Литмир - Электронная Библиотека

«Я посылаю вам эти оригиналы с просьбой вернуть их через Кёльн, и, нарушая субординацию, я полагаюсь на вашу чрезвычайную осмотрительность, поскольку моя непорядочность может навредить нашим взаимоотношениям с Мантейфелем. Это было бы крайне нежелательно и для официальных, и для личных отношений, так как я искренне уважаю этого человека, и мне будет стыдно, если он подумает, хотя и совершенно безосновательно, что я оставляю его в дураках»19.

Откровенно лживое заявление Бисмарка, будто он своим поступком не «оставляет в дураках» Мантейфеля, похоже, нисколько не насторожило генерала. Этот набожный, истинный, «заново родившийся» христианин, генерал Леопольд фон Герлах согласился соучаствовать в непорядочности, поскольку камарилью устраивала крапленая христианская мораль. Герлах предпочел не заметить того, что Бисмарк манкировал своим дипломатическим долгом и предал Отто фон Мантейфеля, назначившего его посланником. Приняв условия игры, предложенные Бисмарком, генерал доказал, что камарилья научила его поступаться этическими принципами.

В феврале 1852 года Бисмарк в письме Леопольду фон Герлаху назвал себя его «приемным дитем в дипломатии»20. И это письмо, и десятки других аналогичных посланий Бисмарка своему «дорогому патрону и другу» Иоганнес Вилльмс назвал «словесными фиглями-миглями, демонстрирующими, какими ужимками и прыжками формировалось политическое могущество Бисмарка»21. Я вижу в этих скетчах усердного ученика, старающегося показать своему наставнику, как блистательно он понимает реалии, разбирается в людях, ситуациях и конфликтах. Мало того, он хочет, чтобы о его идеях, способностях и деловитости через «дорогого патрона и друга» знал и король.

С двумя серьезными угрозами Бисмарк столкнулся в начале своей службы во Франкфурте. Первую угрозу представляла группировка противников Мантейфеля и Герлаха, состоявшая из дипломатов и недипломатов. Бисмарк писал об этих людях в мемуарах:

«Партия или, вернее, coterie[21], названная именем Бетмана – Гольвега, имела прямое отношение к графу Роберту фон дер Гольцу, человеку необычайно компетентному и энергич-ному…»22

Надо сказать, Роберт фон дер Гольц всегда считал, что он должен был стать министром иностранных дел, и не терпел Бисмарка. Гольштейн в своих «Memoirs» красочно описал эпизод, иллюстрирующий их соперничество:

«Бисмарк любил рассказывать о том, как однажды, когда он еще не был чересчур занят делами, к нему во Франкфурте заявился Гольц только для того, чтобы облить грязью всех и вся. Уходил он через двор, где на него со злостью залаяла сторожевая собака. Бисмарк, все еще под впечатлением от малоприятного разговора, высунулся из окна и прокричал ему вслед: “Гольц, не укуси мою собаку!”»23

Вторую угрозу Бисмарк создал себе сам. В марте 1852 года он ввязался в дуэль. История вышла презанятная. В самом начале службы посланником на одном из заседаний узкого совета председатель граф Тун задымил сигарой. По негласной традиции курить во время заседаний имел право только австрийский посланник, как президент союзного совета. Бисмарк, желая продемонстрировать равенство Пруссии, тоже затянулся сигарой. Бисмарк по неосторожности рассказал об этом случае барону Георгу фон Финке (1811–1875), депутату прусской нижней палаты от Хагена в Вестфалии. Все знали горячий нрав Финке, он прославился как самый пламенный парламентский оратор, а в студенческие годы, подобно Бисмарку, был отъявленным дуэлянтом24. Финке нравилось подзуживать Бисмарка. По описанию Германа фон Петерсдорфа, «на его пухлом, мясистом лице, окруженном светло-рыжей бородой, всегда присутствовала издевательская улыбка, и вся его внешность излучала самоуверенность и вольность поведения… Битва была его стихией»25. О том, что случилось потом, Бисмарк поведал теще:

