Это был приятный момент. Как будто Блэквелл действительно сидел на семейном ужине с Гусманом и Катериной. И с Мерседес напротив. Блэквелл подумал, что он действительно может работать в организации Гусмана. Он может забыть Клэр, забыть Охотников, забыть Поляка. Он сможет спасти свою жизнь и заниматься тем, что уготовит ему судьба. Трудно избавиться от подобного соблазна. К тому же Блэквелл знал, что последует за его нежеланием отвечать. Сначала ему сделают очень больно. А потом убьют.

Все ждали его ответа. Он посмотрел на лица присутствующих. Такие милые люди. Это тот самый охотничий кризис, о котором предупреждал его Симмонс. Настает время, когда после долгого общения с Жертвой начинаешь смотреть на мир его глазами. Отождествлять себя с ней. Сочувствовать ей.

Ведь Гусман дело говорит. Что плохого в его предложении?

Охваченный подобными чувствами, Блэквелл удивился, услышав свой голос:

— Чтоб ты подавился собственным дерьмом, Гусман!

Тито саданул его по затылку рукояткой автоматического пистолета, и Блэквелл снова провалился в темноту.

Мужчины понесли бесчувственное тело Блэквелла в подвальную комнату. Сидевшие напротив Мерседес и Катерина взглянули друг Другу в глаза.

— И что ты собираешься делать? — спросила донья Катерина. — Что тебя связывает с этим человеком?

Иногда, поздно вечером, в моменты стресса, находясь далеко от дома, две женщины могут говорить с такой откровенностью, какая при других обстоятельствах казалась бы просто немыслимой.

— Мне надо узнать, на кого он работает.

— А потом?

Мерседес вздохнула и пожала плечами.

— Finita.

— Я так и думала.

— Проблема в том, что этот парень мне немного нравится.

— В таком случае, как же ты сможешь его убить?

— Ну, такая уж у меня работа. Я хочу сказать, в этом нет ничего личного.

— А любовь?

— Что любовь?

— Разве любовь для тебя ничего не значит?

— О чем ты?

— О том чувстве, которое ты испытываешь к этому человеку. Оно называется любовью, дитя мое.

— Это же просто смешно, — ответила Мерседес. — Подумаешь, провели с ним одну ночь, вот и все.

— Когда Тито свалил Блэквелла на пол, в твоих глазах было больше эмоций, чем ты хочешь признать.

Мерседес поджала губы.

— Он действительно привлекательный парень. Будь моя воля, я бы оставила его в живых. Но тогда мне самой не сдобровать. Я не могу рисковать своим будущим. И настоящим. Если ты когда-нибудь слышала про Багамскую корпорацию, ты меня поймешь.

Катерина пожала плечами. Затем встала и направилась к двери, но на полпути остановилась.

— Знаешь, а ведь он любит тебя.

— Откуда ты знаешь?

— В бреду он постоянно твердил твое имя.

— Да? Правда?

— Да. Все время.

— И что же он говорил?

— Он говорил: «Клэр, Клэр…», — О Господи, — пробормотала Мерседес.

— А может: «Эклер, эклер». Иногда я совсем не понимаю ваш английский язык.

— Какая в принципе разница, — сказала Мерседес, надеясь, что верит этому сама.

В штаб-квартире «Охоты», находящейся в северной части Нью-Джерси, раздался телефонный звонок. Дежурный поднял трубку. Узнав имя звонившего, он поджал губы и тут же переключил линию на личные апартаменты Мастера Охоты.

Через несколько минут в роскошно обставленной спальне Симмонса зазвонил телефон.

— Да, Мастер… Да, я понимаю…

Дисциплинированный Симмонс не стал задавать никаких вопросов. Он спрыгнул с постели и быстро оделся. Затем позвонил на аэродром «Охоты».

— Григорий? Готовь самолет. Мы с Мастером Охоты вылетаем через полчаса.

Затем он набрал еще один номер и связался с секретной европейской штаб-квартирой, расположенной в старом складском помещении в швейцарском городе Базель. Он назвал себя и произнес судьбоносную фразу:

— В семь ноль-ноль утра по вашему времени начинайте план «Диоскуры».

Он подождал, пока дежурный на другом конце провода повторит инструкции, и лишь после этого повесил трубку.

На его лице не отражалось никаких эмоций, но Симмонс чувствовал, как неистово бьется в груди сердце. Пробил час. Сам Мастер Охоты выходит на тропу воины.

— Ты знаешь, что уже четыре утра? — спросил Коэлли.

