– Даже после того, как жена родила ему наследника? Не думаю, что это будет легко.

– Да почти что невозможно! Но вам пока неизвестно, что безумную страсть не остановить никакими препятствиями. А у брата именно такая страсть. И для того, чтобы его не упрекали за нее, вынуждая бедняжку Марту прятаться от света, он решил избавить свою возлюбленную от всеобщего внимания… Если все поймут, что он влюблен в другую – в вас, например, – тут Анна-Женевьева слегка вздохнула, – его истинная любовь будет утаена и, укрытая, расцветет полным цветом. Вы меня понимаете?

Еще бы не понять! И надо было быть полной дурой, чтобы не понять этого сразу! Удар попал в самое сердце, но гордость не позволила обнаружить кровоточащую рану. Тон Изабель остался безмятежным.

– Вы хотите сказать, что меня удостоили чести, выбрав как ширму?

– Именно. Я всегда знала, что вы умны. Но не хотела, чтобы вы попались в его силки. Кому, как не мне, знать притягательное обаяние моего брата, но вы не должны стать его жертвой. Ему никогда не избавиться от своей сумасшедшей жены, так что мечты его тщетны. А вам в первую очередь нужно подумать о себе, вы так молоды, так хороши собой! Самое время найти себе достойного мужа, такого же, как нашла себе ваша сестра. Мари-Луиза всегда держалась в тени, в гостиных едва замечали ее присутствие, однако она вот-вот станет маркизой де Валансэ. И это весьма недурно…

– Для девушки-бесприданницы? Для полноты картины вам необходимо было именно это уточнение, не так ли?

Изабель удостоилась откровенно недоброжелательного взгляда.

– Я весьма расположена к Мари-Луизе, равно как и к вам, Изабель, так что никогда бы не коснулась этой темы, – холодно проронила Анна-Женевьева. – Теперь я оставляю вас, кузина, совершенно успокоенная относительно вашего будущего. Я знаю, вы сумели очаровать уже очень многих, и славный титул маркизы будет вам очень к лицу.

– Как моей сестре, я поняла вас. Но вы забыли историю с бантом, которую мы с вами затеяли. Я ее не забыла.

– Боже мой! Какие пустяки! Не придавайте ей значения!

С этими словами Анна-Женевьева выплыла из комнаты. И очень вовремя. Изабель, не в силах более сдерживать свой гнев, запустила бы в нее своей чашкой.

– Стервь породистая, – процедила она сквозь зубы. – Яд, которым ты тут все забрызгала, вылижешь весь до капельки! И с прибавкой, не сомневайся! Войны захотела? Получишь, обещаю! Господи! Как же мне плохо!

Мало ей было черных мыслей, дала знать о себе еще и нога. Не хватало только еще охрометь! Мысль об этом привела ее в ярость, и желание уехать отсюда как можно скорее завладело ею. Домой! Скорее домой! Там не будет десятка любопытных взглядов, смотрящих на нее с притворным сочувствием! Изабель сразу и безоглядно поверила кузине и не сомневалась, что ее объяснение неожиданного внимания герцога Энгиенского к Изабель уже известно всем в замке. Значит, она – всего лишь ширма?!

Случается, что сам Господь Бог приходит на помощь безутешным юным девушкам: час спустя во двор замка въехала карета госпожи де Бутвиль. Слуга привез письмо госпоже принцессе. Госпожа де Бутвиль, готовясь к свадьбе старшей дочери, нуждалась в присутствии младшей.

Однако Изабель не отправилась к матери тотчас же. Едва она дочитала письмо до конца, как к ней в комнату торопливо вошла принцесса чуть ли не со слезами на глазах.

– Вы уверены, дорогая, что ваша дрогоценная матушка находится в здравом уме и твердой памяти? – спросила она. – Какие такие приготовления она затеяла в Преси, если свадьба вашей сестры будет праздноваться у нас? Неужели она могла забыть об этом!

– Я думаю, что матушка имеет в виду приготовления, которые касаются личных вещей Мари-Луизы. Нужно подумать о стольких мелочах и собрать их, чтобы она могла достойно войти в дом своего богатого супруга!

– Да, конечно. Тут я с вами совершенно согласна. Но какая польза от вас в этих сборах? А если просто побыть рядом, то ведь вы провели с ней весь август!

Брови Изабель удивленно поползли вверх. Неужели ее отъезд по какой-то причине огорчает госпожу де Конде? По какой же? Она долго не решалась спросить, но в конце концов все же осмелилась. И удивилась еще больше, когда увидела слезинки в глазах принцессы, которые та поспешила вытереть. А ответом Изабель была потрясена.

