Вследствие этого решения « Катерина» пошла лавировать по морю — поворачивать направо и налево; проклятый неизвестный корабль продолжал все следовать за ней и также лавировал и поворачивал направо и налево.

Тогда капитан Бенуа, не сомневаясь больше, что неизвестное судно догоняет его, перестал храбриться. Во-первых, потому, что у него не было пушек на корабле. А в подзорную трубу свою он заметил, что догоняющее судно имело пушки и, притом, очень много.

Притом же, лета и опытность научили его быть осторожным. А потому, он просто велел Кайо поднять и распустить все паруса и бросился по ветру, чтобы спастись поспешным бегством от этого дьявольского судна.

« Катерина» неслась на всех парусах по океану как рыба, но погоня летела за ней как птица, даже не поднимая всех парусов, и оставляла всегда некоторое расстояние между собой и купеческим кораблем.

— Что за дьявольщина! — сказал Бенуа, видя ужасное превосходство догоняющего судна перед своим и не понимая его поступков. — Если оно идет скорее меня, то для чего не пользуется этой выгодой и не скажет мне тотчас, чего оно хочет вместо того, чтобы играть с « Катериной», как кошка с мышкой.

Бедняк не думал, что говорил сущую правду.

— Капитан! Капитан! Смотрите, вот оно и заговорило! — воскликнул Кайо, увидев огонь, сверкнувший с борта догоняющего судна... — Берегись! — Пушечный выстрел загремел и раздался по неизмеримому пространству океана, и ядро засвистело в снастях над их головами.

— Они стреляют в нас ядрами!

— Да что они, с ума сошли? — воскликнул Бенуа вне себя от гнева. — Что это за черти! И как нарочно нет у меня на корабле ни одной пушчонки! — ревел в бешенстве шкипер, топая ногами и кусая пальцы.

— Но видано ль было когда-нибудь, чтобы торговца неграми атаковал морской разбойник, ибо это верно он...

Вторично сверкнула молния с погони, вторично грянул пушечный выстрел, и ядро ударилось в борт «Катерины».

— Черт возьми! Черт возьми! Проклятый корабль! Он потопит меня, как бочку со свинцом!

— Капитан! — сказал Кайо, бледный и расстроенный подобно всем матросам, которые, услышав пушечные залпы, выбежали в испуге на палубу и толковали об этом между собой с беспокойством, — капитан, может быть он хочет, чтобы вы остановились?

— Я и сам тоже думал. Но это очень обидно для меня. Ну, делать нечего, поворачивайте паруса, заверните руль.

Когда ветер перестал действовать на паруса, то корабль остановился неподвижно на поверхности океана. Пальба с неприятельского судна тотчас же прекратилась, и оно подошло очень близко к « Катерине». В эту минуту громкий голос прокричал в трубу:

—  Эй, вы! Слушай! Подавай нам сюда вашего шкипера в лодке!

—  Подавай шкипера!— повторил насмешливо Бенуа, — как бы не так! Поеду я к тебе! Разве он смеется надо мной? Без флага, без сигнала! Настоящий разбойник! Ах!.. Бедная моя Катя!.. Если бы ты знала, что в эту минуту...

Возгласы Бенуа были прерваны в это время голосом с неприятельского судна, который повторил:

—  Эй, вы! Подавай нам шкипера!

И фитиль закурился над пушкой.

— Черт вас возьми... Слышу! Слышу! Что вы орете так! — воскликнул Бенуа, стараясь избежать этого вопроса и отвечая в свою очередь:

— Эй! На корабле! Откуда вы идете?

— Зачем вам нужно шкипера?

— Почему вы не поднимаете своего флага?

— Какой вы нации?

— Я не знаю вас!

— Я француз!

— Я иду из города Нанта на остров Ямайку.

— Я не встречал никакого судна.

Но на эти вопросы и слова никто ему не отвечал, потом, после минутного молчания, громкий голос опять прокричал в трубу:

—  Эй, вы! Подавай нам шкипера!

Вслед за этим грянул третий пушечный выстрел, однако ж никого не ранивший.

