— Я тутъ къ знакомымъ об ѣдать иду, это ничего, — сказалъ онъ по-н ѣмецки.

— Вы меня не узнали, а помните, съ м ѣсяцъ тому назадъ вы пробыли у меня три дня. Какъ я радъ, что встр ѣтилъ васъ опять, — говорилъ Делесовъ. <и думалъ самъ съ собой: не позвать-ли его об ѣдать? Нет, р ѣшительно невозможно, онъ такъ грязенъ!> — Что вы никогда не зайдете ко мн ѣ? вотъ бы нынче вечеромъ.

Албертъ р ѣшительно не узнавалъ его.

— Я об ѣдать сюда иду. А вы гд ѣживете?

Делесовъ назвалъ ему свою квартиру и снова напомнилъ себя.

— Ахъ да! — засм ѣялся Албертъ, — помню, помню. <А что Захаръ здоровъ?> а скрипка есть у васъ и выпить <будетъ?> я хот ѣлъ бы.

— Все будетъ, только приходите нынче вечеромъ, и выпьемъ, и повеселимся, не забудьте. —

— Хорошо, хорошо, я вамъ буду играть, а то у меня скрыпки н ѣтъ, ничего н ѣтъ, платья н ѣтъ, квартиры н ѣтъ, скверная жизнь! Скверная жизнь, — повторилъ онъ н ѣсколько разъ и пошелъ въ глубину двора.

Онъ прошелъ н ѣсколько шаговъ и оглянувшись снова повторилъ: скрыпки н ѣтъ, ничего н ѣтъ. Скверная жизнь, скверная жизнь!

Делесовъ проводилъ его глазами до черныхъ закопченныхъ дверей, въ которыхъ онъ скрылся, продолжая повторять: скверная жизнь! скверная жизнь!

— Надо было ему дать что-нибудь, — сказалъ онъ самъ себ ѣ.

— Ну все равно, вечеромъ дамъ.

Въ 7 часовъ въ этотъ день Делесовъ былъ дома, ожидая музыканта и гостей, которыхъ онъ пригласилъ нынче вечеромъ посмотр ѣть и послушать удивительное геніальное и погибшее существо. — Въ числ ѣгостей былъ и сынъ министра, участвовавшiй въ первомъ вечер ѣу Анны Ивановны, и изв ѣстный знатокъ музыки Аленинъ, который на приглашеніе Делесова зам ѣтилъ, что странно бы было, чтобы былъ въ Петербург ѣталантъ, котораго бы онъ не зналъ, модный пьянистъ французъ и старый пріятель Делесова, <бездарный> художникъ Бирюзовской, чудакъ, умная пылкая голова, энтузіастъ и большой cпорщикъ.

Захаръ былъ посланъ за ужиномъ. — Делесовъ одинъ сид ѣлъ дома, когда у двери раздался слабый звонокъ. Действительно это былъ Албертъ, какъ предполагалъ Делесовъ; но въ такомъ виде, что не было надежды услыхать его игру нынче вечеромъ. Онъ былъ растрепанъ, испачканъ, глаза были совершенно мутны, и когда Делесовъ отворилъ дверь, онъ уже успелъ заснуть, облокотившись на притолку. Стукъ отворяемыхъ дверей разбудилъ его, онъ шатаясь, бормоча что-то, ввалился въ гостиную, упалъ на диванъ и заснулъ.

— Вот-те и музыкальный вечеръ, — подумалъ Делесовъ.

10.

Часа черезъ два стали прі ѣзжать гости, Албертъ все спалъ.

— Ну, что ваше необыкновенное созданіе? — сказалъ сынъ министра, входя въ комнату съ французомъ Пишо.

— Несчастье! ужасно пьянъ и спитъ, — отв ѣчалъ Делесовъ.

— Ничего, отпоимъ его содовой водой.

— Славное лицо! — сказалъ Французъ, сверху глядя на спящаго немца.

Пріехалъ и Аленинъ, изв ѣстный знатокъ и петербургской авторитетъ въ музыке.

— Такъ это-то геніальное существо, — сказалъ онъ, — посмотримъ.

Художникъ долго серьезно посмотр ѣлъ на Алберта и, ничего не сказавъ, съ недовольнымъ видомъ отошелъ отъ него.

Пишо с ѣлъ за фортепьяно и изящно и просто сыгралъ н ѣсколько ноктюрновъ Chopin, остальные господа разговаривали между собой о вседневныхъ вопросахъ. — Албертъ изредка поворачивался и на мгновеніе открывалъ глаза. Несколько разъ пробовали будить его, но онъ не выказывалъ ни мал ѣйшаго признака жизни.

— А ведь онъ не спитъ, — шопотомъ сказалъ сынъ министра, уловивъ б ѣглый взглядъ, который Албертъ, открывъ глаза, бросилъ на нихъ. — Онъ долженъ быть плутъ, — прибавилъ онъ.

— Этаго я не знаю, — разсудительно зам ѣтилъ Аленинъ, — только по опытности моей съ такого рода господами скажу вамъ, что часто подъ видомъ страстнаго артиста скрываются величайшіе мерзавцы.

Разговоръ снова отошелъ отъ Алберта, и прошло съ полчаса. Вдругъ Албертъ потянулся, вс ѣоглянулись на него. Албертъ, открывъ глаза, смотр ѣлъ вверхъ, и на лиц ѣего сіяла счастливая самодовольная улыбка челов ѣка, находящагося въ совершенномъ согласіи со вс ѣмъ св ѣтомъ и съ своей сов ѣстью. Увидавъ новыя лица, онъ привсталъ и поклонился. Хозяинъ дома познакомилъ его со вс ѣми и предложилъ содовой воды. Албертъ выпилъ, но не могъ еще твердо стоять на ногахъ.

