Принесли заказанные блюда – два супа и два салата. Салли обрадовалась вынужденной паузе в разговоре. Она дала ей возможность подумать над услышанным и задаться вопросом: кто же внушил этой девушке текст речи? Как получилось, что она сказала столько вещей, имеющих прямое отношение к ситуации Салли?

Впрочем, Бернис посещала церковь пастора Ханка Буша, а уж он-то умел попасть не в бровь, а в глаз. Его предложение прочитать Сто восемнадцатый псалом пришлось как нельзя кстати, а его утренняя проповедь, основанная на пятьдесят третьей главе из Книги пророка Исайи, явилась развитием той же самой, точно выбранной темы: это было именно то, что Салли надо было услышать.

Но тут все еще оставалась одна загвоздка. Некоторое время Салли молча жевала салат, обдумывая следующий свой вопрос, а потом облекла его в утвердительную форму.

– Я не чувствую себя прощенной.

– А вы когда-нибудь просили Бога простить вас?

– Я даже никогда не верила в Бога – во всяком случае в общепринятом понимании.

– Он существует.

– Но откуда мне знать это?

Бернис посмотрела на Салли и, казалось, проникла в самые сокровенные ее помыслы. Она ответила просто:

– Вы знаете.

– Значит… – Салли осеклась и отправила в рот еще вилку салата. Он не могла задать вопрос, вертевшийся у нее на уме. Он казался слишком глупым, слишком детским – как бессмысленный вопрос, на который давно уже ответили. Но все же… она должна была услышать прямой ответ, какие-то слова, которые она приняла бы без всяких сомнений. – Я надеюсь, вы позволите мне спросить…

– Конечно.

– Мне легче говорить понятными, общими словами…

– Говорите, как вам удобней.

– И что… – Салли снова замолчала. Откуда накатило это волнение? Салли проглотила еще немного салата, чтобы успокоиться. Теперь она почувствовала себя нормально. Теперь можно было спокойно спросить:

– Иисус принял смерть за меня?

Бернис ответила не шутливо и не легкомысленно. Она посмотрела Салли прямо в глаза и ответила твердо и просто:

– Да, он принял смерть за вас.

– За меня, за… – Салли пришлось напрячься, чтобы вспомнить свое вымышленное имя. – За Бетти Смит? Я имею в виду, вы совсем не знаете меня…

– Он принял смерть за Бетти Смит, точно так же, как и за Бернис Крюгер.

Что ж, она получила ответ.

– Понятно.

Этим данная тема исчерпывалась. Бернис заметила, что ее новая знакомая почувствовала себя неловко и решила не усугублять положение. Салли испугалась, что раскрылась чуть больше, чем надо, перед посторонним, ни в чем не повинным человеком, и побоялась рисковать, втягивая эту милую девушку в свои неприятности.

Бернис вернулась к разговору на чисто бытовые темы.

– И как долго вы находились в пути? Этот вопрос даже испугал Салли.

– О… с месяц или около того.

– А где вы вообще живете?

– Какое это имеет значение?

После этого продолжать разговор стало трудно, и обе пожалели об этом. Все их внимание занял процесс поглощения пищи, во время которого они изредка перебрасывались ничего не значащими, совершенно обыденными замечаниями. Салаты исчезли, тарелки с супом опустели, минуты текли.

– Была рада познакомиться с вами, – сказала Бернис.

– Пожалуй, я вернусь в пансион, – сказала Салли.

– Но послушайте… почему бы вам при случае не заглянуть в редакцию? Мы могли бы с вами позавтракать вместе?

Первым побуждением Салли было отказаться, но наконец она позволила себе расслабиться и принять приглашение:

– Да, конечно… С удовольствием. Бернис улыбнулась:

– Пойдемте. Я отвезу вас в пансион.

Старая ферма в окрестностях Бэконс-Корнера пустовала уже много лет. С самой смерти владельца здесь не видели ни одной живой души, здесь никогда не раздавался ни один звук и не загорался ни один огонек – кроме некоторых ночей, о которых никто не должен был знать.

