— Выходит, кому-то и чертова дюжина приносит удачу.

— Но, видимо, до поры. Потому что в конце войны Маринеско обвинили в пьянстве и нарушении дисциплины и перевели на тральщик, что для подводника № 1 было чуть ли не оскорблением. Потом его понизили в звании до старшего лейтенанта, а вскоре и вовсе уволили в запас. Какое-то время он работал на различных сухогрузах, ходил в порты Бельгии, Голландии, Англии, говорят, что крепко выпивал, потом тяжело болел, а 25 ноября 1963 года скончался. И только горбачевским указом от 5 мая 1990 года ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Ровно через 45 лет после совершения его подвигов! На Западе за это время целая куча книг вышла, в которых его торпедирование «Вильгельма Густлова» получило название «атаки века», а у нас, чтобы воздать должное его геройству, надо было сначала разрушить целую страну…

— Но он хоть посмертно, но все-таки восстановил свое имя и славу, а сколько их так и ушло из этой жизни, не дождавшись никаких наград?

— Да что далеко ходить! Тот же Геннадий Лячин, который в 1999-м году утер нос всему НАТО с его мощнейшими ВМС и системой слежения, так при своей жизни Звезду получить и не успел. Говорят, рапорт на звание Героя России в Москву посылали, но подписан он Президентом не был. Теперь, вроде, Путин пообещал вручить за него Звезду его вдове Ирине. А сам Лячин не получил при своей жизни ничего — ни Звезды, ни нормальной квартиры в необоссанном подъезде…

— Да уж, видел я по телевизору этот подъезд! — хмыкнул я, вспомнив показанный в августовские дни прошлого года по ТV сюжет о посещении Путиным квартиры вдовы Лячина, когда, последовав вослед за Президентом от двери квартиры командира «Курска», камера показала всему миру оббитые и ободранные стены лет тридцать не ремонтировавшегося подъезда, которые каждый раз встречали подводника после его многомесячных походов.

— Мы вот приходим домой с боевых дежурств героями — грудь колесом, жены и дети суетятся вокруг, делают все, чтобы мы отдохнули получше после «геройской вахты», а это ведь, если разобраться, не мы герои, а они — те, кто оставался и ждал нас дома, — с горечью продолжил тему Дмитрий. — У нас ведь тут что? Тепло, светло и мухи не кусают. Сауна, бассейн, видеомагнитофон, запасы еды на полгода… А у них там — холодище в квартирах, веерные отключения электричества, размороженные котлы в котельных, лопнувшие от мороза батареи, не выплачиваемая месяцами зарплата, болеющие из-за хронического недоедания и холода дети… Иной раз поневоле вспомнится поступок мятежного Саблина…

— Кого-кого? — переспросил я. — Что это за Саблин?

— Да был такой, — тихо ответил Дмитрий. — В семьдесят пятом году еще. Капитан 3-го ранга Валерий Михайлович Саблин, заместитель командира большого противолодочного корабля «Сторожевой» по политчасти — замполит, короче. Да о нем последнее время несколько раз писали в газетах, неужели ты не читал?

— А что он сделал? Я как-то пропустил мимо себя эту информацию.

