Внизу, за каменным парапетом, раскинулся порт.

У причалов толпились корабли, между ними сновали баркасы и легкие юркие катера. На внешнем рейде, как нарисованные, дремали танкеры. А дальше, до самого горизонта, величаво стыло море, золотисто-пепельное в лучах восходящего солнца, изрезанное синими и голубыми стрелами ряби.

В то раннее утро Алексей Иванович не спеша брел по Приморскому бульвару, пристально, но больше по привычке, чем из любопытства, вглядываясь в редких прохожих и машинально отмечая про себя появление в порту новых судов. Его высокая, чуть сутулая фигура в синем костюме четко вырисовывалась между черными стволами каштанов и кленов.

Выбранный маршрут свидетельствовал, что Огнева занимает какое-то трудное и важное дело.

Алексею Ивановичу действительно было о чем подумать. В городе опять появился Иван Баракин по кличке «Резаный», дерзкий, хитрый и опытный вор.

И появился он не с добрыми намерениями, это ясно, иначе бы не стал передавать через официантку в поезде ту глупую и наглую записку. Одного взгляда на нее Огневу было достаточно, чтобы догадаться, кто ее автор. Уж кого-кого, но Баракина Огнев знал так хорошо, как можно только знать человека, опасный характер и грязную биографию которого изучаешь подробно, кропотливо и отнюдь не ради пустого интереса.

«Жди подарочек», — припомнил Огнев слова записки и усмехнулся. Что бы это могло значить? Уж не угрожать ли вздумал? Нет, вряд ли. Баракин не дурак и знает Огнева не хуже, чем сам Огнев знает его. Поэтому такая глупая мысль ему в голову не придет. Вот если бы он, наконец, одумался и решил бы потолковать с Огневым о том, как дальше жить? Но это исключено. Об этом говорит весь тон записки — враждебный, нахальный, вызывающий. Зачем же он написал ее? Скорей всего, это обычная дешевка — порисоваться: вот, мол, я какой, ничего не боюсь! — желание подразнить, щегольнуть лихостью.

Алексей Иванович машинально пригладил взлохматившиеся на ветру светлые, с незаметной, но сильной проседью волосы и невольно поежился: всетаки прохладно еще по утрам, надо было надеть хоть плащ и кепку. Он ускорил шаг, чтобы согреться.

Бульвар кончился. Огнев свернул налево и двинулся вверх по улице под зеленый шатер акаций.

Усилившийся ветер с моря теперь порывисто и упруго напирал на него сзади, холодя спину.

Мысли продолжали вертеться вокруг Баракина.

Зачем все-таки он появился в городе? Займется прежними делами — кражами в гостиницах и квартирах? Вряд ли. По этим делам его связи известны и в большинстве оборваны, а если и сохранились кое-какие, он не будет ставить их под удар глупым оповещением о своем приезде. Ведь понимает, что теперь Огнев настороже и принимает меры. Против чего? Против таких преступлений Баракина, какими он занимался раньше. Выходит, не боится Баракин этих мер. А почему? Как видно, не собирается он вернуться к прежним делам. Что же такое задумал Баракин, какой опасный номер собирается выкинуть на этот раз?

Ровно в девять часов утра Алексей Иванович подошел к невысокому красноватому зданию управления городской милиций и поднялся на второй этаж.

Дверь налево вела в канцелярию и через нее — в кабинет начальника отдела уголовного розыска полковника Ивашова. Направо начинался широкий мрачноватый коридор, куда выходили кабинеты сотрудников отдела, там был и кабинет Огнева. Но прежде всего следовало повидаться с Ивашовым.

В канцелярии перед деревянным барьером, за которым сидела секретарь отдела Лидочка Влах, как всегда толпились сотрудники, отмечавшие в книге свой приход на работу. Формальность эту любили, потому что появлялась возможность обменяться новостями, пошутить, посмеяться и даже полюбезничать с Лидочкой.

Когда Огнев вошел в канцелярию, все шумно, наперебой стали здороваться с ним, расспрашивать о Москве.

Пробравшись, наконец, к барьеру, он спросил Лидочку, кивнув на дверь кабинета Ивашова:

— Пришел?

— Пришел, пришел, — ответила та и с напускной строгостью сказала: — Вот я сейчас открою дверь, пусть послушает, какой здесь базар устроили.