В эту ночь тусклый оранжевый свет свечей пробивался сквозь щели дощатых стен и покоробившихся от сырости дверей огромного старого амбара. Изнутри доносился приглушенный звук человеческих голосов, монотонно выводивших ритмичные напевы и заклинания.

В амбаре собралось человек двадцать. Все они были одеты в черные балахоны, кроме одной женщины в белом, и стояли вокруг нарисованной на земляном полу большой пентаграммы. В центре пентаграммы лежали крест-накрест две передние ноги, отрезанные у козы, и на конце каждого из пяти лучей знака стояло по горящей свече.

Собрание вела женщина в белом, она держала в вытянутых руках большую серебряную чашу и говорила низким чистым голосом:

– Как в самом начале времен, великие силы будут призваны через кровь, и под нашей рукой, вершащей возмездие, чаши весов придут в равновесие.

– Да будет так, – хором пропели остальные.

– В эту ночь мы призываем силы и преданных слуг тьмы засвидетельствовать наш договор с ними.

– Да будет так!

Между стропилами зашелестели кожистые крылья: губительные духи зла начали собираться под крышей и наблюдали сверху за происходящим, мерцая желтыми глазами, скаля зубы в жутких ухмылках, упиваясь поклонением и почитанием.

Вцепившись в стропила под самым гребнем крыши, за церемонией следил Разрушитель, знавший наизусть все слова заклинания.

– Пусть ярость их воспылает против наших врагов, против всех, кто противостоит нам. Пусть милость их пребудет с нами, принесшими им эту жертву.

– Да будет так!

– Пусть женщина найдется.

– Да будет так.

Да будет так, – подхватили демоны, обмениваясь взглядами.

– Непременно будет, – сказал Разрушитель. – Непременно.

– Да будет она изгнана из укрытия и стерта в порошок, – провозгласила женщина.

– Да будет так, – хором пропели остальные.

Демоны закивали головами и одобрительно захихикали, крылья их задрожали от возбуждения. Темные духи продолжали прибывать. Они тесно облепили стропила, скаты крыши, заполнили сеновал.

– Да будут разбиты и разделены христиане, да поразит их недуг, да поразит их злая воля.

– Да будет так.

Разрушитель быстро и резко заговорил, указывая то на одного демона, то на другого, раздавая приказы своим воинам под одобрительный гул их голосов.

– Пусть силами тьмы судебный процесс закончится в нашу пользу! Мы отдаем им сердце и разум судьи Эмили Флетчер!

– Да будет так!

Разрушитель обвел взглядом собравшихся демонов и наконец остановился на огромном громоздком духе, примостившемся на диагональной балке. Он уже имел дела с судами, и это дело будет поручено ему.

– А сейчас… – Женщина поднесла серебряную чашу к губам. – Силой крови мы утверждаем победу тьмы, смерть Салли Роу и поражение христиан!

– Да будет так!

Все демоны подались вперед, вытягивая шеи, чтобы получше все разглядеть. Они хихикали, брызгали слюной и радостно толкали друг друга локтями. От счастливого возбуждения у Разрушителя закружилась голова.

Женщина откинула капюшон на плечи и отпила из чаши. Когда она отняла чашу от рта, на губах ее осталась свежая козья кровь.

Клэр Иохансон, верховная жрица шабаша, передала чашу Джону, который тоже отпил из нее и передал следующему – и все присутствующие, мужчины и женщины, по очереди отпили из чаши, скрепляя проклятия.

Потом, резко вскинув руки вверх, все участники шабаша хором испустили жуткий вопль:

– Да будет так!

– За дело! – приказал Разрушитель, хлопнув крыльями и указывая вперед скрюченным пальцем.

Отвратительные бесы разом взмыли над крышей амбара, подобные клубу черного дыма над пожаром, подобные стае летучих мышей над пещерой – и, рассыпавшись, устремились в разные стороны с воем, воплями и смехом, полные неуемной страсти творить зло.

В понедельник утром, в день очередного слушания в Вестхэвне, пастор Марк Ховард порадовался тому, что прибыл в церковь раньше всех. Он надеялся успеть ликвидировать следы этого безобразия до появления школьников.