Почистить зубы, помыться, побриться — это все недолго. Однако брился я уже со страшной скоростью.

Почему ж так нудно болит плечо? Можно подумать, что у меня стенокардия. И до чего же неохота сегодня дежурить. Опять аппендициты сквозь ночь сплошняком.

До чего же неприятно в плече! Нет, поесть все же надо.

— Ты со мной выезжаешь или еще остаешься? Ну так едем быстрей.

До чего же плечо болит!

Бег на работу в том темпе, который только еще не бег. Вся неприятность в том, что спешка-то аритмичная. Набрать бы ходу с утра, и так бы целый день, но в одном темпе.

— Я, пожалуй, сейчас закурю. Если боль усилится, значит, стенокардия.

Первая сигарета за день. Да еще после еды. Да на улице к тому же тепло. Это ли не блаженство! Но... надо спешить.

Боль в плече не усилилась, но появились какие-то неприятные ощущения в середине грудной клетки. Не больно... но и гимнов радости петь неохота.

А может, все-таки стенокардия? К черту. Лучше я выплюну сигарету. Но вообще этого не может быть. Если в тридцать лет грудная жаба, то что же будет в сорок и будет ли пятьдесят?

Кажется, я даже доволен, что у меня болит. Расту в собственных глазах.

Сначала у меня прием в поликлинике. Она хоть и детская, все же относительно спокойно. Но вот потом больница. Впрочем, к тому времени все пройдет, наверное.

— Все ж плечо-то болит. Может, забежать в приемный покой больницы и пососать валидол?

— Конечно. Давай забежим по дороге.

— А ну их к черту. Обойдется. Не тресну. К тому же это все равно не стенокардия.

— Вечно ты юродствуешь. Ну что за дурацкие рассуждения? Раз болит — пойди и возьми что-нибудь. Если бы это было у меня, ты бы целый митинг устроил. Рассказал бы о невежестве и о чем хочешь. Пойдем возьмем валидол.

Действительно, юродствую и вообще, кажется, в полном восторге от возможности поговорить о валидоле для себя.

— Ну, ладно. Что ты развоевалась? Никуда я не пойду. Во-первых, это не стенокардия, а во-вторых, вон автобус, и если мы не ускорим наш повествовательный ход — опоздаем.

Почему-то на бегу всегда хуже думается. Это при таком опять же аритмичном беге. А бежать в одном ритме, раздумчиво, очень даже приятно.

Если сейчас от бега станет хуже — стенокардия. Тоже ведь метод диагностики. Вроде сигареты.

Как автобус идет? То еле двигается, то несется. Здесь быстрее дорогу надо приводить в порядок. От такой езды все автобусы разваливаются. Совсем недавно вышли на линию, а теперь уже скрипучая развалюха. Сначала дома настроили, теперь дороги прокладывают. Целый город вырос, а магазинов нет. Тоже ведь аритмия.

— Раз ты сидишь и молчишь, я буду читать. Удивительная эта книга — «Тигр снегов». Как плечо, болит?

— Плечо болит, зараза. А «Тигр» действительно хорош. Помнишь эту главу о религии: «Ом мани падме хум, ом мани падме хум». Вот уж действительно надо уметь видеть, а не писать. Писать легче. Но увидеть! Ну, читай... Черт с тобой. Я тоже буду читать. У меня «Дом без хозяина». Впрочем, чего читать, когда уже сходить мне. Я пошел. С дежурства позвоню.

А плечо продолжает болеть. До чего отвратная боль! Наверно, принимать начну — все пройдет. Хорошо, пока около кабинета никого нет.

— Здравствуй, Марта. Никого еще нет?

— Кузнецова с дочкой уже здесь.

— Ну вот с нее и начнем.

Как же мне объяснить ей, что перелом произошел повторно? Почему-то все считают, что снимок сделал — сделал все. А без снимка — недоработка. По тому же принципу: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек». По-моему, я сделал значительно больше, чем просто снимок. Сделал бы я снимок или не сделал — гипс бы я все равно снял. Мозоль костную мы уже раньше видели, и смещения кости не было. Сделал бы я снимок или не сделал, она все равно пошла б гулять. Сделал бы я снимок или не сделал, она все равно б упала. И конечно, получила бы или не получила новый перелом вне зависимости от снимка. И вообще, что за нелепость — объяснять больным все тонкости и детали лечения и диагностики? Это, как говорится, наши подробности. Ни часовщик, ни водопроводчик ничего не объясняют. И все прекрасно понимают, что ничего не понимают в этом. А в медицине все понимают. Человек, конечно, устроен много проще часов.

