Знал ли Ульд вдагскую пословицу, соответствующую нашей: «Кто платит, тот и заказывает музыку»? Знал, конечно.

Но полагал, что до музыки еще далеко. Больше, чем он проживет на свете.

Следующие двадцать лет в биографии Здарга укладываются в одну фразу: «Ульдатрон должен быть мощнее и компактнее». От мощности зависела степень воздействия, от компактности — широта применения. Во имя мощности и компактности Здарг работал с рассвета и до заката, нередко и с заката до рассвета. Он внес сотни предложений — принципиальных, рационализаторских, оригинальных, традиционных, парадоксальных, остроумных, неожиданных, технических, физических, математических. И все это можно выразить в простых цифрах.

Исходный уровень: Грави-Вдаг 1 мм. То есть в самом сердце ульдатрона, там, где «игла вонзается в иглу», в кружочке диаметром в один миллиметр, создается искусственное тяготение такой же силы, как на поверхности планеты Вдаг. Как полагается, оно убывает пропорционально квадрату радиуса и в лаборатории под бетонной крышей вызывает дрожание светового зайчика.

Грави-Вдаг 1 см появился через три года. Это был громадный технический скачок, и стрелки приборов отмечали уже не сотые, а десятые доли галов. Ученые всплескивали руками; журналисты вежливо улыбались: стрелка качнулась, как напишешь об этом очерк?

Грави-Вдаг 10 см. Еще два года трудов, искусственное поле в тысячу раз мощнее, чем в самом начале. Стрелочки отмечают разницу в 1–2 гала. Ученые восторгаются. Журналисты недоумевая дословно записывают восторги.

Но когда еще через два года появился Грави-Вдаг 1 м, тут уж нашлось что показать. Ульду не приходилось диктовать статьи, корреспонденты сами находили слова восхищения.

Вот отрывок из очерка того времени.

«… — Внимательно смотрите в нишу, — говорит чародей.

Полукруглый стальной грот освещен ярким светом. Блестят краны и циферблаты приборов, блестят металлические стены.

Пронзительный режущий свет как бы нарочно подчеркивает пустоту. Всплывает неуместное сравнение. Так фокусник вздергивает рукава, уверяя, что в руках у него нет ничего. В гроте пусто, демонстративно пусто.

Волшебник кладет на рычаг старческую веснушчатую руку со вздутыми венами.

— Смотрите внимательно!

Что происходит? Вздрогнув, ниша начинает погружаться.

Вся лаборатория перекашивается, пол становится покатым.

Невольно хватаемся за подлокотники, чтобы не сползти с кресел.

Ниша, перетянувшая комнату, столь же демонстративно, пуста.

Волшебник вынимает из кармана яйцо (все волшебники манипулируют с яйцами) и кидает его перед собой. Вместо того чтобы упасть и разбиться, как полагается порядочному яйцу, это плывет по воздуху, набирает высоту и, покачавшись, застревает в центре ниши.

— Воду, пожалуйста!

Бьют струйки из никелированных кранов, с потолка вниз, из пола вверх. Но не хотят растечься, разбрызгаться; струи слипаются в воздухе, образуя поблескивающий шар. Он висит в нише, не касаясь стенок, не падая и не всплывая. Кидаем в него монетки, камешки, спичечные коробки, что под руку попадется. Дерево плавает по водяному шару, камешки концентрируются в середине. Кто-то из ассистентов бросает игрушечный кораблик. И кораблик чудодейственно плавает по шару — мачтой вверх у потолка, мачтой вниз у пола».

Еще три года труда. Следующая ступень: Грави-Вдаг 10 м.

Над одноэтажным цилиндрическим зданием странное сооружение: шар на трех выгнутых ногах. Как бы трехногий паук схватил домик, силится сдвинуть, утащить в свою нору.

Входим не без опаски. Но внутри обыденно: кресла, столы, пульт управления — обыкновенная диспетчерская. Единственная странность: на потолке тоже пульты, столы и кресла.

Только там зеленые, а на полу красные. Как будто можно спутать пол и потолок.

— Сегодня вы побываете на всех планетах по очереди, — говорит современный волшебник — Ученый, Который Может Все.