Блэйк зажег очередную тонкую сигару.

— И что из этого?

— А то, что мы сидим возле дома Гусмана вот уже три часа.

— Ну и что?

— А то, что мне надо отлить.

— Иди и сделай свои дела за машиной.

— Меня могут засечь, когда я буду выходить. Блэйк покачал головой:

— Не бойся. Я разбил лампу уличного фонаря. Просто не поднимай голову, вот и все.

— Не знаю, какого черта мы тут сидим, — сказал Коэлли. — Мне показалось, ты сказал, что Гусман сам справится со своей проблемой.

— А может, Гусман не знает, в чем заключается эта проблема, — ответил Блэйк.

Коэлли такая мысль показалась интересной, но Блэйк не стал развивать ее дальше.

Стоя с расстегнутой ширинкой возле бампера тойоты, Коэлли увидел падающую звезду и загадал желание — чтобы все стало как прежде, и он поехал в Балтимор играть в высшей бейсбольной лиге, отказавшись от предложения ЦРУ. Но теперь было уже слишком поздно.

— Эй, босс! Взгляни-ка вот на это, — воскликнул Тито, протягивая Гусману красочный журнал комиксов.

Тито с Гусманом сидели в гостиной и обсуждали варианты пыток. Пытки мужская работа, поэтому женщины остались в кухне поболтать о том, о чем всегда болтают женщины, когда их мужчины придумывают различные пытки.

Даже Хуанито отправили прогуляться. Он был еще слишком молод.

— Что там? — спросил Гусман.

— Классная пытка в этом номере «Пытки в комиксах». Правда, требуется специальное оборудование. Яма. Маятник.

— Забудь об этом. У нас нет времени для таких сложных постановок.

— Может, тогда попробуем «Железную гусеницу на зеленом листе», как мы это делали в Манагуа? Гусман отрицательно покачал головой:

— Пытка чудесная, но для нее нужны длинные бамбуковые щепки. Где нам их взять сейчас?

— А как насчет «Крысы и тонущего корабля»?

— То же самое. Нужны специальные приспособления. Где мы найдем герметичный резервуар?

Тито нахмурил лоб и погрузился в глубокие раздумья. Внезапно его лицо просветлело,

— Знаю! Сейчас я принесу свою дрель, и мы поиграем в «Вырви зуб через нос»!

— Я не переношу звука, когда сверло проходит через перегородку носа, поморщился Гусман. — Нет, я никогда не забуду слова того старого мафиози. Он сказал, что паяльная лампа и пара плоскогубцев развяжут язык кому угодно.

— Это все есть у нас в мастерской! — воскликнул Тито. — Сейчас принесу!

Гусман выпустил к потолку облачко дыма. Он только что закурил сигару и теперь наслаждался ее ароматом.

— Дадим ему еще пару минут, — сказал он. — Заодно проверим на деле новую систему психологической пытки, которую разработал доктор Мачадо-Ропас.

Развернувшись в кресле, Гусман взял с полки кассету с надписью «Спецэффекты», вставил ее в высококачественный стереомагнитофон и нажал кнопку «Воспроизведение».

Блэквелл пришел в сознание и обнаружил, что находится в комнате размером десять на пятнадцать футов. Стены и потолок покрывали металлические листы. Цементный пол шел под уклоном к центру, где зияло сточное отверстие. Металлические шкафчики, болтами прикрученные к стенам. Единственная лампочка, закрытая плексигласовым плафоном, ярко освещала помещение. Аккуратно свернутый красный пластиковый шланг, одним концом надетый на водопроводный кран.

На одной из стен висел динамик, а под ним — красная кнопка. Из динамика раздался голос с едва уловимым испанским акцентом,

— Внимание, вы находитесь в камере пыток. Здесь вам предстоит вынести немыслимые страдания и жуткую боль. Министерство здравоохранения предупреждает, что пытки отрицательно сказываются на вашем здоровье и могут повлечь за собой хронические заболевания и даже смерть. Вы вели себя довольно глупо, раз попали в такое положение. Почему бы вам не прислушаться к голосу разума и не облегчить свою участь? Людям, которые заперли вас в этой комнате, необходима кое-какая информация. Поэтому не обрекайте себя на ужасные страдания и правдиво ответьте на все заданные вам вопросы. Если вы согласны, нажмите на кнонку под динамиком, и к вам придут, чтобы записать показания. Если вы не нажмете кнопку, то примерно через пятнадцать минут начнется первая пытка.