Руководствуясь в своих поисках советами шеварийского офицера, Аламез и не думал искать жилье в центре Верлежа, где запрещалось селиться даже состоятельным и именитым иноземцам, каким он, к сожалению, не являлся. По мере удаления от главной площади города (названия которой моррон не знал и даже не хотел узнавать) и приближения к крепостной стене, отношение хозяев гостиниц к герканцам медленно, но верно менялось от откровенно презрительного к снисходительно-терпимому, однако стоимость комнат оказывалось столь же высокой. Дарку не оставалось иного выбора, как только продвигаться все дальше и дальше на восток, туда, где среди бедняцких халуп и кособоких домишек мастерового люда ютились крохотные островки герканского дворянства на недружелюбном шеварийском берегу – небольшие постоялые дворы, существующие исключительно благодаря тому, что во время турниров там останавливались «состязатели-заозерники». Путь к одному из таких пристанищ герканцев и показал ему встретившийся первым из числа соотечественников барон из Гуппертайля. К сожалению, пожилой рыцарь мучился похмельем, и поскольку спешил заглянуть в полюбившийся ему погребок, то поленился четко описать дорогу к заветному постоялому двору, носившему весьма символическое название: «Гнусное Заозерье». Символичным оно было потому, что отражало не только то, кто именно в нем преимущественно селился, но и отношение горожан к постояльцам.
Моррону еще дважды пришлось уточнять дорогу у встречавшихся ему по пути соотечественников, но, как говорится, «нет худа без добра!». Дарк получил вполне исчерпывающую информацию как о самой гостинице, так и о местах, где можно без драк и скандалов скоротать вечерок, а также между делом узнал адрес нечистого на руку ростовщика, который тайно от властей менял герканские кронгеры на шеварийские кверты, причем по наименее грабительскому курсу.
Надо отметить, что тот день был для Аламеза в каком-то смысле удачным. Его совершенно бесплатно одарили множеством ценных советов, которые помогли не только устроиться на ночлег и сэкономить деньги, но и уберечься от многих неприятностей. Жители Верлежа то и дело недружелюбно косились в его сторону, а несколько компаний агрессивно настроенных горожан, состоящих в основном из числа бедных ремесленников и представителей городской нищеты, даже собирались открыто напасть на одиночку-чужестранца. Однако вид завешенного куском плотной материи герба на щите и рукояти меча, привязанной лентой к ножнам да к тому же скрепленной печатью городской стражи, действовал на «патриотов»-грабителей как церковный крест иль святая вода на черта. Они тут же отступали, даже не осквернив слух герканского рыцаря бранью. Дарк не раз мысленно поблагодарил толстячка-офицера, посоветовавшего ему заглянуть в гости к стражам и за умеренную мзду, так сказать, «узаконить свое пребывание». Ведь печать на рукояти и ткань, прикрывшая герб, были не только символами того, что герканец признает и уважает шеварийские обычаи да порядки, но и предупреждением для местных любителей склок и легкой наживы, что приезжий находится под защитой верлежских властей. Нападение на него означало бы верную смерть для всех участников драки, а их розыск был для городской стражи чем-то вроде долга чести.
Плутая по извилистым улочкам города и его пустырям, на которые совершенно неожиданно забредал, Дарк потерял счет времени. Лишь солнце, порой выглядывавшее из-за ярких, разноцветных, слепящих глаза крыш, подсказывало моррону, что следовало поспешить. Небесное светило давненько миновало точку зенита и уже проделало половину пути до заката, когда изможденный поисками ночлега рыцарь наконец-то добрался до постоялого двора, название которого противно было произнести любому герканцу.