— Да что?.. Переворот хотел совершить. Советскую власть улучшить. В ноябре 1975 года, представляешь?.. Их ракетоносец тогда специально перевели из Балтийска в Ригу для участия в морском параде, приуроченном к 7 ноября — типа как «гвоздь программы». БПК «Сторожевой» как раз возвратился перед этим из длительного плавания с заходом на Кубу… Говорили, что замполит Саблин был душой экипажа. При этом именно под его руководством на корабле вызрела идея заговора. Его участники собирались перевести корабль сначала в Кронштадт, а оттуда — в Ленинград, а там добиться у властей прямого эфира на телевидении, чтобы выступить перед народом с программой «по исправлению ошибок, допущенных руководством страны». Наслушавшись, видимо, песенок про «комиссаров в пыльных шлемах», Саблин был искренне влюблен в образ лейтенанта Шмидта, октябрь 1917-го года и иную высокую романтику, вследствие чего чистосердечно верил, что горстка отчаянных и наивных смельчаков и в самом деле может разбудить страну, подняв её на новую революцию… Чтобы удержать власть от применения силы, решение о выступлении было принято ими только после того, как весь штатный боекомплект корабля был сдан на хранение на береговые склады. Хотя именно этого, на мой взгляд, делать было никак нельзя… Однако, как бы там ни было, а вечером 8 ноября на БПК «Сторожевом», стоявшем в парадном строю боевых кораблей в устье Даугавы, по внутрикорабельной связи был объявлен «Большой сбор». К выстроившимся на палубе матросам и старшинам обратился замполит Саблин, призвавший их выступить против тогдашнего (а это было ещё при Брежневе) режима. Как это ни странно, но большинство членов экипажа его поддержали, а командир БПК Потульный и часть воспротивившихся заговору офицеров была изолирована во внутренних помещениях. Правда, нашелся один, кого они не углядели — офицер-механик Фирсов (кстати, секретарь комитета комсомола, что говорит о высоком идейном уровне тогдашних комсомольских работников) сумел незаметно, по швартовым тросам к бочкам, переправиться на соседний корабль и сообщить командованию о начавшемся антигосударственном выступлении моряков. Естественно, тут же пошли доклады по инстанциям, доведенные аж до министра обороны Гречко и самого Леонида Ильича Брежнева. А тем временем БПК «Сторожевой» начал движение на выход из устья Даугавы в Рижский залив, чтобы следовать, как было намечено, в Кронштадт. Поднятые по тревоге пограничные катера, получив разъяснение с мятежного корабля о его мирных намерениях, применять против него оружие не стали. Но зато его применили летчики, получившие впоследствии за это боевые ордена и медали. Сброшенные ими на бунтовщиков бомбы повредили рулевое устройство и частично — бортовую обшивку «Сторожевого», а освободившийся из-под стражи Потульный ранил управлявшего кораблем с мостика Саблина и застопорил ход. К «Сторожевому» подошли корабли. На его борт высадились десантники. Указание генерального секретаря ЦК КПСС Л. Брежнева и министра обороны А. Гречко об остановке БПК «любой ценой, вплоть до потопления» (несмотря на то, что на его борту находилось 200 членов экипажа, в том числе и не примкнувших к мятежникам) было выполнено.

— И что с ними сделали?

— Ну, сам «Сторожевой» чуть позже отремонтировали и перевели в другой класс кораблей, заменив ему при этом название, тактический и бортовой номера, а потом отправили дослуживать на Тихоокеанский флот. Из вахтенных журналов всех балтийских кораблей, участвовавших в подавлении «бунта», «особисты» вырвали страницы, датированные 8 и 9 ноября, и это событие как бы автоматически исчезло из реальности.

— А что стало с людьми?

— Что касается судьбы самого Саблина, то она, конечно, была предрешена. Ему с самого начала следствия инкриминировалась статья 64 УК РСФСР («измена Родине»), и 13 июля (число-то какое, а?) 1976 года ему был оглашен смертный приговор с конфискацией имущества. Вместо предоставления последнего слова сразу же после оглашения приговора к нему подскочили охранники, заломили за спину руки, надели наручники и, залепив рот черным пластырем, выволокли из зала. Ну а потом, скоропалительно отклонив его прошение о помиловании, 3 августа 1976 года (смотри-ка, опять август — не зря его, видно, называют «черным»!) Саблина расстреляли. Родители его, не вынеся такого известия, вскоре умерли, а вдова, сын и два брата вынуждены были жить на положении членов семьи «изменника Родины». И только в 1994 году — то есть уже при демократах! — коллегия Верховного суда Российской Федерации пересмотрела «дело Саблина», но не реабилитировала его, а всего лишь заменила статью об «измене Родине» на статью «о воинских преступлениях»! Хотя, казалось бы, он бросил свою жизнь на алтарь того же дела, которому посвятили себя и академик Сахаров или писатель Солженицын.

— А что сделали с рядовыми участниками заговора?

— А про рядовых как правило не пишут. Ну вот что ты, к примеру, знаешь о тех солдатах, которых декабристы вывели на Сенатскую площадь?.. То же и здесь. Знаю только, что помогавший Саблину матрос Шеин был приговорен к восьми годам тюремного заключения. А в девяносто четвертом году Верховный суд пересмотрел его дело и снизил срок до пяти лет. После того, как он уже все отсидел. Вот такая история…