой главный страх. Та самая проклятая богами битва…

Захваченная батарея, уничтоженный правый фланг, бестолково мечущиеся командиры и советники, безуспешные старания что – то сделать, судорожная попытка отбить батарею, на которую пришлось потратить сберегаемый на крайний случай резерв… и вражеская атака на правом фланге, завершившая разгром.

Это было так давно, но ему никогда не забыть.

Вот беспощадным стремительным ударом сминается правый фланг.

Вот смятый в лепешку правый фланг вминается в центр… и все обрушивается в хаос.

Жуткий водоворот разрушения движется прямо на него… это конец. Уже понимая, что сейчас он погибнет или будет подвергнут позорному пленению, его величество король Эттон стоит, не в силах оторваться от созерцания. Величественная картина всеобщей гибели захватила его.

В мыслях он уже подбирает цвета и краски, продумывает композицию, отстраивает перспективу… задний план нужно дать как бы несколько сверху, чтобы зрителя потрясла глубина и всеобщность этой гибели, а передний, напротив, швырнуть созерцающему прямо в лицо, чтобы сполна прочувствовал безнадежную ярость смерти.

Король Эттон так никогда и не написал этой картины. Впрочем, иногда она ему снится.

А тогда… он бы так и стоял до самого своего конца, но его грубо схватили за шиворот и куда – то поволокли.

– Живей, ваше королевское величество! – просипел кто – то сорванным голосом.

Так король впервые столкнулся с маршалом Эрданом, красой и гордостью армии, любимцем гвардии и почти народным героем. Вот только тогда он ничем из вышеперечисленного еще не был. И его величеству не приходилос опасаться этого негодяя, претендующего на его корону.

Молодой лейтенант в обгорелом мундире волок своего короля сквозь хаос битвы, раздавая безжалостные удары шпагой направо и налево. Со всех сторон к ним бежали враги, и королю казалось, что их хищные лапы тянутся прямо к его сердцу. Лейтенант, изрыгая чудовищные проклятия и богохульства, лупил по этим лапам шпагой и волок своего короля дальше.

Или это только так казалось, что враги тянут к нему чудовищные лапы с кривыми когтями? Не могло ведь там быть никаких лап. Люди, а не чудовища стремились пленить короля Эттона.

Однако его величество, как ни старался, не мог припомнить никаких людей, кроме своего спасителя. Чудовища тянули к нему свои жуткие лапы, самые настоящие чудовища. А его спаситель сражался с ними, подобно герою каких – нибудь древних легенд. Он и был единственным человеком, кроме самого короля. Уже гораздо позже король заметил, что как раз человеком его спаситель и не был. Просто потому, что был эльфом.

Враги были сильны, враги были яростны, враги были упорны в своем стремлении непременно добраться до короля Эттона, но не было среди них никого сильнее, яростнее и упорнее безумного эльфа со шпагой в руках.

Вот эльф швырнул его наземь, и король услышал над своей головой противный свист пули. Что – то проорав, лейтенант выстрелил в ответ, подхватил короля и потащил дальше. Его величество находил ситуацию нелепой и позорной, но ничего не мог сделать, ему оставалось лишь переставлять ноги. Когда он не успевал этого делать, лейтенант тащил его, словно какай – то мешок.

– Ко мне, мерзавцы! – совсем не эльфийским голосом орал лейтенант, созывая непонятно кого. Разве еще кто – то остался? Разве не одни они среди всеобщего разрушения и гибели?

– Здесь государь! Ко мне все, кто меня слышит! – вопил лейтенант, и как по волшебству появлялись какие – то люди в родной, до боли знакомой гвардейской форме.

Король почувствовал, как его подхватывают еще и за ноги. Еще миг, и его поволокли вдвое быстрей.

– Ничего, ваше величество, прорвемся… – гудел седоусый крепыш, подхвативший королевские ноги. – Лейтенант знает, что и куда, уж вы будьте уверены…

Его почти зашвырнули в какую – то обозную повозку. Он больно ударился локтем, перемазал платье… нет, платье он перемазал задолго до того, как… да что вообще происходит? Кто здесь, в конце концов, главнокомандующий? Если у Вирдисской армии еще остались какие – то силы, именно ему надлежит ими командовать.

– По коням! – надрывался лейтенант. – Майор, вы с вашими людьми берете на себя центр! Генерал, ваши слева! Я – справа. Короля вывезти любой ценой, ясно?!

– Ясно, господин лейтенант! – слаженно ответили два мужских голоса.

Да что ж это такое, в самом – то деле? Лейтенант королей за шкирку таскает и генералами командует? Его величество решительно встал и отворил дверцу повозки.