— Видишь, Петро, — весело сказал Огнев, — оказывается, тайна нужна, да еще необъяснимая.

Коваленко виновато вздохнул.

— Насчет этого я не знаю, Алексей Иванович. Какие же тут необъяснимые тайны?

«Никакого у них воображения нет», — с досадой подумал Андрюша.

Надо сказать, что уже с первой минуты знакомства сотрудники уголовного розыска разочаровали его. Он шел с мыслью увидеть настоящих сыщиков, людей необыкновенных, какими он воображал их себе, с пронзительными, читающими мысли собеседника глазами, пружинящей походкой, тонко и многозначительно улыбающихся, с пленительными, почти светскими манерами. А перед ним сидели самые простые, совсем обыкновенные люди, ничем не отличающиеся от тех, кого он встречал до сих пор.

На лице Андрюши отразилось охватившее его разочарование, и, заметив это, Огнев сочувственно спросил:

— Это у вас первый литературный опыт, или уже что-нибудь печатали?

— Конечно, печатал, — самолюбиво ответил Андрюша. Стихи, например.

— Вот как! — изумился Коваленко. — Люблю стихи. Трудно, наверно, их писать?

— Да, нелегко, — снисходительно согласился Андрюша.

На столе неожиданно зазвонил один из телефонов. Огнев снял трубку.

— Огнев слушает. Так… Так… Адрес?.. — Он взял один из карандашей и стал записывать. — Ясно… Сейчас еду!

Он положил трубку и извиняющимся жестом развел руки.

— Надо ехать. Неприятное происшествие в Приморском районе. Коваленко, едете со мной.

Огнев летал, застегивая пиджак. Коваленко стремительно поднялся вслед за ним.

Невольно вскочил со своего места и Андрюша.

— А я как же?

— Вы? — Огнев секунду помедлил. — Если хотите, можете ехать с нами.

Андрюша, заливаясь от волнения краской, радостно воскликнул:

— Конечно, хочу! Что за вопрос?

… «Победа» с непривычной скоростью неслась по улицам, обгоняя другие машины, трамваи, автобусы. Андрюша, зажатый между Коваленко и еще одним сотрудником, чувствовал, как гулко бьется сердце.

Машина свернула сначала в одну улицу, затем в другую, стремительно пронеслась вдоль бульвара, потом мимо драматического театра и большого «Гастронома».

И тут вдруг Андрюша увидел мать. Она выходила из «Гастронома» с сумкой, полной продуктов, в своем стареньком клетчатом пальто с большими пуговицами и черной шляпке — такая домашняя и привычная, что при взгляде на нее Андрюша вдруг с особой остротой ощутил всю необычность событий, в которых он сейчас участвовал. Черт побери, куда его занесло!

Машина резко затормозила около двухэтажного дома, почти невидимого за зеленой стеной акаций.

«Городской совет Союза спортивных обществ и организаций», — прочел Андрюша на небольшой, совсем еще новенькой табличке у входа.

Вслед за Огневым и другими сотрудниками он прошел по коридору, ловя на себе любопытные и взволнованные взгляды.

Около одной из дверей стоял милиционер. При виде Огнева он отдал честь и открыл дверь. Андрюша вместе с сотрудниками оказался в просторной светлой комнате.

Кругом царил беспорядок. Ящики всех письменных столов были выдвинуты, в них, очевидно, грубо и торопливо рылись, на полу валялась опрокинутая пишущая машинка, истоптанные, порванные бумаги, папки, под ногами хрустело битое стекло.

Но не было ни трупов, ни даже следов крови, ни оружия ничего, что втайне, с замиранием сердца ожидал увидеть Андрюша. «Простая кража, — с огорчением подумал он, — и что тут вообще можно украсть? Вот если бы обокрали магазин, да еще ювелирный! На сотни тысяч рублей, это да!»

Между тем Коваленко уже расположился за одним из столов и, достав бланки, что-то записывал под диктовку другого сотрудника. Андрюша прислушался.