Зажигаются экраны в нишах, заменяющих окна. Пейзаж родимого Вдага — тростники над бурой застоявшейся водой.

По тростникам пробегают травяные волны. Гребни желтоватые, впадины зеленые.

— Ну, едем в космос!

Горизонт шире и шире, отступает оливково-желтый ковер.

Отступает и голубеет, словно уходит вдаль. Ощущение такое, будто входишь в воду. Тело легче, руки сильнее. И вдруг, оттолкнувшись, всплываешь, начинаешь парить в немокрой жидкости. Голова слегка кружится. Правая, левая где сторона?

— Межпланетная невесомость, — поясняет волшебник, уверенно всплывая рядом.

На экранах черный бархат со звездной вышивкой.

— Правьте на кресла, — предупреждает гостеприимный волшебник. — Сейчас мы причалим.

Сам он уже держится рукой за спинку. То ли висит, то ли стойку делает — тут нет разницы. Плыву к нему, потом неловко плюхаюсь рядом. И лишь тогда замечаю, что попал в зеленое кресло, значит, сижу на потолке. Сижу головой вниз, как муха, но чувствую потолок полом. И ноги твердо стоят на потолке. А небо на экранах ближе к полу. Небо чернозвездное.

Под ним остроконечные скалы. И оспины бесчисленных кратеров. Лунный пейзаж.

— А теперь посетим большую планету.

На экранах звезды гаснут. Солнце тонет в струях мутного дыма.

А на меня навалился гигант-невидимка. Налег на плечи, вдавливает в кресло. Стонут пружины под тяжестью, врезались в кожу складки костюма, ребра трещат. Вижу, как стареет на глазах волшебник: горбится, обвисают щеки и веки, мешки набрякли под веками. Даже он, Который Может Все, не может вытерпеть перегрузки.

— Четыре «же», — хрипит он. — Довольно?

Веками киваю. Даже рот открыть тяжко. А голову опускать некуда: итак подбородок на груди.

Веснушчатая рука продвигается к кнопкам пульта.

Отпустило!

— Восемь «же» переносил я в молодости, — вздыхает волшебник. — А наши космонавты тренируются при двенадцати. И выше…

— Да, для космонавтов это подходит, — соглашаюсь отдышавшись. — Но к чему это нам, простым смертным?

И тогда волшебник ведет меня к другому чуду.

Никаких домиков. У отвесного обрыва стоит одиноко еще один бетонный паук, но четырехногий, а не трехногий. Четвертая нога задрана, возложена на уступ горы. А между трех стоячих струится обыкновенная речка, журчит, играет на камешках, на солнце поблескивает.

Волшебник кладет руку на рычаг. Знакомое таяние веса, ощущение входящего в воду.

Речонка начинает закипать. Она кипит, пуская пузыри, брызги подскакивают над ней, как капельки масла над сковородкой. Дымка заволакивает ее постепенно; и в дымке не замечаешь сразу, что поток уже отделился от русла. Изогнувшись дугой со всем своим зеленым брюхом и белой гривой, поток бьет вверх, целясь в бетонное туловище паука. Как это назвать? Антиводопад, вверхопад, водовспрыг? Вдаг не ведал, не видал подобных явлений, слов не создал для них. Оторвавшись от собственного дна, река бьет в бетонный шар, облепляет его, окружает шаром водяным и по желобу четвертой ноги взбирается на кручу, там, наверху, течет по новому руслу.

— Такова наша будущая гидротехника, — говорит волшебник. — Испокон веков реки текут вниз по склону, мы это исправим, поведем воду от устья к истокам. Мы спланируем течения, теплые воды направим к полюсам, обогреем полярные моря, а пустыни оросим и увлажним. Влагооборот планеты отныне у нас в подчинении. Весь он, как в семечке, в этом опыте.

И здесь Ульд но обыкновению забегал далеко вперед. Распространялся об управлении влагооборотом, имея в расперяжении уникальный дорогостоящий гравинасос. Сам он признавался, что дешевле заменить эту воду золотыми монетами, чем поднимать ее на восемь метров Грави-Вдагом. Но всю жизнь Ульд иронизировал шепотом, а вслух раздавал щедрые обещания. Впрочем, пожалуй, сейчас он имел право на это.