– Е-е-есть, – орёт Олег, – я прочитал название.

– А я заметил флаг, – Вовка тоже тяжело и возбуждённо дышит, – поляк.

– С-сука, – комментирует Георгич.

Похоже, чайку видел я один. Руки трясутся. Решительно толкаю вперёд РУДы и набираю 150. Вытираю руки по очереди о штанины. «Чайку видели?» – слабо интересуюсь.

– Не-ет, какую чайку?

– В лоб нам шла, еле увернулся, – отрешённо сообщаю я.

– Ну, увернулся и увернулся. Молодец. Сейчас надо второго так же взять, снижайся, – Георгичу охота явно понравилась.

Снижаемся, повторяем фокус со вторым кораблём, только я стараюсь ниже 70 больше в азарте не спускаться. Фокус удаётся. Осматриваем невдалеке третий корабль той же конструкции и принадлежности. Он не вертится. То ли понял бесполезность по двум предыдущим случаям, то ли фирма-владелец получила разрешение на одну лайбу, а выпустила в море туеву хучу. И у третьей лайбы как раз лицензия/разрешение есть… Чего гадать, наше дело доложить.

– Влад, выпрыгни метров на 300 по РВ, пусть Фёдорыч на базу доложится. Фёдорыч, возьми у Олега все данные, координаты и вместе с описанием ситуации доложи базе. Олег, дай курс к этому… крейсеру ТОФ-овскому.

Поднялись вверх и пошли обратно к серому военному кораблю. Не для красоты же он здесь стоит. База тем временем приняла данные, попросила напрямую сообщить в округ и запросить добро на работу с этим… пусть будет крейсером. Фёдорыч, бурча, лазил по портфелю, разыскивая таблицы частот и кодовых слов для связи с доблестными ВМФ, я с облегчением трясущимися руками рулил самолёт в направлении к крейсеру, Олег приводил в порядок штурманский бортжурнал (нашли нарушителей на свою голову, теперь бумагами за… это… завалят). Технари вдвоём мыли посуду и наводили порядок на кухне. Георгич пил чай. Ага, добро есть, таблицы найдены, вдалеке показалась серая коробочка «крейсера». Пробуем связаться. Из любопытства весь экипаж «сбегает» с частоты диспетчера Анадырь-контроля к Фёдорычу на КВ, послушать диалог. Однако диалога не получается. Морячки молчат как партизаны и на основной частоте, и на запасной, и на пограничной, и на погранично-морской, и на частоте для связи с прочими силовыми структурами. Усомниться в профессионализме Фёдорыча невозможно. Скорее всего, когда он начал радистом летать, этот корабль ещё только в проекте значился. Георгич решает применить сильнодействующие средства, и мы метрах на 150 встаём в вираж прямо над головами у морячков и выходим на «аварийной» частоте. После третьего круга в наушниках раздались долгожданные позывные корабля. Попробую передать суть диалога (а рюшечки вроде позывных придумаю).

– Самолёт неизвестной принадлежности, я Урюк-25, ответьте.

– Урюк, я 26512, принадлежность ФПС, просим перейти на связь согласно таблицы частот.

– Чего?

– На условленную частоту переходи… Урюк… –25.

– А это какая?

– Условленная, блин… для связи с пограничниками.

– А, понял.

Дружно перещёлкиваем частоты, вызываем Урюка. В ответ – тишина. Вздохнув, возвращаемся на аварийку.

– …граничники, куда вы, нахрен, делись!! Отвечайте, я Урюк-25!

– Отвечаем, ты на частоту для связи с ФПС перейди, там и кричи.

– А это где?

– В п… п… таблице частот! – еле сдерживается обычно флегматичный Фёдорыч.

– Фёдорыч, помолчи, я сам их обматерю, – вмешивается по СПУ командир.

– Боец, который урюк, пригласи к микрофону своего начальника.

– Самолёт, я Урюк-25, – уже другой голос, более хриплый и заспанный, – чего хотел?

– Не самолёт, а 26512, а хотел бы я с вами установить связь на приличной частоте согласно таблице и сообщить информацию.

– 512-й, понял тебя, перехожу.

Снова перещёлкиваем частоты, тихо хихикая. Я от скуки встаю в правый вираж вместо левого над мачтами крейсера-урюка.

– 512-й, я Урюк-25.

– Урюк-25, я Сапсан-86, отвечаю.

