Она выступила против крестного отца и своей сестры Елизаветы, на которой хотел жениться император Петр III, она заботилась лишь об интересах России, по ее словам. Она хотела видеть на троне просвещенного монарха, пусть иноземку по крови, - в этом она была последовательна и в историческом плане права. Императрица Екатерина II продолжала, по сути, политику императрицы Елизаветы и осуществляла программу преобразований Петра I, философски обоснованную энциклопедистами.

Княгиня Дашкова как участница переворота получила всеевропейскую известность; назначенная первой статс-дамой императорского двора, она скорее тяготилась этой должностью, вскоре умер ее муж, и она подолгу путешествует по странам Европы, встречается с Дидро и с Вольтером, с которыми затеяла переписку императрица Екатерина II, даже поселяется в Англии, чтобы дать европейское образование сыну.

Княгиня Дашкова по ее возвращении в Россию вновь привлекает внимание императрицы, можно подумать, из-за ее сына князя Дашкова, который не мог не приглянуться ей, да она была его крестной матерью. Молодой князь Дашков невольно становится одной из карт в игре светлейшего князя Потемкина у трона с возможными кандидатами в фавориты императрицы, вереница которых удивительна и скандальна вообще и особенно в России, но вполне в русле ренессансных явлений, пусть с обратным знаком, весьма характерных для эпохи Возрождения в странах Западной Европы.

Но любовные страсти одно, а куда важнее положение дел в Академии наук, где чиновники погрязли в хищениях, и Екатерина II находит уникальное решение - назначить собеседницу великих умов Европы директором Академии наук - и не ошибается. Так начинается активная литературная и научная деятельность княгини Дашковой, с поддержкой Державина с его одой «К Фелице», что предопределило его карьеру  как сановника и поэта.

Словом, как императрица Екатерина II, так и княгиня Дашкова, мы видим, - два ярчайших типа ренессансных женщин, каких и в Европе можно сосчитать по пальцам одной руки. Из женщин вне придворного круга можно выделить Марию Алексеевну Дьякову, портрет которой оставил нам Левицкий. Была она дочерью обер-прокурора Сената, была прекрасной певицей; могла бы выступать на профессиональной сцене, что не было еще в ходу.

В нее влюбился Николай Александрович Львов, молодой человек, в глазах обер-прокурора ничем не примечательный, поэт, в будущем известный архитектор; влюбленные решаются на тайное венчание и продолжают жить врозь три года, пока Львов, человек всесторонних интересов, не будет замечен при дворе, и обер-прокурор сдается, но как объявить о тайном венчании? Или венчаться во второй раз явно? Новелла эпохи Возрождения, только в России, да в самой жизни.

Известно, именно в кружке друзей Львова и Левицкий, и Державин обрели среду, в высшей степени благоприятную для развития художника и поэта. Когда Державин, преуспевший не без неудач как сановник и поэт, решил обзавестись своим домом, именно Львов построит его. Дом сохранился, в нем относительно недавно открыт музей поэта.

Далее можно было бы проследить судьбы смолянок и не только тех, чьи портреты в театральных костюмах и позах создал Левицкий, ибо Смольный монастырь, в котором Франческо Растрелли воплотил празднично яркое миросозерцание императрицы Елизаветы Петровны, с открытием в нем института благородных девиц при Екатерине II, конечно же, явление сугубо ренессансное. Здесь достаточно вспомнить блестящую собеседницу Жуковского и Пушкина Александру Осиповну Россет.

Век Александра, шире эпоха Пушкина, Глинки, Брюллова и Лермонтова - необыкновенно богаты блестящими светскими дамами, просто перечислять не имеет смысла, но назвать одну из них, еще совсем юной замеченной императором Александром I, воспетой Пушкиным, здесь следует, это Анна Петровна Керн. Судьба ее складывалась драматически, но она сумела обрести любовь и выработать счастье - уже вне света, по сути, вне дворянского сословия, в новой сфере демократической интеллигенции, которая проповедовала новый гуманизм.

