– Тебе чего тут надо, милай? – и этот «милай» показался мне страшнее любой доселе слышанной матерщины: с таким наслаждением карга облизала это слово, с таким презрением, с такой насмешкой выплюнула… «Ведьма!» – пронеслось у меня в голове. И затошнило от того, что будет дальше… И от того, что она – она! – родственница Славки. Моей Славки! Неужели бывают на свете такие родственницы?!

– Вы… – попытался я и немедленно сорвался на хрип. – То есть, я шум услышал… И дверь была открыта… Я думал, что с вами… Или с Ярославой… Грабители…

– Ярославой? – старуха стояла уже вплотную ко мне – Ярославой?! Какой-такой Ярославой?! – она страшно повела голыми серыми дёснами, выдыхая прямо мне в лицо.

– Ну да… – я безуспешно старался отодвинуться от неё.

– А вот и нет здесь никакой Ярославы! – торжествующе пропела старуха. Она действительно как-то пропела эту последнюю фразу и вдруг, ни с того ни с сего успокоилась, отвернулась, отошла к окну и, словно с трудом, обернувшись, совершенно равнодушно сказала:

– А-а, вон оно что… А ну проваливай! А то худо будет!

И вот тут до меня дошло. И стало очень холодно. Ведь когда я рылся в книжном шкафу, я полностью загораживал собою дверной проём. Значит, строго говоря, сейчас никакой старухи в комнате быть не может! Я неловко попятился и очень больно ушиб локоть о косяк.

Из прострации меня вывел дрожащий на столе мобильник. Мобильник мой. Стол – тоже мой. Значит, я дома. А вот как я сюда попал? И почему я, собственно, должен был как-то попадать к себе домой?

Я лежал на диване лицом в подушку и с отвращением ощущал, как прилипла к спине насквозь мокрая рубашка. Розовая с белым. Розовая… Под цвет обоев… Конечно! Вспомнил. И вовсе этому не обрадовался. Болел локоть. А эта родственница – она больная? Очень просится на язык слово «сумасшедшая», но почему-то оно казалось мне слишком страшным. Видимо, чересчур хорошо к ней подходит. Есть в этом слове… Господи, неужели бывают такие родственницы?! Да кто там всё не уймётся?!

Стараясь не отрывать лицо от подушки, я нашарил на столе телефон, поднёс к глазам… Да… Только Ромки мне сейчас и не хватало! Тем не менее, нажал приём. Разумеется, Ромка, Роман Витольдович – мой непутёвый коллега, был оглушительно пьян.

– Здорово, князь Мешко! Это я!

– А это – я… – настроения общаться совершенно не было.

– Как там моё Чертолье поживает? Черти не донимают?

– Слушай, ты чего хотел, а? – мне стало ясно, что разговаривать с Ромкой можно только приведя себя в состояние, аналогичное его собственному.

– Я? Ничего… Я только уз… узнать хотел, как тебе на моих маршрутах живётся. Как живётся? – он издал вопросительное мычание. Интересно получается, он не сам ушел? А его ушли? И он думает, что это я… Я его подсидел?

– Хорошо живётся, просто замечательно мне живётся! – я начал выходить из себя. – Я иуда, подлец и скотина: турнул коллегу с двух его маршрутов и всячески благоденствую по этому поводу! – рявкнул я, и на душе почему-то стало спокойнее. Видимо, привычные неприятности всё-таки спасают от вновь прибывших.

– А ты не горячиссссь… – икнул Ромка. – Не ори! А то я на тебя порчу наведу!

– Валяй. Только не забудь, что Алистер Кроули[3] сказал. «В колдовстве трижды воздаётся за содеянное…», – я замолчал и прислушался. По-видимому, Ромка заснул.

В ванной я рискнул заглянуть в зеркало. Взъерошенная физия, выглянувшая оттуда, на подвиги не вдохновляла, скорее наоборот. Бывают такие моменты, когда случается позавидовать самому незавидному… Я, например, позавидовал Ромке.

В дверь позвонили. И кто бы это мог быть?

– Приветка! – на пороге стояла светящаяся Славка. – Я не слишком рано?

Водолазка из чего-то – в тканях я полный дилетант – очень тонкого обтягивала её фигурку, словно вторая кожа.