— Экая собака проклятая! — сказал Бенуа. — Ну, делать нечего, нужно повиноваться! Плетью обуха не перешибешь! О! Симон! Бедный мой Симон! Если бы, по крайней мере, ты был здесь со мной! Кайо! Вели спустить лодку на воду, я сяду в нее с четырьмя матросами.

— Капитан! — сказал Кайо, — берегитесь, это должно быть морской разбойник!

— Ну, да что ему взять с меня? Разве, может быть, ему нужно воды и съестных припасов?

— Может быть... лодка готова, капитан!

И несчастный Бенуа полуодетый, без шляпы, без оружия, сошел в нее в ту самую минуту, как проклятый голос опять прокричал в трубу:

—  Эй, вы! Подавай нам шкипера!

— Подавай шкипера! Этакие грубияны! Сейчас! Сейчас! Погодите немного! — ворчал с досадой Бенуа.

— Что будет, то будет, — сказал Кайо, — но, во всяком случае, пора кормить негров, они воют, как волки! — и он ушел под палубу.

Чем больше Бенуа приближался к разбойничьему кораблю, тем больше возбуждалось в нем подозрение и опасение, в особенности же, когда подплыв к самому борту, он увидел на палубе странно одетых, безобразных людей, которые с любопытством глядели на него.

С сильным биением сердца шкипер « Катерины» заметил два маленьких облачка синеватого дыма, курившихся над пушками и доказывавших неприязненные намерения этого судна.

Наконец Клод Борромей Марциал пристал к борту разбойничьего корабля. (Это случилось, кажется, в пятницу, в июле месяце 18... года в половине восьмого утра.)

В ту самую минуту, как Бенуа хотел взойти на корабль, раздался пронзительный звук свистка; эта морская учтивость, означающая всегда прибытие важной особы, успокоила несколько нашего доброго капитана.

— Ну, они не так еще грубы, как я думал, — подумал он, влезая на палубу с помощью учтиво брошенных ему веревок.

Наконец он вступил на палубу « Гиены» (разбойничий корабль назывался « Гиена»).

Тут Бенуа был поражен ужасом, взглянув на страшных матросов, его окруживших.

— Господи! Боже мой! Что это за рожи! Это были черти, а не люди!

Хотя и матросы корабля « Катерина» были также не очень смирные и невинные ребята, любившие подчас погулять и покутить порядком, но какая разница с матросами « Гиены». Что это за люди! Или лучше сказать, что за дьяволы!

Безобразные, запачканные, оборванные, покрытые дрянными лохмотьями, замаранные порохом, грязью, загорелые, смуглые, покрытые рубцами и синяками, с небритыми бородами, нестриженными волосами, и какие ругательства! Какие ужасные насмешки произносили они! Бедного Бенуа невольно охватила дрожь.

Палуба этого корабля также представляет странный вид.

Снасти и оружие были разбросаны в беспорядке по мокрому и грязному полу, покрытому во многих местах большими кровавыми пятнами.

Пушки, заряженные и готовые к пальбе, но покрытые грязью и ржавчиной, на лафетах которых видна была запекшаяся кровь и присохшие обрывки каких-то кусков, которые Бенуа с ужасом признал за лоскутья человеческой кожи и мяса!

О! как он тогда начал сожалеть о палубе своего корабля, столь чистой, столь опрятной; о своей маленькой уютной каюте, украшенной красивыми ситцевыми занавесками... о своем прозрачном пологе... о своей койке, в которой он спал так спокойно, о своем стакане с ромом, который он медленно выпивал вместе с бедным Симоном, разговаривая с ним о Катерине и Томасе, о своих веселых надеждах на будущее, о своем скромном честолюбии и о желании окончить жизнь свою спокойно на своей родине, в кругу своего семейства, под тенью деревьев, им самим посаженных.

— Ты чертовски упрямился повиноваться нашему приказанию, старый тюлень! — сказал ему один из разбойников отвратительной наружности и кривой. Этот злодей был едва прикрыт старыми разорванными панталонами и ветхой, красной шерстяной рубахой, подпоясанной веревкой, за которую был заткнут большой нож с деревянной рукояткой.

Тут Бенуа собрался с духом и отвечал ему смело:

— У вас шестнадцать пушек, а у меня нет ни одной. При таких обстоятельствах нечего вам хвастать, что остановили меня!