— Нет, конечно! Пусть пригласят войти княгиню Морозини. Придвиньте поближе стул. Княгиня выглядит усталой.

«Усталой» было слишком мягко сказано. Без кровинки в лице, осунувшаяся, с бесцветными губами в ниточку, вошла Лиза в зал, а за ней следом человек с небольшим чемоданчиком. Однако шла Лиза твердо, держалась прямо, и веяло от нее достоинством и величием.

— Лиза! — прошептал Альдо. — Как они тебя заставили? К чему было приезжать? Надо было бросить меня на произвол судьбы…

Не глядя на него, Лиза повела плечами.

— И позволить этим ничтожествам приняться за моих детей? Вот то, что вы просили, — добавила она, глядя на Оттавио и указывая на чемодан. — Проверьте: миллион долларов купюрами среднего достоинства. Дело за вами, освободите обоих пленников.

— Обоих?! — негодующе воскликнула Полина. — Не говорите, что вы платите за меня! Я никогда не приму этого!

— Примете или нет, мне безразлично, — спокойно отозвалась Лиза. — Вы отняли у меня мужа. Что значат несколько лишних купюр? Теперь, полагаю, мы можем уйти?

— Нет! Еще нет. Я еще не сказал последнего моего слова.

Двойные створки двери распахнулись, и в зал царственно вплыла Торелли в платье из зеленого бархата по старинной итальянской моде. В прорезях рукавов сверкал белоснежный атлас, точно такой, какой обрамлял глубокое декольте. Дивный, прелестный наряд! А как изумительно смотрелся огромный тюрбан, огромный, словно тыква! От Торелли невозможно было глаз оторвать! Однако смотревшие на нее обратили мало внимания на все эти чудеса. Их внимание приковала к себе сказочная драгоценность, которая сверкала на нитке жемчужин с мелкими изумрудами. Химера! В точности такая, какая украшала головной убор ее брата. Уишбоун скромно следовал по пятам своего божества.

Гордясь произведенным эффектом, Торелли поплыла еще медленнее, изящно обмахиваясь веером.

— Божественно! — Оттавио Борджа несколько раз хлопнул в ладоши, встал, подошел к остановившейся Лукреции и подал ей руку.

Взгляд Лукреции остановился на его головном уборе, она протянула к нему дрожащий указательный палец.

— Что это? — вскликнула она сдавленным голосом.

— Химера, моя красавица! Та, которую носил Чезаре. А у тебя ее копия. Изумительная, но копия. Итак, мы наконец собрались все вместе. Как славно, не правда ли?

Торелли, похоже, не услышала ни слова из сказанного братом, она выпустила все свои когти и готова была выцарапать ему глаза.

— Она была у тебя, дьявольское отродье! И ты мне ничего не сказал!

Он покрепче прижал к себе ее руку и расхохотался.

— Она у меня с тех пор, как умер ван Тильден. Но я решил не говорить тебе об этом. Ты получала столько удовольствия, посылая своих гордых рыцарей на поиски нового Грааля. Удовольствия к тому же не платонического, если судить по твоей коллекции драгоценностей. Чудо у тебя на шейке, я думаю, — это подарок господина Уишбоуна? Мои поздравления, дорогой друг! Однако помогите же мне ее успокоить!

Но техасец смотрел не на Оттавио. Ничего не понимая, он смотрел на Лизу, потом на Альдо, потом на Полину, потом снова на Альдо.

— Что все это значит? Что вы тут делаете?

— Не думал, что это тайна, — саркастически ответил Альдо, поднимая руки в наручниках. — Мы, госпожа Белмон и я, вот уже несколько месяцев пленники этой обворожительной семейки, а моя жена имела несчастье десять минут назад принести выкуп в миллион долларов. Что касается вас, дорогой Уишбоун, я не поручусь, что ваша жизнь будет долгой.

Во влюбленном техасце проснулся деловой человек, и он подошел поближе к хозяину дома.

— Выкуп заплачен, как я вижу, вы должны их освободить. Договор есть договор.

Чезаре-Оттавио отрицательно покачал головой:

— Отсюда никто не уйдет, кроме нас и вас, Уишбоун. Вы ведь жаждете жениться на Лукреции? Она ваша, вы ее заслужили! И к тому же нам нигде не будет житься вольготнее, чем в вашей замечательной стране.

— Не помню, чтобы я вас к себе приглашал.

