– Как только в бою тебя увидел, так сразу заподозрил неладное. Уж больно ловко ты бился, – честно признался фон Кервиц. – Ну, а уж после того, как со служителями святой инквизиции поговорил да разбойничков из шайки Кривого о тебе с пристрастием поспрашивал, так догадки стали уверенностью. Ты уж не обессудь, дружок, за тот пьяный фарс, что я перед тобой тут устроил. Присмотреться к тебе надобно было, перед тем как о делах говорить… Держался ты хорошо, но небезупречно… Есть над чем поработать! Еще парочку советов на будущее прими. Коль себя за северянина выдаешь, так не грех бы на север Геркании съездить и послушать, как народец там говорит, да самому язык поковеркать не грех научиться. Внешность тоже не стоит так резко менять! Раз мазь чародейская кончилась, что тебя молодила, так новой обзаведись, на такие дела деньжат не стоит жалеть! Нет, я не думаю, что ты колдун, но с чернокнижниками да ведьмами, без всяких сомнений знаешься.

– И кто ж я, по-твоему? – спросил Аламез, почувствовав некое любопытство.

– Ты? – усмехнулся фон Кревиц. – Ты грабитель, убийца, разбойник и прохиндей, но прохиндей умный, толковый и в то же время дерзкий, умеющий играть по-крупному, великолепно просчитывающий ситуации и поэтому обычно выигрывающий! Именно это меня в тебе и заинтересовало, именно благодаря этому ты в Маль-Форне шпоры да герб рыцарские получил, а не кол точно промеж седалища! Будешь меня держаться да поручения лучшим образом выполнять, жизнь твоя прекрасной станет, а коли чудить те вздумается…

– Неплохо было бы узнать, кто ты таков? А то мало ли, вдруг шеварийцами подослан? – не желая слушать угроз, перевел разговор Аламез в более конструктивное русло.

– Как будто те, родимому, дело есть, кому услуги оказывать: Герканской Короне иль шеварийскому монарху? Не в твоем положении привередничать и патриотизмой страдать, а то вмиг и почестей рыцарских, и жизни лишишься! – расставил точки над «i» фон Кервиц, но затем сменил гнев на милость и решил успокоить нового агента: – Я на самом деле рыцарь, именем чужим никогда не назывался и служу родной Геркании как на ратном поле, так и на иных поприщах. А большего тебе знать не положено… пока не положено. Вот задание выполнишь, с того берега с победой вернешься, тогда и расскажу.

– А если не вернусь? – задал для приличия вопрос Аламез, хоть и понимал, что такие люди, как фон Кервиц, привыкли взвешивать риски и просчитывать все возможности.

– Вернешься, ты ж не дурак! – усмехнулся рыцарь-шпион, жестом приказав глухонемому слуге под кроватью убрать арбалет. – Ты же прекрасно понимаешь, что у меня и в Верлеже свои люди имеются… только я их берегу и попусту рисковать верными головами не хочу. Ни к чему им к себе внимание шеварийских властей привлекать. Что ж тя касается, то один выкрутас, и глазом моргнуть не успеешь, как в сточной канаве с распоротым брюхом окажешься, а потроха твои рыбкам на корм поплывут!

– Понятно, – кивнул Аламез, – изложил кратко, доходчиво и убедительно! Может, тогда времени попусту терять не будем, а к сути дела перейдем?

Как ни странно, но моррон был ничуть не расстроен, что фон Кервицу оказалась известна его тайна, точнее, только ее самая безобидная часть. Сотрудничество с герканской разведкой могло открыть для него новые перспективы и поспособствовать достижению цели, которую перед ним поставил Одиннадцатый Легион.