– Мы немедленно возвращаемся в Париж в связи с одним очень неприятным делом… И мне бы хотелось, чтобы вы были рядом со мной. Вы знаете, как я привязана к вам и к Франсуа, но теперь герцог Энгиенский решил забрать Франсуа к себе на службу, так что у меня остались только вы. И если вы тоже от меня уедете…

Забыв про больную ногу, Изабель опустилась перед принцессой на колени.

– Я не мечтаю ни о чем другом, как только остаться возле моей любимой госпожи принцессы! Она столько сделала для меня и для моего брата! Мы оба полны благодарности и любви к вам! Я без отлагательств напишу моей дорогой матушке, что уезжаю вместе с вами из Шантийи, что от хромоножки мало будет пользы в ее хлопотах!

Изабель не стала говорить, что помощницей и опорой принцессы могла бы стать ее дочь. Но Шарлотта поняла ее без слов.

– Знаете, бывают минуты в жизни, когда мы нуждаемся в любви, нежности и тепле. Я нисколько не сомневаюсь в привязанности ко мне моей дорогой дочери, но у нее никогда не возникало желания довериться мне и припасть к моей материнской любви. Она – я думаю, что нашла правильное слово, – она закована в броню своей гордыни. Ей кажется, что понять ее может только брат.

– Возможно, потому, что они ваши дети, и оба гордятся этим. Что может быть естественнее?

– Да, конечно. Тем более что скромность долгое время не числилась среди моих добродетелей. Но мы отвлеклись, а я хочу рассказать вам, что произошло в августе, когда вы с Франсуа гостили у вашей матери.

– Мой братец пропадал на реке, и если не купался, то удил рыбу. Мы всегда дожидались его к обеду. Ой, простите меня за болтовню.

– Пустяки! Так вот, у нас в августе случилась большая неприятность, и я очень боюсь тех последствий, какие могут из-за нее произойти. Именно из-за этого мой сын возвращается в Париж, не дожидаясь, когда его туда призовут. Не знаю, доходили ли до вас слухи, что брак с господином де Лонгвилем не принес моей дочери счастья.

– Странно было бы ждать другого! При такой-то разнице в возрасте…

– Главная беда не в этом. Гораздо хуже, что госпожа де Монбазон не пожелала смириться с тем, что ее любовник женился и что его жена так молода и так красива. Она искала предлог, чтобы бросить тень на репутацию герцогини де Лонгвиль, и случай вложил ей в руки оружие. В тот вечер она устроила великолепный прием у себя в особняке на улице Барбет. На приеме присутствовали два молодых человека, которые, поправляясь от ран, находились в это время вдали от армии: Морис де Колиньи, сын маршала де Колиньи, и Жерар де Молеврие. Когда гости разошлись, одна из служанок принесла герцогине де Монбазон два письма, выпавших из камзола кого-то из мужчин. Это были женские письма, и переполняющая их нежность не оставляла сомнений относительно того, какого рода связь соединила молодого аристократа и благородную даму. Первое письмо было прощальным, но во втором говорилось между прочим следующее: «Я страдаю от избытка любви, вы страдаете от того, что лишены ее. Надеюсь, мне не придется сожалеть, что мое решение никогда не возвращаться к прошлому было побеждено».

– Под письмами стояла подпись?

– Какая же вы еще глупышка! Конечно, нет. Такого рода письма не подписывают ни при каких обстоятельствах. Однако это не помешало госпоже де Монбазон тут же объявить, что для нее тут нет никакой тайны, что эти письма выпали из кармана господина де Колиньи, а написала их моя дочь, которая стала его любовницей после отъезда моего зятя. Событие стало главной темой разговоров во всех гостиных, что для меня было совершенно нестерпимо. И для меня, и для моей дочери. Хотя Анна-Женевьева не удостоила даже меня ни единым словом по этому поводу и только повела плечами, а ее супруг сообщил, что женские пересуды не интересуют его ни в малейшей степени. Однако репутация Анны-Женевьевы серьезно пострадала, и я не могу с этим смириться, потому что посягнула на нее Монбазон с кликой «Высокомерных». Я поехала с жалобой к королеве, которая никогда не отказывала мне в своей дружбе. История не понравилась ей до крайности, и она поручила кардиналу Мазарини пролить свет на эти унизительные интриги. Скоро выяснилось, что письма эти принадлежали маркизу де Молеврие, а написаны они были госпожой де Фукероль, его любовницей…