— Почему бы не пригласить? Мы теперь с вами почти что братья.

— Не спешите! Скажите, что вам сделали эти люди?

Красивое лицо Оттавио исказилось гневной гримасой, когда он указал рукой на Полину:

— Эту женщину я предназначал себе в жены, но она предпочла мне вот этого и стала его любовницей!

— Зато я никогда не собиралась выходить за вас замуж, — возразила молодая женщина. — Да, вы развлекали меня, прилично танцевали, но для семейной жизни этих достоинств недостаточно. Но мне и в голову не приходило, что вы опасный сумасшедший.

— Вы слышите, что она говорит? — завопил Оттавио. — Оскорбления следуют одно за другим! Она мне за них заплатит! Дорого заплатит!

Взрыв ярости Оттавио не произвел на Уишбоуна ни малейшего впечатления. С полным спокойствием он задал следующий вопрос:

— Кто будет платить, узнаем после. Чем вам досадил князь Морозини?

— Вы что, ничего не поняли? Он украл у меня эту женщину! К тому же его высокомерие мне претит!

— Если начать уничтожать всех, кто вам не угодил, наша земля мигом избавилась бы от угрозы перенаселения. Перейдем к княгине Лизе, если только она соизволит мне разрешить говорить о ней. — Тут Уишбоун поклонился Лизе. — В чем вы можете упрекнуть ее? В том, что она принесла вам чемодан с долларами? Это единственное ее преступление, и оно вовсе не доставило ей большого удовольствия.

Лиза улыбнулась Уишбоуну с той сердечностью, на какую больше не мог рассчитывать Альдо.

— Ни малейшего удовольствия, господин Уишбоун! Хотя очень бы не хотела вернуться домой вместе с тем, за кого только что заплатила выкуп.

— Прошу тебя, Лиза, не выноси мне приговор до тех пор, пока не выслушаешь меня, — взмолился Альдо.

— Здесь неподходящее место для каких бы то ни было выяснений, — холодно ответила она, даже не взглянув на мужа.

Огорченный техасец вновь повторил свой вопрос:

— Так скажите же мне, чем провинилась княгиня Лиза?

На его вопрос ответила Лукреция:

— Она виновата в том, что замужем за человеком, который дважды оскорбил меня. И самой сладкой местью для меня будет смотреть, как он мучается, видя гибель жены и любовницы. Вот почему ни один из этой троицы не выйдет из этого замка живым.

Не снисходя до разговора с презираемой им женщиной, Альдо обратился к ее брату:

— Вот, значит, кто здесь отдает приказы. А вам, стало быть, отведена роль безгласной мебели. Что ж, почему бы фурии не главенствовать? У нее хватило дерзости и бесстыдства совершить убийство и кражу, даже когда погибал огромный пароход. Она, а не вы убила графиню д’Ангиссолу.

— Да, это сделала я, — с гордостью произнесла Лукреция. — Мы с отцом занимали двойную каюту, и я под предлогом болезни ни разу не вышла из нее, чтобы моя красота не привлекла ко мне ненужного внимания. И я справилась! Вы представить себе не можете, какой я испытала восторг, когда в этом адском кипящем котле я забрала драгоценности, а потом вонзила кинжал в эту женщину. Я поступила, как Людовико Морозини, твой предок, князь! Он изнасиловал, а потом убил Анжелу Борджа, мою прапрабабку, за то, что она не хотела его!

Обстановка не располагала к веселью, и все-таки Альдо улыбнулся:

— Я вижу, что Борджа или те, кто примазывается к ним, не потеряли привычки переписывать историю так, как им понравится. На самом деле все было совершенно иначе. Анжела, чья девственность осталась в далекой, далекой юности, страстно хотела выйти замуж за…

— Может, хватит языками трепать? — вдруг вмешался в разговор Макс, который ненадолго уходил и теперь вернулся. — Напоминаю, что было решено немедленно смыться, как только будут получены доллары и сведены все счеты! Нечего терять время и драть горло из-за всякой ерунды!

— Знай свое место и молчи! — окоротил его «Чезаре». — Мы как раз сводим счеты, как и было предусмотрено договором. Твое дело помалкивать!

— Ну, раз вы настаиваете на своем, ничего не поделаешь. Вы хозяин! Но не обижайтесь, если мы с братьями дадим отсюда деру немедля. Мы хорошо знакомы с французскими тюрьмами, гостеприимство там относительное… А уж если речь зайдет о гильотине!