А другой с откровенной насмешкой сказал словами Чеходара, которые уже стали в дружине как присказка:
— «Что ж, мы свое доброе имя будем пачкать? Тень на коллектив бросать?» — и вдруг с нескрываемой досадой прибавил: — И так уже половина дружины разбежалась.
— Оно и к лучшему, — сварливо ответил Проскуряков. Сами вернутся, когда мы порядок у себя наведем.
— Наведем, когда рак свистнет…
— А потому все, что набрали в дружину кого ни попадя, вмешался третий парень. — Вехов точно тогда сказал, а ему рот заткнули.
— Ничего, ничего, придет время — скажет, — многозначительно заметил Проскуряков. — Не на такого напали. В ближайшее время собрание соберем.
В ответ раздались возмущенные голоса:
— Во, во! Перцу там дадим…
— Молчать не станем…
На улице, у входа в штаб, в коридоре и в самом помещении штаба толпились дружинники, наперебой обсуждая всех взволновавшее известие: в субботу состоится первое заседание суда чести дружины, разбор дела Василия Тарана из четвертого цеха.
Самого Василия в штабе уже не было.
У окна беседовали Огнев, инженер Рогов и Николай.
Невдалеке, поджидая своего бригадира, играли в шахматы Борис Mискин и Коля Маленький. У их столика собралось несколько молодых парней. Собственно, партия уже закончилась, и теперь Борис разыгрывал варианты. Поблескивая стеклами очков, он небрежным тоном говорил:
— Конь на бе четыре не даст форсированного выигрыша. Пусть не брешут. Черные отвечают слон эф два…
Кто-то попытался возразить:
— А пешка там на что?
Борис снисходительно посмотрел на говорившего.
— Милый! Первым ходом черные берут эту пешку ладьей. Надо же помнить ходы.
Оппонент сконфуженно умолк. А Коля Маленький, оглянувшись, толкнул Николая и с лукавой гордостью сказал:
— Могучий талант воспитали!
— Ты лучше расскажи, как вы Тарана воспитали, — ядовито заметил один из дружинников. — За что его судить будут?
Коля Маленький насупился.
— Начальству виднее.
— Брось вилять!
— А я на пресс-конференцию согласия не давал, — попытался отшутиться Коля Маленький.
Про себя он горячо и бесповоротно осуждал Тарана. Предельно правдивый и искренний, он не представлял себе, как это можно было так обмануть и подвести всю бригаду, так опозорить ее. Но с другими Коля Маленький не был расположен делиться своими переживаниями.
— И на вечер вопросов и ответов тоже не было согласия, — решительно добавил он.
— Просто не желаете сора из избы выносить. Знаменитая бригада!..
Стоявший тут же Илья Куклев мрачно посоветовал:
— Шуточки на этот счет лучше оставить. Ясно?
Всем стало очевидно, что настроение у Ильи неважное, и это не сулило ничего приятного любому, кто попытался бы эти самые «шуточки» продолжать.
Хотя и было ясно, что Куклев не позволит себе продемонстрировать даже часть своих способностей, но на присутствующих действовала неизбежная инерция от впечатлений о его последнем выступлении на заводском ринге. А потому щекотливый разговор как-то сам собою иссяк.
Инженер Рогов между тем обратился к Николаю:
— Значит, решено? Выступать будете вы?
— Страшно, — признался Николай и виновато улыбнулся. Народ там, сами знаете, какой… И тема у них тоже…
— Поможем, — бодро откликнулся Коля Маленький. — У нас же какие мыслители кругом, — он указал на товарищей и скромно добавил: — Лично я кое в чем тоже помогу. По вопросам космоса, например. Очень интересуюсь.
В этот момент Рогов, оглянувшись на дверь, удивленно воскликнул:
— Смотрите-ка, Андрей! Что ему здесь надо?
— Собирает материал для газеты, — предположил Огнев, очень кстати.
— Не сказал бы, — проворчал Дмитрий Александрович. — Я вовсе не собираюсь афишировать дома свою деятельность. И если жена узнает…
Между тем Андрей уже заметил их. Подойдя, он, как старым знакомым, пожал каждому руку и, улыбаясь, сказал отцу:
— Папа? Не ожидал. Ты прогрессируешь на глазах.
— Об этом мы еще поговорим, — сухо отозвался Дмитрий Александрович. — К тебе тут есть дело.
— Ко мне? А что такое?
