15 октября 1856 г. Две записи. «Ангел, водки!» Барышни собрались для компании Графа, попадья всех заняла, шутиха. Играют, что болит? по какому цвету. Попадья — жолтый, жолтая пупавка, поповка, пуп».
«Говорит за стеной с барыней, про ее мужа, с которым спит: как вы можете с ним спать, от него воняет».
В 1857 г. в Записную книжку занесены следующие материалы для «Отъезжего поля».
2 мая. «Помещики дают обещания, и для них чудеса совершаются. На шару стоял».
6 мая. «Семейство Пальчиков[ых], работы, занятия, самоотвержение (друг для друга), вечная деревенская жизнь, prestige образования».
16 мая. «14 летняя девочка влюбляется, она развита не по годам. Ему стыдно, неловко. Она не понимает, так чиста».
10/22 мая. Две записи. Первая не имеет пометы и отнесена нами к материалам для «Отъезжего поля» предположительно.
«К горничной забрался, его застали. Что такое? Это М. И. изволили прилечь».
«Старик главный Пущин и чахоточный племянник».
9 июня. Три записи.
«Барин соглашается легко с либеральными идеями, но что ему делать»?
«Жена умерла прежде, старик сделался угрюм, подозрителен, боится, что он в тягость, и перед смертью только размяк».
«Уезжают гости, ночь в саду, барышня влюблен[ная] провожает. Приживалка».
16 июля. Две рядом стоящие записи, которые предположительно относим к материалам для «Отъезжего поля». «Из-за карт выходит старый помещик, музыка играет, ногами поталкивает.[?]». — «Собаки сыты и свежи».
19 июля. Две записи (а, может быть, одна, с абзацем), предположительно относимые нами к материалам для «Отъезжего поля». «Солнце блестит на его глянцевитом сертуке, на сильных плечах.
У старика волнистые широкие чистые сапоги и ужасно чистой старой сюртук».
20 июля. «4 брата и сестра».
20 августа. 5 записей.
«В редком лесу гоняют, никто не знает что».
«Праздник для мужиков. За сапоги».
«Как глупы молодые люди. Полуулыбаются».
«Щелин брату доказывает незаконн[ость] с кучером».
«Все хорош, добр, пошел по мужикам, — ты злодей».
23 сентября. 2 записи.
«Две старушки толкуют о воле Божьей, ничего без воли Божьей».
«Страх аду, молодой невинной ужас».
Приведенные данные показывают, как долго и как пристально привлекал внимание Толстого замысел «Отъезжего поля». Надо думать, что, несмотря на незавершенность работы, от нее должно было сохраниться, значительно больше, чем воспроизводимые ниже отрывки. C. Л. Толстой высказывает предположение, что часть автографов «Отъезжего поля» погибла, вместе с другими бумагами, в чемодане, который Л. Н. Толстой потерял как раз в годы, совпадающие с его работой над этим произведением.
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ «ОТЪЕЗЖЕГО ПОЛЯ».
Рукописи, относящиеся в «Отъезжему полю», хранятся в Толстовском кабинете Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина.
1. (П. XX.) Автограф. 4 лл. русской писчей сероватой бумаги, размером в 4°, с неровными краями. Водяных знаков нет. Клеймо, оттиснутое очень слабо, не поддается определению. Авторской пагинации нет. Чернила черные, выцветшие. Очень узенькие поля слева. Обороты лл. чистые. На л. 4 только две строки. Поправок, состоящих, главным образом, в вычеркиваниях, очень немного. Заглавие — «Отъезжее поле». Текст воспроизводим полностью (см. первый отрывок).
2 и 3. (П. XX.) Автографы. 4 лл. сероватой русской писчей бумаги, размером в лист несколько уменьшенного формата. Овальное клеймо, имеющее в середине буквы L. Т. Водяной знак — «1834». Авторской пагинации нет. Чернила черные, выцветшие. Небольшие поля слева. На лл. 3, 3 об. и 4 об. попытки карандашных рисунков, сделанных как будто детской рукой. Рукопись заключена в обложку, материалом для которой послужил лист какой-то конторской сельско-хозяйственной ведомости. На внешней (чистой) стороне обложки написано чернилами неизвестной рукой: «№ XII. Начало: «Отъ
ѣ
зжее поле», причем слово «Отъ
ѣ
зжее» переправлено другой, тоже неизвестной рукой, из первоначального написания: «Отъ
ѣ
зжающее». В рукописи два начала рассказа, оба озаглавленные — «Отъ
ѣ
зжее поле». Второе, занимающее одну с небольшим страницу, перечеркнуто поперек все, за исключением двух заключительных строк. Количество исправлений в первом невелико. Оба начала воспроизведены полностью (второй и третий отрывки).