– А где 512-й?

– (Тихо сатанея) Урюк, ты таблицу связи открыл или просто частоту по памяти выставил?

– А-а-а! Понял тебя, Сапсан. Докладывай, что за информация.

– К северу на расстоянии примерно 70 километров три живца ведут несанкционированную работу. Прошу проверить.

– Какую работу? Какие живцы?

Георгич делает три глубоких вдоха, глядя на меня глазами чайки перед лобовым стеклом.

– Урюк, три корабля ловят севернее вас в 70 км. От досмотра с воздуха пытаются уклониться. Поляки, названия кораблей (диктует три названия). Есть добро с Камчатки на их проверку.

– Стой, стой, я записать не успел… в скольких километрах?

– Тля! Мля! Кля! В семидесяти !!! – после этого ещё минут пять идут уточнения названий и «чего-чего нам делать?». Я от скуки встаю над кораблём вместо виража в восьмёрку. Полет все больше начинает мне нравиться и одновременно утомлять.

– А направление поточнее укажите на нарушителей…

– Я Сапсан-86, даю координаты… (диктует с листика, подсунутого штурманом), а направление… мы сейчас на них курс возьмём, а вы – на нас пеленг. (По СПУ) Олег, быстро дай Владу курс на нарушителей. (В эфир) Связь заканчиваю, как поняли?

– Сапсан, информацию принял, готовлюсь к подъёму якоря.

В СПУ слышен дружный «Ф-ф-фух-х!» всего экипажа.

– Урюк, а как долго идти будете?

– К вечеру будем…

Тьфу! Вскоре на горизонте снова показывается большая группа ржавых рыбацких посудин. Вовка Половцев молча стучит по стеклу топливомера.

– Остаток, – реагирует вслух Георгич.

– На час плюс на запасной, – отвечает штурман.

– Ладно, по курсу ещё штук 5 осмотрим – и домой.

Снижаемся, осматриваем, забираемся снова на 1000, докладываем на базу о результатах, диспетчеру – об окончании работы и времени прибытия, берём курс домой. Минут через 50 с прямой садимся на почти родную после целого дня болтания над морем анадырскую полосу. Самолёт тоже устал. По крайней мере, пробег метров на 200 меньше, чем накануне. Разворачиваюсь на 180, рулю обратно в торец ВПП, где самолёт «спрыгивает» с бетона на грунт. А вот и встречающий. Он издали рукой с зажатой в ней красной дощечкой размашистым жестом указывает, где нам встать и как рулить, после чего испаряется. Экипаж лихорадочно выключает потребители. Заруливаю. Встаю. Самолёт клюёт носом, и тут же Половцев выключает двигатели. Открываю форточку. Тишина. Через пару минут начинают проявляться звуки. Мой экипаж быстренько выскакивает в открытую дверь размять затёкшие ноги. Последним на выход солидно идёт Георгич. Возле двери натягивает знаменитую потёртую куртку, такую же потёртую, но «аэродромистую», с лаковым козырьком, фуражку и оборачивается.

– Влад, а ты какого … сидишь? Иди, зачехляй самолёт.

– Устал я, командир. Как собака… (язык еле ворочается во рту). Георгич несколько секунд смотрит на меня и смягчается.

– Да ладно тебе… Обычный полет.

Когда-то давно над главным входом в это учебное заведение блистала гордая надпись: «Академия министерства безопасности». Потом работяги, матерясь, заменили латунные буквы, и все желающие смогли прочесть: «Академия Федеральной службы контрразведки». Прошло ещё немного времени, и те же работяги поотдирали на хрен всё лишнее, и в результате осталось предельно лаконичное: «Академия». Всё. Переименования нам теперь до одного места. Кому надо – тот и так знает, что за слушатели здесь обучаются.

Кстати, на территории Академии находится памятник этим самым слушателям. Барельефная группа посвящена, по всей видимости, неудачной сдаче сессионных экзаменов. Порядком изувеченные острыми осколками гранита науки, молодые люди взирают на учебный корпус. Один из них уже принял с горя и лежит, с трудом поднимая голову, остальные поддерживают самого грамотного, который пишет на стене: «Не сдали !». Философию, я так полагаю. Или язык. Ничего, сдадут и ещё раз пересдадут. Вообще, целеустремлённость и ответственность воспитываются в будущих чекистах отнюдь не на уровне лозунгов. Так было и в нашем случае.