Не так просто понять характер революции 1848 года. Собственно, происходила не одна революция, их было множество и самых разных, они имели место и в самих государствах, и в отношениях между государствами. Можно сказать, в Германии происходило тридцать девять революций – в таких больших королевствах, как Пруссия или Бавария, и таких карликовых государственных образованиях, как княжества Рёйсс старшей и младшей ветвей, одним из которых правил Генрих XX, а другим – Генрих LXII (и это не опечатка)67. В империи Габсбургов революций можно было насчитать почти столько же, сколько и национальностей: они возникали и в немецких, чешских, венгерских, итальянских, польских городах, и в некоторых сельских местностях, где сохранялось крепостничество (robot). Попытки создать единое германское государство сразу же вызвали споры по поводу того, что же считать Германией. В империю Габсбургов входили и германские, и негерманские государства. Каждое отдельное королевство, герцогство, княжество имело собственную феодальную конституцию и своего короля, князя, герцога, графа, маркграфа, ландграфа или иного сюзерена. Немецкие националисты, мечтавшие о «великой Германии», считали историческими германскими землями, например, Богемию и Моравию, в которых большинство населения состояло не из немцев. Германское единое национальное государство должно было включать в себя такие «навеки соединенные» герцогства, как Шлезвиг и Гольштейн, сюзереном которых, хотя только Гольштейн входил в Германский союз, был датский король. Вздорили между собой сословия и регионы, предприниматели и рабочие, бунтовали ремесленники, сопротивлявшиеся внедрению квалифицированных профессий, и упертые либералы, требовавшие применять принципы свободного рынка и в закрытых корпорациях. Размывание тысячелетних прав на леса и поля задевало и интересы Бисмарка, и всего социального класса, столкнувшегося с угрозой лишиться даже таких мелких привилегий, как право на получение десятой доли сбора меда с каждого улья, имевшегося у крестьянина.
Свирепые схватки завязались по всей Европе, а националисты включились в борьбу за создание своих отдельных государств. Карл Альберт, король Пьемонта, следуя самопровозглашенному лозунгу l’Italia far da se («Италии – быть»), отправил армию в Ломбардию, где радикалы-республиканцы восстали и против Пьемонта, и против имперских сил режима Габсбургов. Избежали волнений только две великие державы: на западе – Великобритания, уже имевшая и либерализм, и конституцию, и средний класс (хотя радикалы вроде преподобного Фредерика Мориса тоже в 1848 году ожидали со дня на день революцию), а на востоке – Россия, где не было ни того, ни другого, ни третьего.
Внезапно не стало цензуры, господствовавшей в продолжение двадцати пяти лет, и радикалы, консерваторы и либералы всех мастей дружно начали выступать с речами, выпускать листовки и издавать газеты. Калейдоскоп лиц, местностей, проблем, наследий, традиций, конфликтов и законодательных актов ставил в тупик современников и продолжает смущать историков, которым приходится сначала понять события, а уж потом их описывать.
Короли и князья поначалу запаниковали, а когда прошел первый шок, поняли, что у них все еще есть армии, пусть оскорбленные и униженные повстанцами, но по-прежнему сильные и чаще всего располагавшиеся, как в Пруссии, вне бунтующих столиц. Австрийские войска в Северной Италии начали восстанавливать контроль над Ломбардией и Венецией и 17 июня подавили восстание чехов в Праге. С 23 по 26 июня генерал Кавеньяк усмирил восстание рабочих в Париже, вписав в историю так называемые «июньские дни». 24 и 25 июля маршал Радецкий разгромил пьемонтскую армию Карла Альберта и восстановил австрийское господство в Северной Италии. Старый режим почувствовал себя увереннее.
