Сходив к Майку за откупоренной им бутылкой, наполнив её содержимым свой опустевший бокал, я стал выбирать из подборки все фильмы о Даунтауне и принялся просматривать их один за другим. Там, внизу, казалось, всё время была ночь. Лишь изредка оставшиеся кое-где полуразбитые фонари бросали луч на сложенные из мелких кирпичей, обветшалые стены. В темноте экрана я ровным счетом ничего не мог разглядеть, пока оператор, снимавший фильм, не включил мощный прожектор. Бросив свет на потрескавшиеся стены, он осветил то, что трудно было назвать улицами. Это были тесные коридоры с прутьями металлической решетки вместо полов. Сквозь решетку виднелись уходящие вниз многочисленные этажи Даунтауна и населяющий их народ. Массивные стены домов, без окон, были сплошь усеяны дверьми. Войдя в одну из них, оператор попал в тесный лабиринт грязных, низеньких, похожих на норы проходов. Узкий коридор, в котором с трудом могли разойтись два человека, полуоткрытые двери комнат, крики, шум и в каждом углу скопище людей… Даже залитым алкоголем разумом я понимал, что это ад. То место, которое я видел на экране, было кошмаром, оно не пригодно было для жизни. Но люди там жили… Они копошились, что-то делали, сновали из прохода в проход… Это была их жизнь, жизнь тех, кого мы называли даунтаунцами. Только они могли выжить в этом пребывающем в вечной темноте мире. Они были другими, не такими, как мы. Даже внешне они отличались от нас. Низенькие, сутулые, с узкими лбами. Я заметил, что даунтаунцы были либо чрезмерно худы, либо непомерно толсты. Заплывшие жиром, необъятных размеров женщины, обвешанные детьми, проводили своё время на одном месте – у закопченных газовых плит, стряпая, стирая и снова готовя еду. Щуплые даунтаунцы-мужчины, чрезвычайно подвижные, жутко шумели. Яростно жестикулируя, они хватали что-то, тащили куда-то, ненадолго садились, поднимались, бежали куда-то снова. Похожий на огромный муравейник Даунтаун гудел, затянутый в водоворот бесконечных житейских забот. Пройдя насквозь здание, оператор с камерой снова оказался на улице. Она как две капли воды была похожа на предыдущую. Узкая, тёмная, ограниченная грязными массивными стенами зданий из старого, кое-где обваливающегося кирпича… Никаких указателей, никаких опознавательных знаков… Мне показалось, что они тут никому не нужны. Здесь не было транспорта. Никакого! Люди перемещались только пешком, поэтому не могли уйти дальше своего района. То грязное, прокопченное идущим снизу дымом место, показываемое в фильме, было жилым кварталом металлургического завода. По узким лестницам люди пешком спускались вниз, в производственные цеха, и, отработав смену, возвращались к себе наверх. Здесь не существовало времени суток, только жизнь от сигнала к работе до возвещающего его окончание звонка. Поднимающийся от сталеплавильных печей дым тёмным, густым смогом висел в воздухе. Немного чище были продовольственные районы. Каждому из тех, кто занимался производством продуктов питания, выдавалась специальная форма – колпак на голову, перчатки и резиновый халат. Во избежание распространения нежелательных инфекций, жилища этих даунтаунцев иногда даже мылись. В положенное время, мощный напор воды выносил из коридоров мусор, нечистоты и зазевавшихся прохожих.

Это был Даунтаун. Нищета, шум, грязь… Для чего жили все эти люди?… Чтобы подрасти, размножиться и умереть?… Каждый их день был наполнен тяжким трудом, необустроенный быт не давал возможности отдохнуть и просто подумать… Интересно, догадывались ли они, каким может быть вокруг них мир?… Думали ли о чём-то, кроме своих забот?

Не способные подняться выше своего уровня, они, то и дело, мигрировали по своему этажу. Безнадежно пытались найти эти люди лучшее место для счастья. Целыми семьями то они работали на фабрике стройматериалов, то на заводе консервов, то в цехах производства электронных плат. Теперь я понял, почему так безмолвны и послушны были выходцы из низа, которые в качестве обслуги попадали к нам. Одна возможность увидеть жизнь верхнего мира, была для них наградой, а те мизерные по меркам Аптаунцев деньги, выплачиваемые им за работу, в Даунтауне были настоящим богатством.