– Согласен, – кивнул фон Кервиц, доставая из сундука, на котором лежало его платье, новую бутылку вина. – Думаю, за четверть часа управимся. Только закусывать не советую, барашек уже совсем хладным стал… Прям как шеварийский утопленничек, каких порой к нашему берегу прибивает…

После бессонной ночи, проведенной в темной, затхлой, пропахшей чешуей да тиной хибаре рыбака, любая погода, любое природное ненастье кажется манной небесной, божественной благодатью, ниспосланной на твою недостойную голову. В то утро над Немвильским озером не только не разгуливал ветер, но даже случайно не залетел легонький ветерок. Гладь воды оставалась идеально зеркальной, хоть и темной, а над ней стелился густой туман, сквозь который не было видно ничего, кроме разве что то вспыхивающих, то затухающих маленьких красных точек – далеких огней чужого шеварийского берега. Паром шел медленно, чересчур туго натянутые канаты постоянно издавали неприятный звук, порождаемый трением о деревянные и стальные части лебедок. Этот скрежет, похожий на жалобный стон смертельно раненного животного, далеко разносился по еще спящей глубоким сном округе и сводил с ума своей раздражающей монотонностью пассажиров, пытавшихся хоть ненадолго забыться сном.

Стоя возле самого борта неуклюжей плавучей конструкции и плотнее кутаясь в плащ, кое-как, но все же спасавший от пронизывающего до костей холода, Дарк Аламез проклинал шеварийские власти за то, что они, наверное, решив поиздеваться над ненавистными соседями, перенесли час первой переправы с полудня на раннее утро. Слуги фон Кервица сопроводили моррона к парому ни свет ни заря. Они заставили его покинуть хоть и зловонную, но теплую хибару еще до первых петухов, парочка из которых, как ни странно, но еще осталась на опустевшем герканском побережье. Жуткий холод был единственным дорожным неудобством, ниспосланным Аламезу природой, остальной дискомфорт при утренней прогулке по тихим водам Немвильского озера доставляли моррону попутчики.

Несмотря на неспокойную предвоенную пору и опустевшую округу, Дарк оказался далеко не единственным смельчаком, желавшим оказаться на враждебном берегу. Вместе с морроном еще трое герканских рыцарей отважились переправиться в Шеварию. Цель их поездки была проста и ясна – благородные соотечественники, презирая опасности, связанные с вот-вот могущей разразиться войной, желали снискать славу и почести на предстоящем турнире в Верлеже.

Пять телег, груженных доспехами, оружием, кузнечными инструментами, провизией да прочим походным инвентарем, занимали добрые две трети пространства сильно перегруженного, глубоко осевшего в воду парома. На оставшейся трети размещались сами господа, согревающиеся вином да коротающие время за картами; их породистые скакуны, на фоне которых конь Дарка выглядел жалкой клячей; а также целая дюжина непоседливых, шумливых, совершенно невоспитанных слуг, явно давненько не ведавших порки.

Тот жалкий уголок, в котором ютился Дарк и его как будто чувствовавший себя неловко в присутствии породистых жеребцов конь, достался моррону почти с боем. Старший паромщик, ссылаясь на перегрузку утлой конструкции, до последнего не хотел брать его на борт, и лишь вмешательство людей фон Кервица заставило старика пойти на уступку, а заодно и на риск перед ликом непреклонной стихии. Вода плескалась у самых ног Аламеза, а порой и попадала ему на сапоги. Если бы воды Немвильского озера в то утро не были столь тихи и покорны, то паром вряд ли бы смог отплыть от берега.

Благородные попутчики не жаловали моррона вниманием: они не только не пригласили его в свою веселую компанию, но даже не поприветствовали скупыми кивками раскрасневшихся от хмеля еще до отплытия голов. Их слуги тоже вели себя дерзко. Отпускать громкие шуточки в адрес благородного мужа низкородная челядь, конечно же, не решалась, но зато в его сторону то и дело косилась, причем взгляды прислужников были красноречивее всяких слов. Причин такого пренебрежительного отношения было несколько. Во-первых, Дарк был всего лишь простым рыцарем, притом в первом поколении, в то время как, судя по гербам на одеждах, его попутчиками были два родовитых барона и даже целый виконт, в скором времени должный получить титул графа. Во-вторых, Аламез являлся новичком в сложившемся за долгие годы турнирном братстве, а к новичкам, как известно, завсегдатаи всегда относятся с пренебрежением. В-третьих, вельможам не понравилось, как моррону помогли взойти на борт переполненного парома, в то время как на берегу остались ждать следующего рейса еще несколько благородных мужей, мечтающих о славе победителей на верлежском ристалище.