В Пруссии консерваторы, собравшиеся вокруг братьев Герлах, начали внутреннюю контрреволюцию, создав ministre occulte, тайное теневое правительство, окопавшееся в королевском истеблишменте и получившее название «камарильи». Поскольку новые конституционные пертурбации никак не повлияли на право короля распоряжаться армией, то генерал Леопольд фон Герлах и его брат, старший судья Эрнст Людвиг фон Герлах стали главными вдохновителями и организаторами теневого кабинета, подключив к нему генерал-адъютантов короля и различных министров королевского двора. Ганс Иоахим Шёпс писал о Леопольде фон Герлахе:
«Пользуясь дружбой с Фридрихом Вильгельмом IV – их связывало глубокое духовное родство, – Герлах после 1848 года оказывал огромное влияние на политику Пруссии. Его часто посылали с дипломатическими миссиями. На ежедневных кофейных докладах к его советам и мнениям прислушивались больше, чем к сентенциям министра-президента… С другой стороны, поскольку люди в ближайшем окружении короля не стремились к власти – Герлах был слишком щепетилен в таких делах, – то камарилья отличалась полным отсутствием какой-либо организации»68.
Королевскому правительству, как, впрочем, и нынешним президентским кабинетам, была свойственна еще одна особенность: огромный потенциал обретения власти и влияния посредством личных отношений. Если вы имеете возможность видеться с королем каждый день и в особенности наедине, то вы уже обладаете властью вне зависимости от того, какой пост или место занимаете в иерархии. Леопольд фон Герлах пил кофе с королем каждый день. У него была власть.
В 1850 или 1851 году Леопольд фон Герлах стал президентом «Берлинского общества распространения христианства среди евреев», взявшись за исполнение тех же функций, которые обозначил его основатель генерал Иоб фон Вицлебен. Точная дата неизвестна из-за отсутствия докладов общества за эти годы69. Как и генерал Иоб фон Вицлебен, Леопольд фон Герлах сочетал занятия делами христианства с должностью генерал-адъютанта. Антисемитизм утверждался в высших эшелонах прусского общества, а заметное участие евреев в революции лишь способствовало этому. Фон дер Марвиц пророчески предупреждал в 1811 году: либерализм приведет к тому, что «наша древняя и любезная Бранденбург-Пруссия превратится в махровое еврейское государство»70.
21 июня Бисмарк сообщил брату о том, что уезжает в Потсдам «для политических интриг», а 3 июля уже писал Александру фон Белову-Гогендорфу:
«На прошлой неделе я был в Потсдаме, где встречался с лицами высокого и очень высокого положения, которые излагали свои позиции гораздо решительнее и яснее, чем можно было ожидать с учетом всего того, что произошло. Я также смог убедиться, получив возможность взглянуть на конфиденциальное письмо царя, в том, что война с Россией существует только в воображении до тех пор, пока не разразится гражданская война здесь и наш правитель не призовет русских на помощь. Обо всем остальном – в устном изложении»71.
В тот же день, 21 июня 1848 года, образовалось «Общество за короля и отечество», полулегальная ассоциация юнкеров-лендлордов, имевшая не более десяти – двадцати членов в каждой провинции. Они должны были вступать в другие организации, не ставя их в известность о существовании такого общества, оказывать влияние на местное население и докладывать в центральный комитет в Берлине о настроениях в целом по стране. Действовали как открытый, так и тайный комитеты. Последний возглавлял Людвиг фон Герлах72.
Камарилья понимала, что недостаточно ни открытой, при королевском дворе, ни тайной деятельности. Нужны и другие рычаги политического влияния, в том числе и собственная газета. Об этом шли разговоры и до 1848 года, но дальше разговоров дело не пошло. Теперь, в эру относительной демократии консерваторы особенно остро ощутили необходимость в печатном рупоре. Бернхард фон Бисмарк так описывал трудности, с которыми они столкнулись:
«Хотя финансовое положение и платежеспособность владельцев поместий были весьма зыбкими, и мои в особенности, мне удалось своим примером, устными и письменными убеждениями собрать деньги на поддержку консервативной прессы. Подписав гарантийное письмо и получив в кредит несколько тысяч талеров, я, мой брат и Клейст-Ретцов оплатили первоначальные расходы. Иначе газета закрылась бы, едва появившись»73.