– Знаешь, учитывая, что мы договорились… – я был немного смущён.

– Знаю. Просто мне не захотелось ждать вечера, – она улыбнулась. – Так мне можно войти?

– Заходи, конечно! Кофе?

– Лучше не надо!

Славка вошла, непринуждённо поцеловала меня в щёку и прошла в комнату.

– Что значит «лучше не надо»? – я прошёл следом.

– Я после кофе не знаю, куда себя деть: столько энергии сразу… Ух ты! Это всё – твои?! – глаза её вспыхнули. Славка с интересом смотрела на книжный шкаф.

– А чьи же! – не без гордости сказал я. – Моя библиотека!

– Вот это да! – Славка, забыв обо всём, читала, шевеля губами, названия на корешках; там, где их ещё можно было прочесть. – Сколько же им лет?!

Она наклонилась к одной из нижних полок и водолазочка, подавшись вверх, выставила на обозрение полоску… Полосочку…

– По-разному… – я встал рядом с ней. – Вот эта, например – ровесница Екатерины Великой… А этим – всего лет по сто…

– Всего? – весело усмехнулась Славка и посмотрела на меня.

– Всего. А ты разбираешься в книгах?

– Нет… – тут она запнулась. – А вон та? Сколько ей лет?

– Вон той? – я указал на огромный иллюстрированный Апокалипсис на верхней полке, в самом углу, у стенки.

– Да нет, вот этой – её тонкий пальчик ткнул в невзрачную обложку соседнего фолианта.

– Этой – около пятисот лет, точнее трудно сказать – может и старше… Она рукописная, без даты.

– Полтысячелетия… – одними губами прошептала Славка. – А можно посмотреть?

– Ещё бы! Сейчас… – я потянул тяжёлый том на себя. Посыпалась пыль.

– Слушай! Всегда хотела узнать, зачем на них на всех застёжки? – Славка нетерпеливо смотрела, как я осторожно стираю с обложки пыль.

– Ну, во-первых – для сохранности. Книги были толстые, тяжёлые, для укрепления переплёта делали застёжки… – я протянул ей протёртый том.

– Правда очень тяжёлая! – Славка покачала книгу на весу. – А во-вторых?

– А во-вторых, – если начиналась война или пожар, или если людям приходилось покидать свой дом, книгу можно было застегнуть и бросить в колодец.

– И что?

– А потом достать и снова читать, как ни в чём не бывало!

Сначала она не поняла, что я имею в виду. Потом поняла, и глаза её округлились.

– Она же намокнет! – не поверила Славка

– А вот и нет! – я улыбнулся. – Эта книга пролежала в колодце почти сто лет. Намокла?

– Сто лет? Не может быть!

– Да. Потом колодец зарыли, вода ушла… А она так и осталась лежать. Деревня росла, потом на месте деревни стал дачный посёлок. А потом новый хозяин дома – мой отец – решил заново раскопать старый колодец и нашёл её. Вот так!

– Да-а… – Славка, кажется, была потрясена историей книги.

Она бережно раскрыла фолиант и попыталась читать…

– «На»… «Оу»… Ничего не понятно! – нахмурившись, сказала она с обидой в голосе. – Это хоть по-нашему?

– По-нашему. Ей же пять сотен лет.

– А что здесь написано?

– Здесь написано такое, что… В общем, из-за этого её, наверное, и спрятали…

– Это что, колдовская книга? – глаза Славки снова вспыхнули. – Да?

– Точно. Это сборник древних заклятий и заговоров. Записал, должно быть, какой-то ведун, чтобы не позабывать… или наследнику передать. Очень редкая, кстати, вещь – такая книга… У нас на Руси всякие тайные знания из уст в уста передавали, писали очень редко. С грамотностью же беда была. И потом, ведь если с такой уликой поймают – сожгут без разговоров!

Славка, казалось, меня не слушала. Она смотрела в одну точку и немного раскачивалась под тяжестью раскрытой книги, а, может, под тяжестью веков, которые она в эту минуту держит перед собой…

– …А я думала, у нас не сжигали за колдовство! – пришла она в себя, наконец. – Ведь у нас же инквизиции не было?