— Лидочка, вам изменяет память, — весело откликнулся кто-то из сотрудников. — Это так же похоже на базар, как вы на знаменитую его королеву по кличке «Резаная шейка». Вы помните эту даму?..

Огнев усмехнулся и, открыв дверь, зашел в кабинет начальника отдела.

Ивашов сидел за столом. Это был грузный, еще нестарый человек, на широком мясистом лице под лохматыми бровями светились умные, чуть смешливые глаза, густые черные волосы были гладко зачесаны назад, открывая высокий, с залысинами лоб.

Он, улыбаясь, встал и неторопливо подошел к Огневу.

— Ну, здорово, старина! С приездом!

Чувствовалось, что этих людей связывает большая, не вчера родившаяся дружба.

Ивашов обнял Алексея Ивановича за плечи и усадил рядом с собой на диван.

Через час, уже по пути к себе, Огнев заглянул в одну из комнат.

— Петро, — обратился он к лейтенанту Коваленко, молодому, розовощекому крепышу в щеголеватом коричневом костюме, зайди ко мне.

В самом конце коридора Огнев своим ключом отпер дверь кабинета, вошел и огляделся. Все стояло на своем месте, привычно, удобно, и Алексею Ивановичу показалось, будто он и никуда не уезжал.

И Москва с ее шумными улицами, магазинами, театрами, высотными зданиями и метро и уютная квартира брата в новом доме в Черемушках — все вдруг отодвинулось куда-то при взгляде на знакомый до последней царапинки письменный стол, на полукруглое кресло с потертыми ручками и старый, местами облупившийся несгораемый шкаф. Прежние и новые заботы еще плотнее обступили Огнева в этом кабинете, и он, вздохнув, опустился в кресло.

Постучав, зашел Коваленко. Огнев кивнул ему на стул:

— Садись.

Он неторопливо закурил, придвинул пачку через стол Коваленко и сказал:

— Была у меня интересная встреча по дороге домой, в поезде. Придется кое-что старое поворошить и кое-кого потревожить. И тебе один адресок перепадет.

Коваленко, вынул блокнот.

— А вот это уже ни к чему, — заметил Огнев. — Такие вещи в памяти надо держать. Голову, надеюсь, не потеряешь, а с книжечкой всякое может случиться.

— Понятно, — стараясь скрыть смущение, ответил Коваленко.

В этот момент в кабинет кто-то неуверенно постучал.

— Входите! — крикнул Огнев.

Дверь открылась, и на пороге появился плотный паренек в аккуратном сером костюме и красной тенниске. У него было румяное и нежное, как у девушки, лицо, золотистый пушок спускался от висков на щеки; карие глаза, обычно смешливые и задорные, сейчас смотрели с любопытством и чуть смущенно. В руке он держал серую фетровую шляпу.

Паренек шагнул в кабинет и неуверенно спросил:

— Не вы товарищ Огнев?

— Я. Чем могу быть полезен?

— Я к вам, — обрадовался паренек. — Моя фамилия Рогов, я из «Ленинской смены», сотрудник редакции, — и, сразу покраснев, добавил: — Внештатный пока. На филфаке еще учусь.

Огневу гость понравился, и он уже по-другому, добродушно повторил вопрос:

— Чем же я могу быть вам полезен? Да вы садитесь.

Андрюша сразу почувствовал перемену в его тоне и, опустившись на стул, начал торопливо излагать свою просьбу.

— …Материал нужен необычный, остросюжетный, — закончил он. — И даже, в хорошем смысле, сенсационный. Чтобы все прочли, из рук рвали.

— Значит, детективный рассказ сочинить хотите? — скептически усмехнулся Огнев.

Уловив новую интонацию в словах Огнева, Андрюша горячо воскликнул:

— Вы напрасно иронизируете! Этот жанр в принципе нам очень нужен. Знаете, как его молодежь любит?

— Да нет, я не возражаю, — засмеялся Огнев. — Пишите на здоровье. Только какое же вам дело дать? А, Петро?

Коваленко деликатно уточнил:

— Вам как, с убийством надо? Или просто кражонку можно, квартирную там или государственную?

— Можно и с убийством, — великодушно согласился Андрей, сам, однако, внутренне содрогнулся от мысли, что ему предстоит узнать, так сказать, из первоисточника о таких делах. Только чтобы в основе лежала какая-нибудь тайна, — просительно добавил он, — что-то непонятное, необъяснимое.