Чего-то я больно распалился. Самовзвод. Надо ведь когда-нибудь разрядиться. Хоть внутри. А так, если эмоции копить без реакции, все там остается и в виде осадка на сосуды-то и садится. (Хм.) А плечо болит и болит. Даже сильнее болит. Да еще Кузнецова эта.

— Входите, пожалуйста. Ну, как твои дела, Леночка? Гипс лежит хорошо. Болит? Нет. Осталось тебе еще семь дней ходить с гипсом.

— Доктор, а когда можно будет снимок ей сделать? — это вступила мама.

— Ну, пока гипс лежит, снимок не нужен.

— Но ведь надо же знать, как идет срастание.

— Костная мозоль за гипсом не видна на снимке.

— Но ведь мы ничего не делаем.

— Мы делаем для вашей дочки все, что полагается в подобных случаях.

— Может быть, ей надо принимать что-нибудь?

— Я же вам уже говорил, что если понадобится, то мы ей назначим.

— Я не понимаю, почему не назначить какие-нибудь лекарства, которые ускоряют заживление.

— Ей это не нужно.

— Ну, хорошо. До свидания, доктор.

— До свидания. Позовите, пожалуйста, следующего.

А ведь самый раз выругаться. Так нервирует эта боль, а тут еще сдерживайся. А может, и стенокардия. Может, выпить немножко спирта? Он ведь снимает спазмы. Пожалуй, сейчас уже спирт не поможет. Нужен валидол.

— Марта, будь добра, поищи где-нибудь валидол, а я пока буду принимать.

Пока Марта раздобывала валидол, я принял еще пять человек. Но разве это был прием? Рука уже болела зверски. Я принимал и ходил. И гладил руку. Боли от этого не уменьшались. Больнее, больнее становилось. В карточки я ничего не писал.

Болит. Болит. Сейчас уже очень, слишком болит. Это, конечно, стенокардия. Надо лечь. Ходить нельзя. Больно очень — не могу лечь.

— Принесла валидол? Спасибо большое, Марточка. Ну-ка попробую. Когда-нибудь надо же начинать. До чего же противен! Жжет. Мята.

Боль не проходит. Надо подождать несколько минут. Не может же он сразу действовать. Не надо было принимать сегодня Кузнецову. Но я и не мог сказать: у меня болит сердце, поэтому таких больных я стараюсь не принимать. Вообще-то она волнуется, и это естественно. У дочки второй раз перелом на том же месте. Она и не может понимать «наших подробностей». Договориться со всеми можно. В конечном итоге все дело во внутренней культуре, в душевной тонкости.

— Марточка. Боль становится весьма неприятной. Валидол ни хрена не помог. Если тебе не трудно, поищи где-нибудь нитроглицерин. Я тебя сегодня загонял, а?

Если это стенокардия — где же знаменитая тоска? Ведь во всех учебниках пишут, что при стенокардии бывает симптом «предсмертной тоски». Приятное ощущение! Но у меня этого нет. Но, кажется, если нет «страха смерти», то уже есть маразм. Надо лечь.

Нелепый это вид: ходит здоровый байбак по кабинету и манерно плечо трет.

Хоть присяду на кушетку. И сидеть не могу. А по учебнику такое метание характерно для инфаркта. Если меня сейчас не отвлекут, я додумаюсь бог знает до чего.

Нитроглицерин тоже не помог.

— Марта, возьми у меня в портфеле трубку. Послушаю себя.

— Позвать кого-нибудь из врачей?

А когда лег, мгновенно ощутил в груди какое-то жужжание. Как волчок. Очень страшно. Нет, лежать нельзя. Какое страшное ощущение! Хуже боли. А ну-ка еще раз лягу. Опять. Послушаю сердце. Ничего не понимаю — что-то шумит безумно. Но это ужасное жужжание чувствую только, когда лежу. Надо лечь, вытерпеть и разобраться, что и когда шумит. Так. Шум синхронен. Сердце сжимается — в это время шум... В это время шум.

Разрыв?

Какая глупость! Хороший пульс. Нет слабости. Нет пота.

От этого шума можно попасть на Канатчикову, Можно попасть и подальше. Что делать?

Разрыв?!

Совсем я одурел. Надо спешить. Надо быстрее ехать в больницу.