— Не хотите ли по ѣсть чего-нибудь?

Онъ задумался.

— Ахъ да. Я бы съ ѣлъ кусочекъ чего-нибудь. Я давно ничего не ѣлъ; а потомъ будемъ музицировать.

Аленинъ подошелъ къ музыканту и, устремивъ на него строгой холодный взглядъ, сталъ его спрашивать.

— Что, вы им ѣете какую-нибудь службу? — спросилъ онъ.

— Н ѣтъ, ни… н ѣтъ, — испуганно отв ѣчалъ Албертъ.

— А вы были, кажется, прежде въ театр ѣ, мн ѣговорилъ Делесовъ.

— Да… н ѣтъ… теперь не хожу.

— Я былъ вчера въ Травьат ѣ, — сказалъ Аленинъ, обращаясь бол ѣе къ Делесову, ч ѣмъ къ Алберту, — Бозіо была очень хороша; а нынче ужъ для васъ Вильгельма Теля пропустилъ.

— О, Вильгельмъ Тель! Божественный Россини! — съ энтузіазмомъ воскликнулъ Албертъ.

— Вы любите Россини?

— О, Россини! одинъ живущій теперь геній! — закричалъ онъ, размахивая руками.

— Вы Беріо слыхали когда-нибудь? — продолжалъ какъ ученика допрашивать его Аленинъ.

— Я учился и жилъ у него 3 года. Это царь искуства.

— А N. N. знаете? — спросилъ Аленинъ, назвавъ скрыпача средней руки: — какъ вы его находите?

— Большой, большой артистъ и челов ѣкъ прекрасный.

— А вы в ѣрно знаете нашу 1-ю скрипку, — онъ назвалъ того самаго музыканта, который на музыкальномъ вечер ѣразсказывалъ Делесову исторію Алберта.

— Какже не знать, отличный талантъ, чистая н ѣжная игра, мы часто прежде играли вм ѣст ѣ. О, много, много есть большихъ талантовъ. У вс ѣхъ есть прекрасное. Другіе не отдаютъ справедливости; какже это можно, каждый что-нибудь да новое положилъ въ свое искуство.

— Отчего, — продолжалъ Аленинъ, — у васъ такой славный талантъ, какъ говорятъ, а вы нигд ѣне служите?

Албертъ испуганно оглянулся на всю публику, смотр ѣвшую на него въ это время.

— Я — я… не могу, — забормоталъ онъ и вдругъ, какъ будто оживши, сд ѣлалъ усиліе над собой и привсталъ, ухватившись об ѣими руками за притолку. — Давайте музицировать, — сказалъ онъ и свойственнымъ ему пошлымъ костлявымъ движеніемъ руки откинувъ волосы, отошелъ на другой уголъ комнаты, гд ѣбыла скрипка.

— Не хотите ли по ѣсть прежде? — спросилъ Делесовъ.

— Н ѣтъ, н ѣтъ, прежде играть, играть, — восторженно говорить Албертъ, — только выпить бы чего-нибудь.

— Я по одному тому, какъ онъ берется за скрипку, вижу, что это не большой артистъ, — сказалъ Аленинъ.

— Ужъ этаго я не знаю, — сказалъ сынъ министра, — только что онъ вонючъ и грязенъ, это положительно.

— Какъ онъ слабъ, насилу держится, — сказалъ кто-то.

— Можно ли упасть до такой степени, — сказалъ Французъ, отходя отъ фортепьяно, къ которому съ скрыпкой подошелъ Албертъ.

— Давайте! кто будетъ акомпанировать? — спросилъ Албертъ.

Несмотря на то, что Пишо видимо не хот ѣлъ играть вм ѣст ѣсъ Албертомъ и т ѣмъ становиться съ нимъ на одну доску, хозяинъ дома и гости упросили его с ѣсть зa фортепьяно. Французъ неохотно исполнилъ ихъ просьбу.

— Carnaval de Venise, 47 хотите? — сказалъ Албертъ, размахивая скрыпкой. La majeur. 48

— Ну кончено! — сказалъ Аленинъ. — Carnaval de Venise, эту пошлость, значитъ, что дрянь. Да и играетъ плохо, — прибавилъ онъ, послушавъ внимательно н ѣсколько времени.

— В ѣдь онъ способенъ по пустякамъ восторгаться; я его давно знаю, — зам ѣтилъ сынъ министра, подмигивая на Делесова.

Делесову самому начинало казаться, что точно не было ничего хорошаго въ игр ѣАлберта. — Пишо между т ѣмъ, акомпанируя, оглядывался на Делесова и подмигивалъ съ видомъ ироническаго одобренія. Только художникъ, жадно вглядывавшійся въ все бол ѣе и бол ѣе оживляющееся лицо Алберта, и Захаръ, высовывавшій изъ-за двери свое добродушное лицо, были довольны игрой Алберта. Пишо, хотя невольно вытягивался, смотря на скрипача, закатывалъ глаза и улыбался, находилъ время оглядываться на хозяина съ шутливымъ одобреніемъ. Остальные гости подъ вліяніемъ Аленина, начавшаго слушать съ предуб ѣжденіемъ, оставались строги и холодны. Совершенно лишенный эстетическаго чувства сынъ министра покачивалъ головой съ выраженiемъ, говорившимъ: не то, не то, и иронически поглядывал на Делесова.