4. (П. VI, 1. 3.) Автограф. 1 л. сероватой русской писчей бумаги, размером в 4°, без водяного знака и клейма. Чернила черные, выцветшие. Небольшие поля слева. Поправок почти нет. Начало: «Да не подумает читатель,».
По содержанию представляет продолжение первого начала рассказа в автографе 2, но писанное позднее, на что указывает разница в формате бумаги и почерке.
Текст «Отъезжего поля» публикуется впервые.
ЗАПИСКИ МУЖА.
Это начало незаконченного произведения относится, по всей вероятности, к 1857 г. 21 августа этого года Толстой отметил в Дневнике: «Начал писать З[аписки] м[ужа] из дна».
Если принять в тексте отрывка чтение: «солдатъ, пов
ѣ
сившійся... въ засик
ѣ
» (А. Е. Грузинский и В. И. Срезневский читают даже: «въ Зас
ѣ
к
ѣ
»), то в печатаемом начале можно установить связь со следующей записью Дневника от 13 июня 1856 г.: «Вчера нашли повешенного солдата в Засеке, ездил смотреть на него».
Рукопись отрывка — автограф, хранящийся в Толстовском кабинете Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина (П. XXI), 2 лл. сероватой русской писчей бумаги, размером в лист. Водяных знаков и клейма нет. Чернила коричневые, выцветшие. Поля справа вполстраницы. Л. 2 об. чистый. Незначительное число поправок и вставок между строк.
Публикуется впервые.
ОТРЫВОК БЕЗ ЗАГЛАВИЯ.
Приблизительная дата написания этого отрывка, носящего автобиографический характер, может быть установлена путем сближения его с некоторыми записями Дневника Толстого за 1856—57 гг., где нашло себе выражение аналогичное настроение, вызванное отношениями Толстого к княгине Александре Алексеевне Оболенской, урожденной Дьяковой, сестре его друга.
22 мая 1856 г. Толстой занес в Дневник: «Обедал у Дьяковой. Не узнал А. О[боленской], так она переменилась. Я не ожидал ее видеть, поэтому чувство, которое она возбудила во мне, было ужасно сильно. От них ездил к Акса[ковым], слушал 4-й отрывок. Хорош, но старика захвалили. Вернулся к Д[ьяковым], танцовал немного и выехал оттуда с А. Сухотиным, страстно влюбленным человеком. Да и теперь мне ужасно больно вспомнить о том счастии, которое могло быть мое и которое досталось отличному человеку Ан[дрею] О[боленскому]. Сухотину рассказал свое чувство, он понял его тем более, что его, кажется, разделяет».
Через день, 24 мая, в Дневнике записано: «Утром дописал дневник и памятную книжку и скучал жестоко, не предвидя возможности увидеть нынче A[lexandrine]. Оставаться незачем, но уехать ужасно не хочется. Четыре чувства с необыкновенной силой овладели мной: любовь, тоска раскаяния (однако приятная), желание жениться (чтобы выйти из этой тоски) и — природы». В конце записи того же дня Толстой, говоря о встрече с А. А. Оболенской у Сухотина, отмечает: «Раза два она была вся внимание, когда я говорил. Нет, я не увлекаюсь, говоря, что это самая милая женщина, которую я когда-либо знал. Самая тонкая, художественная и вместе нравственная натура».
Под 25 мая читаем в Дневнике: «У Alexandrine больна дочь. Она сказала С[ергею] Сухотину при мне, что когда она была невестой, не было влюбленных.353 Мужа ее тут не было. — Неужели она хотела сказать мне, что она не была влюблена в него. — Потом, прощаясь со мной, она дала мне вдруг руку, и у нее были слезы на глазах, от того, что она только что плакала об болезни пиндигашки; но мне было ужасно хорошо. Потом она нечаянно проводила меня до дверей. Положительно со времени Сонички у меня не было такого чистого, сильного и хорошего чувства. Я говорю — хорошего, потому что, несмотря на то, что оно безнадежно, мне отрадно расшевеливать его».