Только сейчас до меня дошел масштаб всего, что я могу потерять. Неизвестный мне мир, сошедший с экрана, был ужасен. В нём не было места ни одному из привычных мне занятий. Там, внизу, надо было до изнеможения работать. Тяжело, упорно трудиться, только для того, чтобы просто существовать… Майк был прав, я не смогу жить ни в Мидлтауне, ни в Даунтауне. Если я не выкарабкаюсь, не оправдаюсь, меня ждет низ… самый низ…

Я проснулся оттого, что Майк возбужденно тряс меня.

– Дружище, я нашел, нашел! – радостно кричал он. – Слушай. Фамилия профессора – Закхер. Он доктор, биолог, имеет кучу званий и собственную шикарную лабораторию. Я связался с ним. Старик жив, здоров и ждёт тебя!!!

Приходя в себя, я недоуменно тер глаза. Я пытался вспомнить, что случилось. Майк что-то оживленно рассказывал мне, у меня же в голове всё гудело. Только после нескольких минут нашего «разговора», я стал понимать, что именно Майк рассказывает мне. В памяти всплыл вчерашний вечер, Эльза, «Плаза», эксперимент и вонь Даунтауна…

Глянув на пустой бокал, мне захотелось выпить ещё…

– Пошли завтракать, – хлопнув меня по плечу, бодро предложил Майк. – У тебя сегодня будет насыщенный день.

Поверив ему, я пошел умываться. Когда я спустился вниз, на столе, распространяя вокруг себя аппетитный запах, стоял завтрак. Нет, это было не творение рук Майка, как и все прочие жители Аптауна, готовить еду он не умел. Эта была восхитительная пища из ресторана, которая по транспортерам, заложенным в стенах наших суперсовременных домов, ежедневно доставлялась в наши квартиры.

– Послушай…, – сказал Майк, тщательно пережевывая, как советовали врачи, пищу. – Закхер, странноватый старик. Вообще, в свои годы он бы мог иметь большее. А так… Он всего лишь заведующий кафедрой, также как и мы с тобой. Ваш эксперимент он будет проводить не в университете, а у себя дома.

– Ты узнал, у него были уже положительные результаты? – поинтересовался я.

Майк уклончиво покачал головой.

– Только в опытах на животных. А на людях… Ты первый доброволец.

– Что же это?… Неужели никто не согласился? – пробормотал я, чувствуя накатывающийся на меня страх.

– Не волнуйся. Ну подумай сам, зачем кому-то из Аптауна связываться с этим. Жителей же нижних этажей доктор принципиально не берет. У тебя же ситуация безвыходная.

– Не нравится мне всё это…, – начал я.

– Послушай, Систему не перехитрить. Формально ты виновен в смерти жены, – перебил меня Майк. – Не хочешь же ты опуститься вниз?

– Нет! – чуть ли не закричал я.

Вспомнив вчерашние фильмы, я был уверен, что лучше погибнуть от рук профессора, принеся хотя бы пользу науке, чем опуститься до уровня тех, кто, не способный подняться, жил в водовороте извечных забот.

– Послушай, волноваться не о чем. Я ещё раз всё проверил. Я всю ночь читал данные экспериментов доктора, прежде, чем позвонить ему.

Данным можно верить, сам понимаешь, Система следит за всем.

– Но это так всё опасно…

– Другого способа выпутаться я не вижу. Программный модуль Системы считается совершенным, выдаваемые им решения не оспариваются. Ты же понимаешь, что любая прибывшая в твой дом команда полиции, увидев тело Эльзы, получит от Системы однозначный ответ на вопрос «Кто преступник?». Им будешь ты. Если бы ты не скрылся из дома, ещё был бы шанс, а так… Нас же ещё в школе учили, как надо вести себя в критических ситуациях. Каждый школьник Аптауна знает, алгоритмы расчета виновности Системы. Нет, теперь шансов нет…

– Но я не мог действовать по правилам… По правилам будет разбирательство, а у меня Европа. Система не пустит меня туда, если я хоть как-то, хоть где-то, хоть в чем-то засвечусь…

– Тогда поверь мне, что другого выхода нет. Надо ехать, старик ждёт тебя…, – доедая завтрак, сказал Майк.