Литмир - Электронная Библиотека

И, осознав со всей обреченностью, что друг без друга не протянуть им и дня, отчаянные любовники, стоически перенеся несколько диких, изнурительных скандалов с родней, сняли квартиру в получасе езды от родного города. В захудалом одном городишке.

— Что ж, — трагическим голосом сказал Анатолий Викентьевич дочери на прощанье, — езжай. Мы от тебя не отрекаемся, ты — наш крест, который мы пронесем до конца, что б ни случилось. Однако в любовь твою долгожданную, запоздалую и романтичную я лично не верю. Хотя ты знаешь, что «любовь» для меня — далеко не пустой звук. Но у тебя — только махровый эгоизм, и ничего кроме.

— И все же папа, я — люблю.

— Себя. Только себя. Столкнувшись с бедой, ты решила, что весь мир тебе крупно задолжал. И ничуть не колеблясь, ломаешь жизнь ни в чем не повинного пацана, у которого, как теперь говорят, — «гормоны». То есть — хоть день, да мой? Или еще проще — урвать, хоть под конец, урвать чего-нибудь назло всем!

— Но я колеблюсь, папа! Я ужасно терзаюсь, проклинаю себя, только ничего поделать не могу. Да и Алешечка, клянусь тебе, вцепился как клещ!

— Если б я не знал твоей способности принимать и выполнять свои решения. Но я знаю…

— Э-эх, папка, родной ты мой, любимый!..

— Не надо. Пожалуйста, не надо. У меня ж нет такой твердости характера…

И они уехали, взяв с собой самый минимум вещей. И Ромка, вопреки тайным Ритиным надеждам, тоже поехал. Хотя к деду был явно больше привязан, чем к ней.

— У меня же есть сыновний долг. И не имеет никакого значения то, что я по разным поводам думаю и как оцениваю, — так по-взрослому высказался Ромка, который по собственному почину начал учиться высказываться по-взрослому где-то лет с семи и скоро здорово в этом наторел.

Кстати, на новом местожительстве его неожиданно легко приняли в школу. И только потом случайно выяснилось, что произошло это благодаря тайному старанию завучихи вечерней школы Алевтины Викторовны.

27.

Когда все разбрелись по своим плацкартам и комнаты осветила огромная луна, освободившаяся-таки из влажных, рыхлых объятий облака — существа среднего, как ни крути, рода — Рита вдруг вспомнила, что днем планировала допустить до себя Алешечку. Однако сейчас представить его в своей постели было слишком тягостно.

И тут взгляд Риты совершенно случайно упал на висящий над кроватью образок. И показалось в неверном лунном мерцании, что взгляд Бога сделался вдруг поразительно живым.

«Господи, возьми меня наконец!» — подумала, всего лишь подумала Рита.

«Нынче же?» — удивленно поднял брови Он.

«Да».

«Ну, иди уж…» — ответил беззвучно, однако предельно отчетливо Господь.

— Алешечка! — несколько громче, чем следовало, позвала Рита.

А тот и не спал вовсе. Либо из-за кофе, либо — так… Спал ли Ромка — значения не имело. Вполне вероятно, что парень таился, однако ведь Рита призвала возлюбленного отнюдь не для любовной игры.

— Что? — Он присел возле ее кровати на корточки. По полу дуло.

— Я сегодня умру, Алешечка.

— Но…

— Не перебивай, любимый… В общем, прости меня, если сможешь, и забудь. Похороните меня тут, у них, в лесочке. Там классно, я смотрела. А то у нас в городе… Нет, если суждена мне «геенна огненная», то пусть не на этом свете. Хватит с меня и того.

И Рита впрямь отключилась. Будто бы и без особых причин.

Конечно, Алешка заметался, Ромку с постели как сдуло, побежали к соседям в скорую звонить, и местная скорая прилетела, как всегда, моментально.

Однако в чувство Риту привести не смогли. На глазах многочисленных зрителей — а ведь набежали и соседи — у ней начался стремительный отек ног, несколько позже — рук, страшно побагровело лицо. Но умерла тем не менее неожиданно — в один миг. Только напряглась и тут же обмякла. И все…

Ее даже на вскрытие не возили. Оказывается, в малом городке это — запросто. Вызов скорой был далеко не первый, потому и бестрепетно записали в документе: «Острая почечная недостаточность на фоне сахарного диабета». А говоря по-простому, «отказали почки».

С похоронами соседи здорово помогли, а то б безутешному папе Толе совсем лихо пришлось. Соседи даже и на скромный веночек собрали. Оказывается, традиция у них такая. И независимо — столбовой ты в доме жилец или второсортный. И одна из соседок вполне натурально рыдала на похоронах, так рыдала, что пара других, сдержанно прослезившихся старичков, супругов видимо, вынуждена была поддерживать ее под руки.

— Спасибо тебе, Алексей, — сказал Анатолий Викентьевич на девятый день, — ты скрасил последние дни нашей несчастной Риты, сердечное спасибо. И — извини.

— Не надо меня благодарить, дядь Толя. Вам спасибо, что не отматерили, морду не набили.

— Еще у своих родителей за меня прощения попроси, они, наверное, счастливы, что закончился их кошмар. И, как ни трудно, я их где-то понимаю… И — прощай.

— Прощайте и вы. А ты — Рома? Может, мы с тобой еще когда-нибудь встретимся?

— А зачем?

— Ну, незачем, так незачем…

— Не сердись, Леха…

— И ты, братан, не сердись. Скоро, может, влюбишься, дак…

Но не договорил, рукой махнул только.

31
{"b":"217205","o":1}