«Во время дебатов в прусской нижней палате он (Финке) обвинил меня в недостатке дипломатической порядочности, сказав, что все мои достоинства пока сводятся к умению «дымить сигарой». Он намекал на инцидент во дворце союза, о котором я доверительно рассказал ему как о чем-то банальном, но забавном. Я ответил, что его замечание выходит за рамки не только дипломатической, но и обыкновенной порядочности, которую можно было бы ожидать от любого воспитанного человека. На следующий день он прислал секунданта герра Заукена-Юлиенфельде с вызовом на дуэль четырьмя пулями. Я принял вызов после того, как было отвергнуто предложение Оскара драться на саблях. Финке попросил отсрочки на сорок восемь часов. Я согласился. В восемь утра 25-го (марта) мы поехали в Тегель к очень живописному месту на берегу озера. Стояла прекрасная погода, птицы распевали на разные голоса, и меня сразу же покинули мрачные мысли. Я старался не думать об Иоганне, чтобы не дать слабину. Я взял с собой Арнима, Эберхарда Штольберга и брата, выглядевшего очень подавленным, как свидетелей… Бодельшвинг (кузен министра и Финке) выступал в роли нейтрального свидетеля. Он сказал, что условия слишком жесткие, и предложил каждому произвести по одному выстрелу. Заукен, представлявший Финке, согласился и предложил, что они готовы отвести вызов, если я принесу извинения за свои ремарки. Поскольку я не мог сделать это, находясь в здравом уме, то мы взяли пистолеты, по команде Бодельшвинга выстрелили, и оба промахнулись… Бодельшвинг залился слезами… Смягчение условий меня злило, и я предпочел бы продолжить дуэль. Поскольку никто не был обижен, я тоже ничего не мог сказать. На этом все закончилось. Мы пожали друг другу руки»26.

Жизнь Отто фон Бисмарка могла оборваться 25 марта 1852 года, если бы Карл фон Бодельшвинг не предложил изменить условия дуэли, либо он мог убить Финке, что почти наверняка повредило бы его карьере. Ничего этого не случилось. Бисмарк остался жив. Но все могло сложиться иначе.

Бисмарк все больше входил в роль важного дипломата, продолжая информировать о своей деятельности патрона Леопольда фон Герлаха. В августе 1852 года Бисмарк начал свое письмо такими словами: «Я живу здесь во Франкфурте как Бог». Он перефразировал известный немецкий афоризм «Я живу как Бог во Франции», означавший не что иное, как «Мне здесь нравится», заменив Frank-reich на Frank-furt27. (Редакторы «Собрания сочинений Бисмарка» с типично немецким отсутствием чувства юмора пометили: «Так в оригинале, возможно, опечатка».) Бисмарк писал:

«И эта мешанина из напудренных париков, железных дорог, деревенских помещиков на Бокенхайме (Бисмарк жил на аллее Бокенхаймер, 40. – Дж. С.), дипломатического республиканизма и парламентской ругани настолько мне подходит, что я не променял бы этот пост ни на какой другой во всем мире, кроме трона, занимаемого его величеством, если, конечно, меня заставила бы его принять под нестерпимым давлением вся королевская семья»28.

Имея в виду место своей службы, Бисмарк в послании сестре с сарказмом процитировал слова Гейне: «O Bund, Du Hund, du bist nicht Gesund!»[22] и предсказал, что этот «стишок при единодушном согласии скоро станет германским национальным гимном»29. Глумясь над союзом, Бисмарк понимал, что для малых государств Пруссия всегда будет представлять больше угрозы, чем Австрия, и они будут тянуться к габсбургской монархии. Меньше докучать им будет слабый, а не сильный защитник, что и подтвердил впоследствии своими действиями Бисмарк.

2 декабря 1851 года Луи Наполеон Бонапарт, избранный президент Второй Французской республики, совершил хорошо спланированный и бескровный государственный переворот против конституционного строя. Coup d’etat во Франции кардинально изменил политическую и дипломатическую ситуацию в Европе. Не будь переворота, Бисмарк не смог бы объединить Германию. Луи Наполеон был таким же пленником воспоминаний о прошлом, как и консерваторы в Пруссии. Он должен был воссоздать империю своего дяди для того, чтобы привести в исполнение миф, содействовавший его избранию президентом. Статья 1 новой конституции гласила: “La Constitution reconnat, confirme et garantit le grands principes proclam s en 1789, et qui sont la base du droit public des Français[23]. Следовательно, ему надо было решить замысловатую задачу: одновременно и поддерживать и отвергать благородные революционные лозунги «свободы, равенства и братства». Но прежде всего ему была нужна императорская корона, и 7 ноября 1852 года сенат восстановил титул императора. Диктатор стал называть себя Наполеоном III, а не Луи Наполеоном. Затем с такой же неизбежностью, с какой ночь сменяет день, Наполеон III должен был сделать следующий шаг: встать в наполеоновскую позу и в международных делах и разрушить баланс сил, который недавно восстановила Австрия.

вернуться

21

Компания, клика (фр.).

вернуться

22

«О союз, ты гончий пес, ты нездоров!» (нем.)

вернуться

23

«Конституция признает, подтверждает и гарантирует действенность великих принципов, провозглашенных в 1789 году и служащих основой гражданских прав французов» (фр.).

38
{"b":"216026","o":1}