Как ни странно, заведение оказалось довольно неплохим как снаружи, так и изнутри. А его хозяин показался моррону весьма обходительным и разумным человеком, что выражалось как в его довольно дружелюбном отношении к «заозерникам», так и в плане платы, которую он заранее взимал с посетителей. Он не только предоставил новому постояльцу неплохую комнату на втором этаже, но и одарил Дарка весьма уместным советом:
– Добромилостивый знатник, это, бесспорно, не моя хлопота, но возьмусь вас слегка облагоразумить, – тихо прошептал тщедушный старичок, пока Аламез отсчитывал кронгеры. – Неким вашим сородиновичам могет не по нраву прийтись тряпа на вашем защитнике, да и печать с лентой им зыркалки колет… Уж трижды за это семидневье подрачки случались… Отдельны, неразумны задиры могут на вас поклепать в трусости и в том, что вы замарали послушанием нашим законам честь герканского верховника! Советую защитника, пока вы в отдыховальне моей, расчохлить, а держалку меча под плащом хоронить. Иль еще благостней, ступайте к молотобойцу, купите свежий меч и только его внутрях отдыховальни позыркать дозволяйте, а как в город выходите, иное оружие, печатью замаранное, на поясовник нацепляйте!
– Сколько я должен за столь дельный совет? – поинтересовался моррон, без доли иронии и ничуть не покривив душой. – На сколько монет должна потянуть моя благодарность?
– Ах, бросьте, добромилостивый знатник, – тихо рассмеявшись, отмахнулся добродушный шевариец. – Я просто не желаю, чтоб отдыховальню мою раскрушили, да и дохлявчики на задворье как-то без надобности…
Похоже, хозяину действительно надоели склоки и кровопролитье между герканскими постояльцами, раз он даже от вознаграждения отказался. Кому понравится по три раза за неделю хоронить изрубленные на куски трупы, а затем объясняться со стражей, доказывая, что свежий покойничек – дело рук его соотечественников, что «заозерники» перессорились и передрались, а его прислуга к смертоубийству не имеет ни малейшего отношения?
Поблагодарив старичка легким наклоном головы (как и полагалось рыцарю выражать свою признательность простолюдину), Аламез отправился наверх, где ему были отведены маленькие апартаменты. Уставшего от множества впечатлений и от чересчур долгого скитания по чужому городу путника радовало, что капризная Госпожа Удача сопутствовала ему весь день. Дарк и не догадывался, что она ему коварно изменит еще до того, как он сможет скинуть сапоги и блаженно растянуться на мягкой кровати. Моррон не мог знать, что, как только он переступит порог погруженной в вечерний полумрак комнаты и закроет за собой дверь, его крепко обхватит сзади чья-то сильная рука, а к горлу будет приставлена холодная и острая сталь кинжала.
Глава 3
Вечер, достойный трудного дня
– Кошель на поясе, в котомке ничего ценного, но ведь ты же не за этим пришел… – стараясь не поцарапать горло об острое лезвие кинжала, прошептал Аламез, за считаные доли секунды успевший не только оценить свое незавидное положение, но и догадаться о намерениях поджидавшего его в темноте злодея. – Давай уж, говори, зачем пожаловал, не томи бессмысленным ожиданием! Я ж не девица, чтоб в предвкушении грядущего усладу находить…
Захват жертвы злоумышленник выполнил идеально, и шансы вырваться были настолько малы, что Дарк сразу отказался от попытки сопротивления, впрочем, в том и не было никакого смысла. Левая рука напавшего, проскользнув сзади между рукой и корпусом, крепко вцепилась в ключицу моррона. Боли сильные пальцы пока не причиняли, но при попытке вырваться они одним легким нажатием заставили бы рыцаря взвыть и, позабыв о борьбе, опуститься на колени. Росточком злодей был не очень велик, спина моррона ощущала теплоту его ровного дыхания где-то в области лопаток. При таком раскладе ударить затылком в лоб злоумышленника не удалось бы. Кинжал незнакомец держал умело, но это было всего лишь оружие для острастки, которым владелец не воспользовался бы ни при попытке жертвы закричать, ни при борьбе.
Неизвестная особа явно не являлась ни грабителем, ни убийцей. Охотник до чужого добра выбрал бы более солидную добычу, да и не стал бы усложнять свою жизнь такими трудностями, как пленение и запугивание жертвы. Один точный, умеренной силы удар короткой дубинкой иль даже кулаком по основанию черепа избавил бы разбойника от многих хлопот, да и сэкономил бы ему уйму времени. Душегуб тоже действовал бы проще – полоснул бы кинжалом по горлу и тут же толкнул бы жертву на кровать, чтобы снаружи никто не услышал звук падения мертвого тела, а брызнувшая фонтаном кровь из перерезанных артерий не запачкала бы одежд злодея.