Заздравная На островках бизоньей зоны Прохладно, сыро и темно… … Валялись мёртвые бизоны И бегемоты заодно. Брели другие бегемоты Через равнины и поля, От кашля жуткого и рвоты Тряслась немыслимо земля… Планета в ужасе молчала, Лишь над Землёй по воле злой Курили космонавты вяло, Да подкреплялись пастилой… Орёл усталый в небо взвился И собирался улетать – Вдруг Глеб Горбовский появился И стал стихи свои читать. Тут набежали бегемоты, Что шли неведомо куда, От кашля жгучего и рвоты Вдруг не осталось и следа. На островках бизоньей зоны Взмыл ястреб, крыльями махнув, Ожив, запрыгали бизоны, Поэту мило подмигнув, Все излечились от заразы – Цинги, бронхита и парши, Засуетились дикобразы, Захохотали от души… Бизоны весело резвились, Прогнав печаль и ночи мглу. … А космонавты оживились И побросали пастилу! 2013 На стихи Игоря Губермана * * * Всюду было сумрачно и смутно; Чувством безопасности влеком, Фима себя чувствовал уютно Только у жены под каблуком. Подкаблучник Фима, безусловно, щедр и ярок – При параде, с розами в руке, Фима подарил жене подарок – Туфли на высоком каблуке. Угодить жене всегда пытался, Искренностью чувств своих влеком, Не заметил сам, как оказался Он под этим самым каблуком. Жизнь то приласкает, то ударит – Ведь судьба у Фимы нелегка, Если туфли вновь жене подарит, То теперь уже без каблука… 2014 * * * Я охладел к научным книжкам Не потому, что стал ленив; Ученья корень горек слишком, А плод, как правило, червив. Плоды и черви Когда со школьных лет упорно В загоне умные труды, Тогда затем растут, бесспорно, Стихов червивые плоды. 2014 * * * Известно всем, что бедный Фима Умом не блещет. Но и тот Умнее бедного Рувима, Который полный идиот. Блестящие умы
Знал Губерман, неоспоримо, Как тяжело умом блистать, На фоне ж Фимы и Рувима Он, право, гениям под стать! 2014 * * * … Из нитей солнечного света, Азартом творчества томим, Я тку манжеты для жилета Духовным правнукам своим. Жилеты для поэта Над губермановым жилетом Порой, признаться, издеваюсь – Вступаю в спор с таким поэтом, Но в правнучки не набиваюсь. 2014 * * * Душа порой бывает так задета, Что можно только выть или орать; Я плюнул бы в ранимого эстета, Но зеркало придётся вытирать. Эстет и зеркало Однажды глянул в зеркало поэт, А в зеркале мерзавец издевался, Воскликнувши в восторге: «Я эстет!» При этом ни на миг не сомневался. А Губерман воскликнул: «Это ложь!» И, плюнув, знал, что вытереть придётся, Но счастье в том, что говори – что хошь! А зеркало при этом не плюётся. 2014 * * * Мы стали подозрительны, суровы, Изверившись в любой на свете вере, Но Моцарты по-прежнему готовы Пить всё, что наливают им Сальери. Моцарт и Сальери Шёл Губерман по жизни, как во мгле. Лишь стало на душе темно и мрачно, Он выпил всё, что было на столе, И понял, что он – Моцарт, однозначно. Изверившись в любой на свете вере, Он сам себя величьем поражал. … А дальше наливал ему Сальери, И Губерман совсем не возражал! 2014 До лампочки * * * Сбылись грёзы Ильича, Он лежит, откинув тапочки, Но горит его свеча: Всем и всюду всё до лампочки. Пусть лампочка – начало из начал, Но стало мало лампочки одной: Что нам Ильич однажды завещал, Приобрело, увы, масштаб иной – Ведь стал народ мощнее и мудрей: Что было всем до лампочки недавно, – Всё стало как-то вдруг до фонарей – Ильич, однако, потрудился славно. |