Новый гуманизм - это эстетика и этика классической русской литературы, развитие которой - от лирики и прозы Пушкина, повестей и романов Гоголя, Льва Толстого, Тургенева до Чехова - шло очень быстро, в течение жизни двух-трех поколений, с формированием новой личности и прежде всего личности русских женщин, более цельных и нравственно высоких по сравнению с мужчинами, впадающими в рефлексию. В жизнь входят «тургеневские барышни», одни уходят в революцию, другие заняты жизнетворчеством, и здесь мы видим плеяду русских женщин, родивших и воспитавших поколение 80-х годов XIX века, поколение гениальных художников, поэтов, артистов, революционеров, которые и определяют развитие русской культуры, да и ход мировой истории в XX веке.

Из актрис прежде всего приходит на ум Мария Николаевна Ермолова, образ которой уже на склоне лет запечатлел Серов, когда красота и женское обаяние сменились, как и сказать иначе, гражданственностью и величием высокой личности. Или Вера Федоровна Комиссаржевская, кумир молодых поколений?

Или Мария Федоровна Андреева, по мужу Желябужская, генеральша, увлекавшаяся театром и игрой на любительской сцене, и взошедшая вместе со Станиславским на профессиональную сцену Московского Общедоступного Художественного Театра и в то же время, неведомо ни для кого, словно и для самой себя, вступившая на путь профессионального революционера, что выйдет наружу в дни событий первой русской революции в Москве в декабре 1905 года.

Ее красоту и игру отмечал Лев Николаевич Толстой, да в пору, когда он выступил против искусства. Она была самая красивая из актрис МХТа, по сути, ведущая, но события революции отразились на ее взаимоотношениях со Станиславским, который не понимал, как фойе театра можно превращать в лазарет для раненых (в ходе вооруженного восстания), да актрисе, вместе с Максимом Горьким, с которым она связала свою судьбу, необходимо было покинуть Москву, а затем и Россию.

Эпоха рубежа столетий богата исключительными женщинами. Ныне на слуху Николай Гумилев; его именуют «поэт и воин», на нем отметина великой трагической эпохи, но, по правде, какой он поэт, скорее стихотворец, как и воин (и путешественник) скорее на ребяческом уровне. Так и с женщинами он поступал; поэзия высокой женственности и любви оказывалась для него недосягаемой, и он отступал, бросаясь в случайные авантюры.

Я отнюдь не порицаю его, просто таков он был. Но его выделяют из сонма поэтов Серебряного века две женщины - Анна Ахматова и Лариса Рейснер. Последняя была по складу характера и таланту под стать Гумилеву, ее тоже выделила революция, вознесла, поэтому ныне на нее всячески клевещут, как восхваляют «поэта и воина». О красоте Ларисы Рейснер сохранились восторженные отзывы; правда, фотографии не дают соответствующего представления.

Об Анне Ахматовой ныне много пишут, создают изваяния в виде образа мученицы, но это вне ее лирики и ее судьбы как поэта, пик которой приходится на 1913 год, как она сама невольно отмечает. Гениальность и красота у женщины, видимо, тесно взаимосвязаны; как вянет красота, так гаснет гениальность. Но пора высшего взлета была. Для женщины, особенно поэта, помимо красоты, важна в высшей степени любовь.

Для Ахматовой, как и античной Сафо, любовь - сосредоточие жизни, красоты и творчества, любовь - все. Но где взять мужчин, чтоб хоть один из них выступил сосредоточием всей жизни и мироздания в целом? Ни Гумилев, ни Модильяни, ни другие не потянули, и трагизм этого состояния Анна Ахматова пережила в пике ее молодости, пропела в стихах ее первых книжек столь обнаженно и ярко, с предчувствием конца, что вся дальнейшая жизнь стала воспоминанием, к чему она напряженно по ночам долгие годы прислушивалась в «Поэме без героя».