— Завтра на диспуте надо будет дать слово вот ему, Рогов указал на Николая.
Андрюша насторожился.
— Пожалуйста. Только… почему об этом просите вы, а не он сам?
— Разве это имеет значение? — усмехнулся Огнев.
В ответ Андрюша хитро подмигнул.
— Я недаром столько дней ходил к вам. Появилось оперативное чутье. Разве нет?
— А выдержка появилась?
— Еще какая!
— Тогда не задавайте лишних вопросов.
Андрюша засмеялся.
— Все. Обезоружили. Ну, а из другой оперы вопросы можно задать?
— Из другой — можно.
Андрюша деловито достал ручку и блокнот.
— Меня интересуют дружинники, которые помогли милиции раскрыть кражу в Союзе спортивных обществ.
Все невольно заулыбались. Андрюша смутился, лицо его залилось краской.
— Вы что?
— Тебе повезло, — продолжая улыбаться, сказал Дмитрий Александрович. — Вот он, Вехов, как раз и помогал со своими товарищами.
— Ага! Идемте в сторонку, поговорим, — оживился Андрюша. — Мне нужны важные детали.
Он увлек Николая за собой.
В это время в штабе появился Чеходар. Он вошел озабоченный и возбужденный, еще не успев остыть после разговора с Артамоновым. Увидев Николая, он зло прищурился и поспешно отвел глаза.
Подойдя к Проскурякову, Чеходар деловито сказал:
— Завтра соберем членов штаба. Кое-что обговорить надо.
— Что именно? — хмуро осведомился тот.
Чеходар наклонился и вполголоса сказал:
— На бюро райкома нас слушать будут.
— Нас, милый, вся дружина хочет послушать.
— Это успеется, — махнул рукой Чеходар. — Со своими всегда столкуемся. А вот там…
— Не столкуемся, — перебил его Проскуряков, — если ты прежнюю линию гнуть будешь. Помнишь, инструктор райкома у нас на днях был? Думаешь, он поговорил и ушел? Нет, милый. Он вчера на заседании парткома был и под конец вдруг о нашей дружине вопрос поставил. Остро поставил! Партком теперь специально нашей дружиной займется. Надо будет и там ответ держать. Вот так-то, милый.
Чеходар резко выпрямился и пристально, с враждой посмотрел на старика.
— Ах, так? Ну, посмотрим!..
К ним подошел инженер Рогов.
— Я вам не помешаю?
— Ну что вы, Дмитрий Александрович! — приветливо откликнулся Чеходар. — Вы мне тоже нужны. Давайте отойдем в сторонку.
— Ишь ты, — проворчал Проскуряков им вслед. — Как рассыпался! Индивидуальной обработкой решил заняться.
Домой отец и сын Роговы возвращались вместе.
— Я тебя попрошу, Андрей, — строго и вместе с тем несколько смущенно сказал Дмитрий Александрович, — не рассказывать маме о моей общественной работе. Сам знаешь, у нее слабое сердце и… вообще она все это не так поймет. Пойдут всякие страхи…
Андрюша, смеясь одними глазами, торжественно обещал:
— Клянусь, ни звука. — И, помолчав, в свою очередь, спросил: — Но зачем все-таки будет выступать Вехов, а, папа?
В тоне Андрюши сквозило нестерпимое любопытство. Дмитрий Александрович подозрительно покосился на сына и сварливо ответил:
— Это наше дело, понятно? И не бойся, он вам музыки не испортит. У него есть что сказать, и весьма важное. Лучше думай о своем докладе.
Андрюша вздохнул.
— Думаю. И чем больше думаю, тем труднее его готовить. Вчера, например, на комитете тезисы обсуждали. Говорят, негативно.
— Это почему же?
— А вот я тебе почитаю то место.
Они уже подходили к дому.
Перед тем как открыть ключом дверь квартиры, Дмитрий Александрович бросил на сына предостерегающий взгляд, и тот в ответ понимающе кивнул головой.
После ужина Андрюша разложил на освободившемся столе страницы доклада. Рядом уселся Дмитрий Александрович.
Мария Спиридоновна, мать Андрюши, возилась на кухне, домывая посуду. Ей помогала Верочка, десятиклассница, хохотушка и болтунья, к которой Андрюша относился со снисходительным добродушием старшего брата, много уже повидавшего на своем веку и даже несколько утомленного обилием жизненных впечатлений.