— Справа от двери, на расстоянии в пятьдесят сантиметров и на высоте метр семьдесят сантиметров, висит пустая вешалка, деревянная, светлая, с тремя металлическими рожками, — диктовал сотрудник, сантиметром измеряя расстояния на стене. — Далее, по часовой стрелке, в тридцати сантиметрах от нее…

«Какая скука», — подумал Андрюша. Он заметил, что Огнев разговаривает в стороне с каким-то человеком, и подошел к ним. Человек был невысокий, полный, седые волосы зачесаны назад, на щеках и толстом носу — паутинка склеротических жилок. Говорил он взволнованно, все время почему-то потирая руки:

— …Теперь, что взяли: во-первых, деньги. Я как раз получил под отчет полторы тысячи и, уходя, запер в стол. Потом вон из того шкафа все кубки, шесть штук, два из них серебряные. Что еще?.. Да, три коробки спортивных значков. А со стен сняли все почетные вымпелы. И, наконец, уже совсем смешные вещи. Вон из радиолы четыре лампы вытащили… А у Павла Семеновича на столе будильник стоял, старый, просто допотопный. Тоже украли! Ну подумайте… Да еще вон у той сотрудницы со стола коробку конфет украли. Знаете, ассорти шоколадное? Была бы еще коробка целая! А то Мария Николаевна тут всех товарищей из нее уже угощала в честь своего дня рождения.

Огнев слушал внимательно, не перебивая, а когда человек кончил, коротко спросил:

— Все?

— По-моему, вполне достаточно, — как будто даже обиженно ответил тот и вдруг, схватившись, воскликнул: — Верно! Забыл! — Он указал на столик в углу: — Макет унесли! Макет нового стадиона!

— М-да, — задумчиво покачал головой Огнев. — Радиолу оставили, пишущую машинку — тоже, а какой-то макет, который и продать нельзя, унесли.

— Не какой-то! А дорогой! — запальчиво возразил толстяк.

— Ну, не будем спорить, — примирительно сказал Огнев. Все, что вы мне сообщили, продиктуйте вон тому товарищу, он указал на Коваленко. И подробно каждую вещь опишите.

Когда толстяк отошел, Огнев с улыбкой посмотрел на Андрюшу и спросил:

— Ну как, интересно?

— В принципе, конечно, да. Но в общем-то самая простая кража, — немного разочарованно ответил Андрюша, — и совсем не крупная.

— Простая? — усмехнулся Огнев. — Не сказал бы. Кража странная.

«На деньги они наткнулись случайно, — подумал он, — это ясно. А вот остальное… непонятно!» И убежденно повторил: Очень странная кража.

В большом читальном зале городской библиотеки, начиная с середины дня, уже трудно найти свободное место. Вдоль длинных столов с лампами под зеленым стеклянным абажуром сидят люди: одни пишут, другие читают, третьи что-то сосредоточенно подсчитывают на черновиках. Две девушки, обнявшись, читают одну книгу. Напротив взлохмаченный паренек в очках что-то шепотом объясняет товарищу, водя карандашом по маленькому, наспех сделанному чертежу. Рядом седой человек, обложившись толстыми книгами в потертых кожаных переплетах с бесчисленными закладками, делает выписки, недовольно поглядывая на своих беспокойных соседей.

В воздухе стоит шелест переворачиваемых страниц и ровный, приглушенный гул голосов.

Было половина третьего дня, когда Николай, запыхавшись, появился в переполненном читальном зале.

У кафедры выдачи книг совсем небольшая очередь, всего три человека, значит Машу можно на минуту отозвать в сторонку. Николай хотел только предупредить ее, что он не успеет в восемь часов, когда Маша кончит работать, встретить ее.

Эх, а как он ждал вечера! Не так-то часто выдается он свободным. Николай учится в вечерней школе, кончает девятый класс — это уже три вечера в неделю! А контрольно-комсомольские посты, за работу которых он отвечает? Это же идет одна «молния» за другой! Дня не проходит спокойно. Николай, кажется, никогда не забудет — и не он один! — историю с четырехгранными пластинками к резцам, из-за отсутствия которых его собственная бригада снизила производительность в три раза. «Молния» помогла вверх дном перевернуть весь заводской склад. Не нашли! Поехали в совнархоз. Там попробовали было отмахнуться. Тогда договорились с их комитетом комсомола и повесили «молнию» прямо перед кабинетом начальника управления, дописав в нее и его фамилию. Что было! Начались поиски этих проклятых пластинок по всем предприятиям города. Нет! Написали в Госплан республики. «Молнию» опубликовали в газете. И ведь все это — время, время! Тогда Николай не видел Машу целую неделю, несмотря на то, что за пластинками в командировку ездил не он, а Борис.